– Да нет, не думаю. Дело в том, что не каждого можно подвергнуть гипнозу, хотя я буду тебя учить и этому. И тем более это тяжело сделать, если человек сопротивляется. Ведь сознание человека – как эта лампочка, посмотри на нее, она такая теплая и такая яркая… такая теплая и такая яркая… так приятно на нее смотреть и думать, что ничего нет в мире, кроме этого яркого тепла… сядь спокойно, расслабься… плыви по воздуху к лампочке… и не надо ни о чем думать… на счет «три» возвращайся! Раз! Два! Три! Вера вздрогнула. Жанна находилась у нее за спиной, хотя Вера была уверена, что только что была напротив нее за столом. – Ну вот, ты примерно прочувствовала на себе, как это может быть. Сейчас это с тобой получилось, потому что ты немного устала и была неготова к этому. Я перевела твое внимание на лампочку, зациклила все твое сознание на ней и отключила твое критическое восприятие происходящего. То есть в цепочке «вопрос – осмысление – ответ» я выбила среднее звено. – И все следователи это умеют? – бойко спросила Вера с восторженной заинтересованностью. – Научи и меня! Жанна внимательно посмотрела на Веру и после паузы снова улыбнулась своей лучистой улыбкой: – Конечно, прямо сейчас и приступим… Вера сделала вид, что слушает Жанну оживленно и внимательно. Слушала только одной частью своего располовиненного сознания, а вторая часть обдумывала то, что произошло. Жанна погрузила ее в гипноз, и она совсем не помнит, что с ней происходило. Сколько времени она была отключенной – тоже сказать трудно, но по своим ощущениям (ноги от сидения на стуле не затекли, спина от неподвижности не устала) – видимо, не больше нескольких минут. Однако и за несколько минут у отключившегося человека можно выяснить многое. Задавала ли ей Жанна вопросы, и если да, то какие именно? В общем-то, никаких тайн у нее ни от кого и нет. Разве что об этом инциденте в Ботаниках? А может, в день приема в Университет в этом кабинете она тоже была под гипнозом? В любом случае сейчас ничего изменить нельзя. Можно только впредь быть все время настороже и не допускать таких ошибок… И еще одно: Жанна – очень опасный человек, с ней нужно быть предельно осторожной. То, чему Жанна должна была научить Веру за двадцать дней, Вера успела освоить за полторы недели. Несколько раз Вера сама подвергала тестируемых гипнозу, да и без гипноза все чаще «раскалывала» этих бедолаг, узнавая их грехи перед Республикой. Но в отличие от Жанны, ей не хотелось лезть в те темные уголки человеческих душ, в которых хранился всякий зловонный хлам, до которого Республике нет никакого дела. Жанна это заметила и истолковала правильно – как пассивное осуждение ее действий. Еще Жанну заметно пугали успехи Веры, ступившей на черту, за которой хранились знания, открывать которые Жанна не хотела. Но срок обучения не закончился, а Вера с простоватой напористостью ставила перед инспектором-психологом такие вопросы, на которые ни соврать, ни отмолчаться та не могла и поэтому была вынуждена выдавливать из себя информацию. Они по-прежнему играли в наставника-обучаемого, почти в приятельниц, но испытывали все нараставшую антипатию, скрывали это чувство, а также делали вид, что не замечают неприязни другого. И в этой игре, которая была не хуже самого обучения, против огромного опыта и беспредельного цинизма Жанны выступали гибкий ум, холодное самообладание и раздвоенное сознание Веры. Однажды поздно вечером, когда психологический диспут почти перешел в бабский треп о человеческих пороках, Жанна снова попыталась отключить Веру. Вера вовремя поняла это и попробовала прикинуться загипнотизированной, но что-то сделала не так, и Жанна обнаружила фальшь в ее «оцепенении». Она как ни в чем не бывало посоветовала Вере идти отдохнуть, но на следующее же утро доложила куда-то о необходимости досрочного прекращения обучения кандидата в следователи Веры Пруднич ввиду успешного овладения курсом психологических дисциплин. 