А великая змея времени ползет все дальше. Пройдет десяток, самое большее дюжина лет – и ее чешуя сложится в новый узор, в нем не будет узурпатора, и деяния царственных чародеев забудут. Тогда-то – замысел вызреет, пусть сам Верховный этого и не увидит. Стоит ли рисковать всем, дразнить обозлившихся придворных и кружащих, как вороны над падалью, высших чародеев – всего-то ради пары здравых мыслей? Газван вытянул перед собой руки. Ладони бессильно дрожали, но уже привычно – вот разве сердце с утра ныло еще хуже обычного… Что же, он ослаб, Верховный знал это без приглушенных разговоров. Первый запрещал себе о том думать, но нет-нет, а все же спрашивал: что если он не выдержит, не дотянет? Любой хронист Круга скажет, что Газван сар-Махд уже оставил след. Но если боги годами благоволили замыслам Верховного, то почему же ему так страшно? Боги молчали. Лишь в храмах по ту сторону канала сорок жрецов в соколиных перьях завели ежедневный гимн Солнечному Владыке. Богов поминал Первый и спустя пару звонов, торопливым шагом пересекая Район Садов. Он старался ступать решительно и величественно, но чувствовал, как меж лопаток струится пот, а ковва отяжелела и давит на плечи. Как кольчуга, которую он носил в молодости… Боги, как всегда, были глухи к мольбам – а может, им просто наплевать на магов. Требование явиться пред ясны очи было коротким, жестким и не терпящим возражений. Газван никогда не любил приглашений в Район Садов, а уж такие – и вовсе не сулили ничего хорошего. А еще – он остро чувствовал себя не на своем месте… Он родился на востоке, в семье крестьянина, и все, что он знал до пробуждения Дара, были стада, залитые солнцем покатые холмы и бескрайние виноградники. Царское войско показало ему чужие земли и города, научило разбираться в людях, но во дворце ему было не по себе и сейчас. В Районе Садов царили особые законы. Здесь встречались одетые в яркие шелка челядинцы – и дворяне в скромных однотонных платьях. Полуденный свет отражался в глади прудов, и одно слово, сказанное под пергаментным зонтиком от солнца, могло значить больше мечей и золота вместе взятых. Здесь читали кивки, и жесты, и выражения лиц – как книги, век за веком, дольше, чем помнили пыльные хроники. Нет, он был здесь чужаком: со своей-то прямотой и армейской выправкой. Однако если сегодня и предстояла порка, то не публичная. Одно лишь это немного радовало. Входом во дворец служили тройные, сложенные из белого камня ворота. Кто-то из древних властителей посчитал, что мрамор – лучший материал для каллиграфии, так что входящих встречали гимны Священной Троице. Первый внутренний двор – просторная мозаичная площадь – был почти безлюден. И неудивительно: Царь Царей уже две луны как не мог подняться в Башню Справедливости и отказывался передвигаться на носилках, как предшественники. Что ж, каждый имеет право на причуды, а уж Царь Царей – в особенности. Второй двор был закрыт для всех, кроме высших сановников, но Верховному доводилось бывать и здесь. Меж крыльев дворца разбили парк, с беседками и переплетением тенистых аллей. Здесь можно встретить павлинов и ручных газелей, а выложенные черной галькой дорожки, должно быть, потемнели от того, что видели. Меньше всего магу хотелось встретить кого-нибудь из придворных, Верховный пересек двор еще быстрее, нырнув под ведущую в святая святых арку. Во все времена последний, третий двор, был собственностью повелителя. Сюда не мог войти никто – только царь, его родня и прошедшие тщательный отбор слуги. Во все времена – но не теперь. Азас отгородился от мира, принимая редких посетителей прямо здесь, в закрытой части дворца. Это были