— Пожалуйста. — Что касается оружия, то тут поинтересней. Все три ранения идентичны, определяются как ушибленные и полукруглые. Так что это точно холодное оружие. Холодное оружие с изогнутым клинком. Слова Бастьена заставили Адама содрогнуться всем телом. Взгляд сирийца второй раз остановился на неподвижном Килани. Слабосильный исполнитель преступления. Изогнутый клинок. В «Джунглях» ливиец. В поселении для женщин — афганка. — Понимаешь? — продолжал Бастьен. — Не с такими сведениями можно закрыть дело. Как бы то ни было, я сообщу в судебную полицию. Молчание собеседника заставило его повторить последнюю фразу. Все так же безрезультатно. — Адам? Ты здесь? Адам… Переворошив бункер, Адам соскочил на землю; в его сердце уже копошились красные муравьи, перед глазами мелькали мушки. Он опустился на колени и дрожащими руками принялся исступленно копать землю в том самом месте, где, как он видел, Килани зарыл свой синий рюкзак с красным карманом. Первой появилась обсыпанная песком лямка, и, вместо того чтобы копать, Адам резко дернул за нее. Ему пришлось дважды потянуть за язычок молнии детского рюкзака, так сильно свело пальцы. И наконец лицо сирийца отразилось в кривом лезвии мачете Килани. Маленького мачете серповидной формы, такой необычной, что Адам не видел ничего подобного за более чем два проведенных здесь месяца. С ливийцем ребенок встречался. А афганка была с ним в поселении для женщин. Хотя бы одну ночь. Ночь, когда она лишилась жизни. Но все это не имело никакого смысла. Никакого. Этот ребенок не чудовище, Адам мог бы поклясться. Несмотря на это, оружие у него перед глазами доказывало обратное. Несмотря на жертвы и место преступления, каков мог быть мотив? Этот ребенок… Адам снова пошарил в рюкзаке. Квадратик цветистой ткани, кожаный браслет, а под ними, спрятанный на самом дне, — фиолетовый шарик с двумя большими ушами. Желудок Адама взбунтовался, резко перехватило дыхание. В ужасе от того, что ему предстоит обнаружить, он потихоньку, почти против воли потянул за одно ухо. Он услышал голос Майи. Увидел ее лицо, едва различимое за грязным стеклом увозящего ее такси. Свою дочь, сжимающую в руках игрушку. Мсье Бу. Мсье Бу на дне рюкзака Килани, а теперь в руках Адама. На глазах мгновенно выступили слезы. Неуправляемые, они текли по его лицу, а от прикосновения к плюшевому кролику неумолимой волной накатывали воспоминания. Темная ярость затмила его сознание. Непонимание. Предательство. Этот ребенок, которого он берег как сына… Если он убил двоих в «Джунглях», то что он сделал с Норой и Майей? Он непременно где-то встречался с ними. Это доказывает Майина игрушка. Иначе его дочка ни за что не рассталась бы с мсье Бу! Он их убил, это точно. Наконец-то Адам знал! Это почти принесло ему облегчение. Как если бы тот факт, что он нашел виновника, освобождал его от всей тревоги, которую долгое ожидание превратило в пытку. Мертвы. Теперь они были мертвы. Хрупкая плотина, которой прежде удавалось удерживать его вдали от безумия, сдалась без сопротивления, как заграждение из спичек — бурному потоку. Не выпуская из рук плюшевого кролика, Адам пошел к пляжу. Не доходя десяти метров до мальчика, он выкрикнул его имя, как обвиняют убийцу: — Килани! Мальчик обернулся, и взгляд его упал на фиолетовую игрушку. Нора и Майя. Как объяснить Адаму, что он попытался защитить их? Как сказать ему, что он сумел сохранить только этого плюшевого кролика, упавшего из рук Майи, когда ее выбросили за борт? Как сознаться, что он ничего не смог сделать, когда Нору тоже столкнули в разбушевавшееся море?.. 47 Адам был сплошная ненависть. Неистовство. Необузданность. А в его глазах полыхало обещание смерти. Вместо того чтобы окаменеть от страха или даже бежать, Килани так и остался на пляже. Он как-то весь осел, опустил плечи и склонился перед своим хозяином. Мог ли он надеяться на другой конец? Не это ли было тем, что он заслужил? Первый удар, который он получил, была пощечина, она свалила его