7 Вера находилась в одном из самых тайных мест Муоса – в следотделе. Так был назван маленький отсек бункера Штаба, в котором, кроме комнаты следователей с четырьмя полками для сна, было еще два помещения – камера хранения инвентаря и кабинет начсота, единственным украшением интерьера которого, не считая стола, стула и койки, был огромный сейф во всю стену. Она помнила присягу в Урочище, ожидала чего-то подобного и при посвящении в следователи. Однако посвящение, как и все в жизни следователей, было напрочь лишено пафоса и внешнего действа. Единственной исключительной особенностью этого ритуала было обязательное участие всех следователей – пока все следователи не являлись, посвящение не проводилось. Следователи безучастно сидели на нижних полках для сна или стояли, опершись о лишенную штукатурки стену, и без всякого интереса наблюдали за происходящим. Девять следователей, начсот и Вера. Убедившись, что собрались все, начсот монотонно сообщил: – Это одиннадцатая, которая пришла вместо четвертого. Ее абсолютный номер – тридцать семь. Сегодня с пятого по десятый переходим на один счет вперед. Одиннадцатая становится десятой… Вера не сразу разобралась в череде числительных. Следователь (ее следователь) говорил, что одним из гарантов отказа от штатской жизни является отречение от своего имени. Следователи называют себя не по именам, а по числам – от одного до десяти: «Первый следователь», «Второй следователь» и так далее. Погиб Четвертый следователь, для восполнения десятки призвали Веру, после чего пятый следователь становится четвертым, шестой – пятым… А Вера, соответственно, становится десятой. Привлекший ее следователь был одним из самых старых в следотделе – он был Вторым следователем. Единственной новостью для Веры было то, что она еще до посвящения значилась Одиннадцатым следователем. А потом она узнает значение присвоенного ей абсолютного номера: она является тридцать седьмым человеком, прошедшим процедуру посвящения в следователи, и это же значит, что в замыкаемом ею ряду двадцать семь следователей числятся погибшими. Все так же спокойно, как будто проверяя домашнее задание, начальник следотдела последовательно задал всем своим подчиненным вопрос: – Первый, если десятая нарушит Закон, откажется быть следователем или не убьет себя, когда не сможет быть следователем, что ты сделаешь? – Ликвидирую ее! – Второй, что ты сделаешь? – Ликвидирую. – Третий? – Убью ее… Все это было записано в Уголовном законе – обязанность каждого из следователей ликвидировать своего коллегу, если тот не сможет или не захочет выполнять свою работу или преступит Закон. И все же от этого зловеще спокойного, странного и страшного ритуала у Веры по спине прошел холодок. Каждый из следователей сообщал о готовности убить ее настолько безразлично и спокойно, что не оставлял сомнения в истинности своих слов. – Десятая! Если один из следователей нарушит Закон, откажется быть следователем или не убьет себя, когда не сможет быть следователем, что ты сделаешь? С непривычки Вера не сразу сообразила, что обращаются к ней, но потом спохватилась и поспешно, но уверенно ответила: – Я убью его. Начальник следотдела, едва дослушав Веру, сообщил: – Расходимся. Десятая и третий, зайдите ко мне. И все! Это и была процедура посвящения: никакой присяги, никаких торжественных клятв, никаких атрибутов – только пресное обещание о взаимном убиении. Но Веру интересовал еще один вопрос. Она остановила, коснувшись рукой плеча Второго следователя, который уже собирался уходить. За все время посвящения он не обращал на Веру никакого внимания, как будто не он раскрывал убийство всей ее семьи, не он отвел ее к диггерам, а потом – в спецназ, и не он привел ее в следователи. Вера спросила прямо: – Скажите, когда я стала считаться одиннадцатым? – Когда я тебя привел в келью. – И на Одиннадцатого следователя распространяется сорок девятый параграф о ликвидации, если он не станет справляться или решит отказаться? – Никто, кроме следователей, не должен обладать теми знаниями, которыми