— Достаточно, чтобы надрать тебе задницу, — поддразнила его Северин. Тайер скорчил ей рожицу. — Мне он очень нравился. Северин закрутила мяч пальцами, делая всё возможное, чтобы отправить его по правильной траектории. Мяч ударился об кольцо и отлетел вправо. — Неплохо, Блэйк. Рассмеявшись, Северин погналась за мячом. — Неплохо? Да дети из юниорской лиги бросают лучше, чем я. — Ты же много лет не играла, — заметил Тайер. Он просто пытался быть тактичным. Они оба знали, что бросок был отстойный. Северин цыкнула на Тайера и швырнула ему мяч. — Легко давать советы, когда сам на вершине. Тайер одной рукой прицелился в кольцо и бросил. Северин наблюдала со стороны. — Хочешь на этом закончить? — Неа, — она бросила взгляд на свои окончательно испорченные снегом сапоги. Ей слишком весело, чтобы всё бросить. — Мои ноги уже прошли стадию заморозки. Тайер засмеялся, затем бросил и поймал мяч. Процесс продолжался ещё несколько минут. Наконец Северин нарушила странное молчание, установившееся между ними. — Так почему ты привёл меня сюда сегодня? Он пожал плечами и бросил мяч. — Хотел, чтобы ты увидела эту сторону моей жизни. — Я же видела её сегодня на игре. Мяч приземлился на бетон и замер в ожидании, пока его кто-нибудь подберёт. Тайер стоял и смотрел на Северин. — Это просто игра. В одиночестве, когда вокруг никого, я получаю возможность сконцентрироваться и очистить разум. — Так это терапия, — тихо сказала Северин, глядя на Тайера. Тайер снова поднял мяч и бросил его под корзину. — Точно. Северин подошла к трёх очковой линии. Тайер присоединился к ней и, глядя на корзину, произнёс; — Когда я был ребёнком, у меня была только корзина, прикреплённая к сараю. Северин бросила на него взгляд и позволила ему продолжать. — Это была препаршивейшая из вещей. Сарай почти разваливался. Крыша была дырявой, красные стены облупились и выцвели. На одной из стен сарая было баскетбольное кольцо. Оно было таким же, как и сарай, и едва держалось. Дедушка и папа сняли его, мы снова покрасили его в белый цвет. Зелёным мы написали мою фамилию, мой номер майки и НБА жирным шрифтом. После этого мне стало всё равно, как держится кольцо. Я ухватился за мечту. — Часто им пользовался? Тайер кивнул. — Всё время. Зима была моим любимым временем для игры. Я выходил из школьного автобуса, шёл прямо на своё место, как я его называл, и играл до тех пор, пока не промерзал до костей. Солнце садилось рано, и я смотрел, как оно опускается, но продолжал играть, пока не зажигались фонари. Мне не особо был нужен свет. Я сердцем знал, куда бросать. — И тебя не пытались загонять внутрь? На губах Тайера заиграла лёгкая улыбка. — Постоянно. Но я чокнутый и обожал зимний воздух. После этого мои лёгкие казались очищенными. И я чувствовал себя посвежевшим. — И так и осталось навсегда? Наконец Тайер повернулся к Северин. Он поделился с ней частичкой своей души. — Не навсегда. Жизнь стала в чём-то лучше, а в чём-то хуже. Но не думаю, что я переверну когда-нибудь эту страницу. Эта отдушина у меня останется на всю жизнь. — Ты хочешь заняться профессиональным спортом? Тайер покачал головой. — Нет. Для этого нужно побольше игры, поменьше отдушины. Если я промажу здесь, это не будет иметь значения. Если заброшу, только порадуюсь, — он протянул мяч Северин. — Твой бросок. Северин хлопнула в ладоши, и Тайер бросил ей мяч. После первого броска мяч отскочил от кольца. Тайер снова швырнул ей мяч. Она попыталась опять и опять промазала. Ей уже было не так холодно, и дышать тоже стало легче. Северин продолжала ловить мячи, посылаемые ей Тайером. Иногда она попадала в корзину, но чаще нет. Но когда попадала, то это воодушевляло её продолжать, Тайер был прав. Щёки Северин замёрзли, её капюшон свалился ещё несколько минут назад, но ей было безумно весело. — Твоя очередь. — Неплохо играешь, — признал Тайер. Северин снова надела капюшон и, наконец, задала вопрос, на который он мог и не ответить. — Когда ты начал играть в баскетбол... почему у тебя был сложный период? Глаза Тайера потухли. — Мои родители разводились, и каждый пытался оформить над нами полную опеку. После долгой грязной борьбы победила мама. Я жил с ней год, пока мой дедушка не получил полную опеку надо мной и Матиасом. Максен остался с мамой. Северин попыталась представить, каково было Максену и Тайеру быть разлучёнными в детстве, жить в разных семьях. Её сердце переполнилось сочувствием. Они должны были иметь возможность узнать друг друга. Они же братья. — Вот почему ты в детстве жил в Теннесси. Тайер кивнул. — В седьмом классе мы с Матиасом наконец начали жить с моим отцом. К дедушке и бабушке я ездил летом. Они были мне как вторые родители. — Понимаю, — тихо произнесла Северин. Она задумалась над рассказом Тайера о его семье. Это многое объясняло. Хотя её сердце болело за него. Когда её родители разошлись, она была слишком маленькой, чтобы заметить какие-либо перемены. Как она могла скучать по тому, чего никогда не было? Но когда родители перебрасываются тобой, как мячиком, ты получаешь такие травмы, каких Северин не могла себе даже представить. — Ещё одна наша общая черта? — спросил Тайер. Северин кивнула и подошла к нему поближе. Тайер отбросил мяч и тоже сделал шаг к ней. — Кажется, мы очень похожи. — Мне понравилось, что ты смотрела, как я играю, — прошептал Тайер. У Северин сдавило горло, ей не хватало воздуха. Когда он так искренне смотрит на неё, она забывает обо всём. — Мне тоже понравилось наблюдать за тобой. — Не на игре. Здесь. Сейчас. От такой честности Северин захотелось взять стремянку, залезть к нему в душу и починить там всё, что когда-либо ломали. — Моя задница окоченела, а ног я вообще не чувствую. Но мне всё равно. — Тебе всё ещё так холодно? — Тайер крепко обнял её. — После прыжков и бросков мяча? Нет, я просто снова начинаю замерзать. Тайер запустил руку в волосы Северин. Кружащий вокруг них снег таял на её тёмных прядях. Она не шевелилась. Прижавшись к Тайеру, она совсем не чувствовала мороза. — Зимнее солнце обжигает хуже всего. Ты же в курсе? Северин ничего не ответила. Ей в грудь словно врезался грузовой поезд. Она знала: что бы он ни сказал, это раздавит её. Видя в его глазах такую искренность, она знала, что он не возьмёт обратно своих слов. — Вообще-то, почти никто не знает. Никто не торчит на улице столько времени, чтобы заметить. Воздух морозный и колючий. Но, хорошенько сконцентрировавшись, ты почувствуешь жар, — Тайер резко рассмеялся. Ему было больно говорить. — Кажется, ты мой зимний ожог. В военных действиях в мозгу Северин наступило затишье. Но особой надежды у неё не было. Без боли ей от него не уйти. ГЛАВА 43 — У тебя будут проблемы из-за того, что я здесь? — прошептал Тайер ей на ухо.