на землю, лицом в песок. Адам потряс перед ним мсье Бу. — Ты украл его у нее! — прокричал он. — Как ты украл у меня их фотографию, я знаю! Эту фотографию Килани не осмелился бы даже скомкать. Он выпрямился, но в знак покорности по-прежнему не поднимал головы. Он не будет драться. Только не с Адамом. — Ты убил ливийца, чтобы он не мог помочь мне, да? Адам пытался сложить все части пазла, хотя они никак не связывались между собой. Он ударил во второй раз, теперь кулаком. Килани был оглушен. Губы в крови. Адам схватил его за руку и поволок к морю. — Почему эта женщина? — проревел Адам. — Афганка? Ее за что? А Нору? А Майю? Что ты с ними сделал? Они умерли? Я знаю, что они мертвы! Адам сделал первый шаг в море, по-прежнему держа ребенка за руку и едва не ломая ему кости. Вода дошла Килани до икр, потом до середины бедер, потом до живота. Он не сопротивлялся. Он видел перед собой английские берега. Ему почти удалось. — Они мертвы! Ты убил их! Я знаю! Потом Килани уже больше ничего не видел, его голова целиком оказалась под водой. Хотя в этом подводном покое глаза у него оставались открытыми, как если бы он согласился с приговором. Он стольких убил. Наверное, больше ста человек. С чего бы Бог даровал ему спасение? Кислород иссяк, и сознание послало мальчику целый ворох картинок. Наверное, инстинктивно, чтобы успокоить его, прежде чем он умрет. Адам поднимает его и выходит из шатра с мачете в руке, готовый отдать жизнь за незнакомого мальчишку. В тот вечер, когда их судьбы столкнулись. Фотография Норы и Майи на земле, когда она выскользнула у него из рук, и он впервые увидел их лица. Тогда он их и узнал. Адам приподнял из воды его голову и снова проорал: — Почему их?! Как тебе удавалось скрывать в себе дьявола? Я должен был это увидеть! Он был его покровителем, защитником, а теперь стал его палачом. Адам снова погрузил его в воду, на этот раз надолго. И возникли другие картинки. Этот ливиец, который выбросил Майю за борт. Килани никогда не забывал его лица, поэтому, когда он увидел, что тот прибыл в «Джунгли» и даже разговаривает с Адамом, сразу понял, что следует сделать. Ночью Килани поскребся возле его палатки, как маленький дикий зверек, который роет и вынюхивает. Человек вышел. Он был высокий, очень высокий, но Килани случалось убивать и людей покрепче. Первый удар в живот — и ливиец рухнул на колени. Второй удар прямо в сердце. Почти мгновенная смерть. Почти чересчур милосердная. Остальное довершили бродячие псы «Джунглей». Слишком долго лишенный воздуха, ребенок принялся неудержимо дергаться. Инстинкт выживания. Адам видел только его смутный силуэт, волны и меняющиеся от конвульсий мальчика узоры на песчаном дне. Эта афганка в поселении для женщин. Та самая, что столкнула Нору. Он в первую же секунду узнал ее. И для него не было ничего важнее в тот момент, чем отомстить за своего командира, своего друга, своего отца. Очередная конвульсия. Яркий свет. Сквозь толщу воды Килани увидел солнце. Последняя картинка. С Манон и Жад. С Бастьеном и Адамом. Все вместе в одном доме. Столько любви вокруг, что хватит на многие жизни. Столько любви, чтобы сегодня умереть. 48 После обеда Манон отправилась в город напечатать снимки. Скоро она устроит в квартире собственную фотолабораторию и научит Жад проявлять пленки и печатать фотографии. Дочь столько раз ее об этом просила, а она столько раз отвечала «завтра». Манон принесла себе обжигающего чаю и разбросала снимки на низком столике в гостиной. Лоскутное одеяло украденных мгновений. Бастьен и Адам заняты серьезным разговором о судьбах мира… Сидящая рядом с ними на пуфе Жад с широко распахнутыми глазами, зачарованная… Килани и его несокрушимая улыбка… Незаметно наступил вечер, и Жад, слегка надутая, вернулась из лицея. Невозможно рассказать историю про полицейских, которые как-то вечером решили совершить справедливое дело. Запрещено кричать во все горло, как она гордится своими родителями. Вопреки столь печальному результату.