я с тобой делился. – Но ведь вы говорили, что пути обратно не будет только после посвящения? – Слова «только» я тебе не говорил. Я тебе сказал правду о том, что передумать после посвящения ты не сможешь. Сообщать Одиннадцатому следователю о том, что он лишается права выбора уже после прихода в келью, не принято. – И если бы я передумала или не потянула обучение, меня бы ликвидировали? Ты бы ликвидировал? – совершенно спокойно, перейдя на «ты» и глядя прямо в глаза своему наставнику, спросила Вера. Но ни одна черточка на лице этого человека не показала, что он растерян, смущен или о чем-то сожалеет. – Я уже ответил на твой вопрос. Мне пора… II. Чистильщики 1 Шестой следователь Республики (абсолютный номер – тридцать семь), капитан Сил Безопасности, называвшаяся когда-то Верой Пруднич, находилась в знакомом для нее кабинете штабного бункера. Здесь она бывала уже дважды, и после каждого такого посещения линия ее жизни закладывала лихие виражи. Последний раз – несколько лет тому, когда обсуждала с командованием план будущей войны с диггерами. Войны, которая так до сих пор и не окончена и поглощает все ресурсы Республики. Большую часть рабочих и ополченцев после первых месяцев войны вернули в поселения, но тех рабочих рук, которые были заняты на саперных работах, очень не хватало для уборки урожая и прочих работ в тылу. Из-за этого многие поселения не выполняли нормы по сбору урожая и отказывались платить налоги. Занятые на войне с диггерами войска образовали в безопасности слабеющей Республики брешь, которой не преминули воспользоваться бунтари и преступники. Значительно увеличилась статистика бунтов и случаев неповиновения, убийств, краж, разбоев, и из-за этого работы у следователей только добавилось. В архиве следотдела лежат уже десятки рапортов Веры об успешном расследовании убийств, бунтов, саботажей. Ею казнено или отправлено на каторгу немало преступников: маньяков, воров, изменников, недобросовестных инспекторов и администраторов. Пожалуй, Вера стала одним из самых успешных следователей в истории Муоса, но не благодаря этому она сейчас значилась Шестым следователем. Просто за два года погибло четыре следователя, и такой «естественный отбор» продвинул Веру Пруднич по карьерной лестнице на четыре ступени вверх. За прошедшие годы спартанская обстановка этого кабинета не изменилась. Даже карта Муоса на весь стол лежала все та же. Вот только края карты заметно поистрепались, да тут и там виднелись пятна от опиравшихся на нее немытых рук и потеки от пролитого чая или чего-то другого, что принято пить в штабном кабинете. Когда Вера вошла в кабинет, генерал – может быть, и случайно – стал между нею и картой, загородив своим широченным торсом почти весь стол. Но беглого взгляда хватило, чтобы нематериальная копия карты со всеми ее обозначениями зафиксировалась в памяти Веры. Еще несколько мгновений потребовалось Вере, чтобы расшифровать неаккуратные размашистые обводы, значки, крестики и подчеркивания. И все это говорило о том, что конец войне с диггерами придет не скоро, особенно красноречиво вопили об этом множественные вопросительные знаки, некоторые обведенные кружочками, а некоторые перечеркнутые или нервно затушеванные. С холодным безразличием Вера вспомнила слова китайского мудреца о трудностях, ожидающих ловца черной кошки в темной комнате, подразумевая под кошкой диггеров. Генерал тоже не изменился, вот только почему-то старался не смотреть Вере в глаза. Теперь перед ним стоял не полуголый кандидат в Силы Безопасности и даже не лейтенант спецназа. Он общался с капитаном следотдела, которая при определенных обстоятельствах имела право арестовать его и казнить… Вере же прятать глаза было незачем, и она с профессиональным интересом наблюдала за генералом, пытаясь отгадать, что же могло так тревожить одного из самых могущественных людей в Муосе. Дайнеко, отмучив череду ничего не значащих формальных фраз, кивнул начсоту, стоявшему рядом с Верой, после чего отвернулся