люди, которым он верил, вельможи, плечом к плечу прошедшие с ним с первых дней восстания. Похожее на приказ приглашение открыло Первому самые запретные двери, но оставалось гадать, что бы это значило. Здесь его ждали. Беловолосый тощий старик несомненно был одним из близких слуг, а за его спиной маячили трое в темных одеждах и шелковых масках, закрывших по пол-лица. Черные Братья? Любопытно, но настораживает… Старик отвесил низкий, но довольно небрежный поклон. – Лучезарный просит снять украшения прежде, чем идти дальше. И особо те, что инкрустированы камнями. Газван криво ухмыльнулся. – Что, царская казна так оскудела? – После аудиенции вам все вернут. Первый-в-Круге одарил слугу взглядом, от которого у молодых дворян стыла в жилах кровь. – Вы собираетесь меня обыскивать? Старик не смутился. Спрятав ладони в рукавах одеяния, он бестрепетно ответил на взгляд. На его лице читалось, что он привык иметь дело с вельможами, а их упрямство лишь утомляет его. – Лучезарный встретится с вами наедине, без охраны. Ваше оружие не сможет отнять никто, но к Царю Царей вы войдете без колдовских талисманов. Газван хотел его осадить, но лишь вздохнул. Что ж, в этом был резон… Если старик не лжет, Азас и впрямь рискует. Знать бы еще, зачем… Поколебавшись, он щелкнул замочками медных браслетов, роняя их прямо в траву. Туда же полетели перстень Верховного и серьга, которую он носил с детства. Поди объясни старому дурню, что из этого резервуар силы, а что – нет. – Доволен? – мрачно спросил маг, но слуга предпочел не заметить интонации. – Благодарю вас, – снова поклонился он. – Пойдемте. Лучезарному не терпится вас увидеть. Газвану хотелось посмотреть, какая она, запретная часть дворца, но ему не дали и этого. Сразу от ворот старик свернул на крытую галерею, а затем вглубь здания, где было полутемно, лишь маленькие курительницы испускали благовонный дым и немного света. – Черные Братья уже негодны для охраны? Они не считаются? – с издевкой спросил Верховный. Братья были достаточно вышколены, чтобы не расслышать, слуга же помедлил прежде, чем ответить. – Охрана будет ждать за дверью, – нехотя признал он. – Владыка особо распорядился на этот счет. Старик не одобрял беспечность царя, и Верховный мог его понять. Но вдуматься в происходящее не успел: слуга распахнул двойные двери и отступил в сторону. Резные стволы красного дерева поддерживали потолок. Меж ними колыхались дымчатые и невесомые, как утренний туман, занавеси. – Мир вам и вашему Царству, лучезарный! – с порога поклонился маг. – Рад видеть вас в добром здравии! – А… Это главный колдун, что носит мои цвета. Правитель ждал за ширмой, на балконе, устроившись на россыпи подушек. Человек, перевернувший Царство, тот, что утопил Круг в крови и сделал магов неприкасаемыми, даже не глядел на него. Тонкие старческие руки лежали на коленях, перебирая четки, взгляд – задумчиво устремлен на зелень Района Садов. – Оставь любезности придворным, – проворчал Азас. – Мы оба знаем, сколько стоят сладкие слова. – Как прикажете, лучезарный. – Я приказываю тебе сесть и не стоять над душой. И подай фрукты. Где-то там, в комнате, был поднос… Было время, когда Газван думал, что убьет узурпатора. Своими руками, без магии, едва представится возможность. Он каждый день засыпал в предвкушении дня грядущего – ведь войско Черного Азаса двигалось к столице. Даже в ту бесовски длинную ночь, когда Круг избрал его Первым, он еще думал, что сделает это. Но не смог. Ненависть истерлась, как старый, побывавший в сотнях рук медяк. В тот день Царь Царей стоял перед ним, живой и властный – и уверенный в своей правоте. Тогда он поклонился