к карте, делая вид, что он не так уж обеспокоен поводом, по которому вызвал Веру и ее командира. Еще по пути в бункер Вера гадала, знает ли начсот о цели вызова в Штаб. До этого он всегда сам получал задания и сообщал о них подчиненным следователям. Поэтому Вера резонно предполагала, что очередное задание имеет какую-то чрезвычайную государственную важность. Но то, что она услышала, привело ее в замешательство. – Шестой следователь, насколько я знаю, вы в достаточной мере владеете историей Муоса? – начал начсот. Вера промолчала. – Шестой следователь, вы помните, что Республика образовалась в результате Великой Революции, объединившей Америку, Центр, Партизан, Нейтральную и часть дальних поселений, а также отвоеванные у ленточников территории. Но помните ли вы, что явилось началом Великой Революции? – Начсот, восстание одного из поселений Америки, распространившееся на весь этот клан. – Шестой следователь, а что явилось поводом к восстанию? – Начсот, убийство Президента Америки одним из пришлых, которого называли Дехтером. – Шестой следователь, теперь я скажу, почему он был убит. По обнародованной версии, Дехтер просто возжелал освободить жителей Америки от диктатуры и ценой своей жизни даровал им свободу. Для обывателей – вполне приемлемая легенда. Но если бы вы как следователь решили проанализировать эти события, натолкнулись бы на ряд вопросов, ставящих рядом с официальным объяснением большой вопросительный знак. Дехтер находился в Америке всего два дня, взаимоотношения тогдашних кланов ему были малопонятны, и цель его экспедиции была совсем другая. Его действия можно было бы объяснить попыткой вырваться из плена, но все говорило об обратном. Материалы расследования (а к этому происшествию привлекли следователей тогдашнего Центра) говорили о том, что он в последние секунды жизни уничтожал какой-то прибор. Исследования специалистов подтвердили, что этим прибором являлся компьютер (надеюсь, ты слышала об этих устройствах), дистанционно связанный с каким-то механизмом. Именно о наличии данного механизма Президент сообщил Дехтеру, быть может, пытаясь склонить к сотрудничеству, и именно это стало поводом для решительных действий последнего. После этого следователи стали искать то, с чем был связан уничтоженный Дехтером прибор. Я опущу подробности о том, кого из американцев, выживших после Революции и Последнего Боя, допрашивали и пытали… Мы нашли то, что искали, но это уже не моя тема… Начсот, закончив свой монотонный доклад, сложил руки в замок за спиной и с безразличием уставился в пол. Генерал Дайнеко снова взял на себя неприятную роль докладчика: – Это был заряд, спрятанный Президентом на станции Октябрьская. Атомная бомба, привезенная им с военной базы, на которой американцы дислоцировались до начала экспансии в Муос. Ты, капитан, понимаешь, что такое атомная бомба? Стоит ли объяснять, что обнаружение и изъятие заряда было засекречено. Очень немногие узнали о его существовании, я имею в виду – немногие из тех, кто еще жив. Дайнеко многозначительно посмотрел на Веру, сделав ударение на последней фразе. С недовольством отметив для себя, что его угроза-предупреждение на Веру не произвела никакого впечатления, генерал дал слово четвертому человеку, находившемуся в кабинете. Дайнеко сухо представил его как члена Ученого совета, но Вера помнила этого ученого еще по Университету. Старый физик Варнас, похоже, косил под Эйнштейна: такие же длинноватые редкие волосы, зачесанные назад, и пышные усы. Только все это у него было ярко-рыжего цвета, отчего сходство с кумиром было весьма отдаленным, да и бесполезным, потому что мало кто из живущих в Муосе знал, кто такой Эйнштейн, а еще меньше видели его фото. И все-таки Вера входила в это меньшинство. Было слово «Варнас» именем, фамилией, кличкой или псевдонимом – никто не знал, потому что ученый от студентов требовал, чтобы его называли не иначе как Член Ученого совета. Высокомерие профессора объяснялось той отраслью