узурпатору – первый раз в длинной, бесконечной череде поклонов… Едва чародей вернулся, Царь Царей впился зубами в сливу, брызжа соком на мраморные перила. Поразмыслив, Верховный устроился напротив и последовал его примеру. – Я предпочел бы добрый кусок мяса, – наконец сказал Азас, – но послушать лекарей, так я отдам концы, если себя порадую. Выглядел он и впрямь неважно. – Им лучше знать, – пожал плечами маг. – Может, и так. Только проку от их запретов? – Царь Царей скривился. – Ладно… Ты, наверное, хочешь знать, зачем понадобился? – Я рад, когда маги нужны Царству, – проговорил Верховный. Азас нахмурился, но сдержал раздражение. – Через пяток дней начнутся празднества Усира, – напомнил Царь Царей. – Твои колдуны могли бы и внести свою лепту. – В Круге нет ни золота, ни других богатств, – без выражения произнес Газван. – Я много раз об этом говорил. Владыка слабо хохотнул. – Из тебя бы вышел сторожевой пес… Нет, я не об этом, успокойся. Все, что я хочу, – это зрелище. – Зачем? – Затем, что так хочу я! – повысил голос Азас. – Ты забываешься, колдун! Пользуешься, что я такой же вояка, и думаешь при мне можно болтать, что вздумается! Это после твоих замыслов… после поездки на восток я превратился в развалину. Чародей молчал. Он действительно рисковал и, должно быть, продержался эти годы из-за упрямства. Верховный частенько ходил по краю – но, странное дело, не сейчас. Произошедшие с Царем Царей перемены сбивали с толку. Тот был немолод и когда надел маску, но тогда Азас был высок и статен. Теперь же черные одежды, за которые он получил свое прозвище, висели на нем мешком. По-прежнему умные глаза выцвели и утонули в морщинах. Хрупкие, словно у птицы, пальцы отчетливо дрожали, но впились в четки, будто те удерживали владыку на этом свете. «Э, брат… ты ушел куда дальше меня», – мелькнула мысль. Как же так сложилось? И почему так быстро? Титьки Исаты… неужто все так плохо? – Зачем, зачем, зачем… – говорил владыка. – Чего он хочет, этот вздорный старик? Что он задумал? Хитрость в том, что старик не обязан отчитываться перед колдуном. И я не стану это делать. И в самом деле – зачем? Ведь не ждет же он, что столичная беднота, разинув рот, выпялится на дворцы и миражи, как при ас-Джаркалах? В лучшем случае чародеев освистают, в худшем же… прольется кровь. Слишком долго жрецы вещали, что колдуны спят с ночной мглой и рожают демонов. – …никто не скажет, что Азас-скупердяй лишил народ зрелищ! – меж тем закончил Царь Царей. Его пальцы не столько перебирали, сколько терзали четки. Газван прищурился. Нет, узурпатор мог ослабнуть телом, но не разумом. Он все понимает, старый шакал. Может, ему и нужна кровь? – Жрецам это не понравится. В конце концов это их праздник. – Оставь их мне. С каких это пор тебя волнуют святоши? – Толпа придет в ярость, – продолжал стоять на своем Газван. – Ни я, ни вы не хотим лишней крови. Надеюсь, во всяком случае. Я бы… – Довольно! Сделай так, чтобы ее не было, – резко перебил Азас. – Кто из нас главный колдун, ты или я? Твоя власть не стоит медяка, если ты не можешь удержать свою же свору! Может, он и заработал уважение царя неприступностью, но за годы Газван научился чувствовать, когда пора отступать. Прежде владыка грохнул бы рукой по столу и рявкнул, и это значило бы, что для себя он все решил. Теперь Азас лишь подался вперед, стиснув костлявые, по-детски крохотные кулаки. – Как прикажете, лучезарный, – помедлив, согласился Первый. – Крови не будет. – Я знал, что ты это скажешь… Тонкие губы повелителя растянулись не то в улыбке, не то в гримасе. Царь Царей откинулся обратно на подушки, словно враз лишившись сил.