науки, которой он занимался: электрофизика и энергетика являлись в Муосе полусекретными, почти сакральными знаниями, в которые посвящались немногие. По большому счету даже обычные электрики стали замкнутым профессиональным кланом, на который полудикие поселенцы смотрели как на полубогов, способных творить чудеса в виде загорания лампочек и приведение в движение электрических механизмов. Ядро этого клана составляли работники геотермальной электростанции, местонахождение которой было совершенно секретной информацией. И на верхушке этой иерархии гордо стоял профессор Варнас, курировавший в Ученом совете энергетические вопросы и по статусу имевший право открывать ногой дверь в любом кабинете Инспектората. Однако теперь Варнаса было трудно узнать. Военные – пожалуй, единственная каста, которую он все-таки побаивался. И как раз перед ними ему предстояло не выступать в качестве всеведущего научного докладчика, а отчитываться о чудовищном происшествии, косвенным виновником которого он был. Дрожащим голосом он поведал, обращаясь почему-то только к Вере: – Капитан, мне сообщили, что вы достаточно образованы, несмотря… э-э-э… на тот род деятельности, которым занимаетесь. Так вот, я надеюсь, вы в общих чертах представляете, что могло бы случиться, если, скажем, этот Славински привел бы в действие заряд… Собственно, в таком случае можно говорить о конце существования мира под названием Муос. Но слава Богу, этого не случилось и заряд был извлечен с Октябрьской и перемещен в… э-э-э… один из научных бункеров. Не удивляйтесь этому. Исследование взрывного устройства – это отнюдь не праздный научный интерес. Мы исследовали возможность использования заряда в энергетических целях… Вы даже не представляете, какая энергия скрыта в том ящике. Будь наши исследования удачны, мы могли бы вести речь об открытии второй электростанции, по мощности не уступающей геотермальной, которая была бы работоспособной в течение нескольких десятилетий… Но так бывает в науке: мы убедились, что пока наши возможности слишком скромны, чтобы осуществить такой крупномасштабный проект. Работы по исследованию заряда недавно были свернуты, и, чтобы освободить лабораторию от такого опасного груза, было решено переместить заряд на неопределенный срок в один из глубоких заброшенных неиспользуемых бункеров за пределами населенной части Муоса… Но за день до назначенной даты прихода военных с целью сопровождения обоза на бункер напали, весь персонал и охрана были уничтожены, а заряд пропал… Вот, собственно, и все. – Нет, не все, – рявкнул генерал. – Вы забыли упомянуть о том, кого мы не нашли среди трупов. Полковник, напомните профессору. Без особого энтузиазма начсот сообщил: – На начальной стадии к расследованию подключился Первый следователь. Учитывая, что среди убитых сотрудников лаборатории не был найден только труп начальника лаборатории Якубовича, в качестве основной отрабатывалась версия о его соучастии в нападении. В пользу этого свидетельствовал тот факт, что обе двери лаборатории были не взломаны, а именно открыты изнутри. Он же был единственным, кому сообщалась дата прихода конвоя для отправки груза – остальной персонал этого не знал. Но самое важное теперь не это. Важно то, что нападение совершили чистильщики. Причем в захвате участвовало очень много людей, я думаю, что для этого объединились все или почти все разрозненные группы чистильщиков. Несмотря на то, что дверь была открыта изнутри, данные осмотра свидетельствуют об отчаянном сопротивлении охраны и персонала лаборатории. Трупы своих чистильщики унесли с места боя, однако нам удалось найти место их захоронения. В результате эксгумации достоверно установлено, что это были именно чистильщики: на это указывают давние термические клейма в лобной области каждого из них. Кроме того, две научные сотрудницы, очевидно, не участвовавшие в сопротивлении и поэтому взятые в плен, стали жертвами ритуального убийства – их трупы найдены в лаборатории. Это пока вся информация…