– Александер, – подсказала ей Хюльда, мысленно представляя своего увальня-коллегу с вечно пустым взглядом, который так действовал ей на нервы. – Да-да, Александер. Так вот, он мне позвонил и сказал, что закрывает дело, потому что расследование не дало никаких результатов, по его мнению, это был всего лишь несчастный случай. Или, может, самоубийство. Елена долго ждала ответа на свое прошение. – Она ждала нетипично долго? Как я понимаю, она находилась здесь всего четыре месяца. – Да нет, это обычная практика. Но ожидание, как я полагаю, сказывается на людях по-разному. Оно может быть очень изматывающим. – А вы придерживаетесь того же мнения? – Я? – Вы думаете, что она утопилась? – Я не специалист. Не знаю, что и думать. Я ведь не занималась расследованием дела. Возможно, он, этот… – Александер. – Да, Александер. Возможно, он обнаружил какие-то неизвестные мне факты, – пожала плечами Доура. «Вот уж в этом я сильно сомневаюсь», – подумала Хюльда, но от соблазна произнести эти слова вслух удержалась. – Но ведь у вас, должно быть, сформировалось какое-то мнение – вы же были с ней знакомы. – И да и нет. Здесь много работы – кто-то приезжает, а кто-то уезжает. Так же случилось и с ней. А у меня просто нет времени думать о каждом конкретном человеке. – То есть вы ею не интересовались? – Не до такой степени… Не больше, чем остальными нашими жильцами. Это мой бизнес, вы же понимаете. Я зарабатываю этим на жизнь. Для тех, кто здесь проживает, речь зачастую идет о жизни и смерти, а я всего лишь заведую общежитием и стараюсь делать это насколько возможно хорошо. – Есть ли здесь кто-то другой, кто знал Елену лучше? Было видно, что Доура задумалась. – Вряд ли. По крайней мере, сейчас. Как я и говорила, здесь никто надолго не задерживается. – Значит, никого, кто проживал бы у вас в один период с Еленой, уже не осталось? – Ну почему же? Вероятно, кто-то и остался… – Это можно выяснить? – Полагаю, что да. Доура включила ноутбук и застучала пальцами по клавишам. Некоторое время спустя она наконец сказала: – Двое мужчин из Ирака – они пока здесь. Вы можете с ними переговорить. И еще одна сирийка. – Я могу переговорить и с ней? – Не думаю. – Почему? – Ее сейчас нет. Утром они куда-то уехали с адвокатом. Наверное, в Рейкьявик. В ее деле что-то сдвинулось, слава богу. А так она сидит целый день взаперти у себя в комнате – даже поесть редко спускается. Подробностей я не знаю – адвокат не будет же мне докладывать. Просто, глядя на них, я подумала, что забрезжила какая-то надежда. Хотя полной уверенности тут быть не может. – А Елена? Как она себя вела? Как продвигалось ее дело? – Понятия не имею. – С ней работал адвокат? – Полагаю, да, но сейчас я уже и не припомню, кто это был. Если я вообще это знала. – Но предположить вы можете? – Зачастую это одни и те же люди, – сказала Доура и продиктовала Хюльде три имени. – Вы не могли бы показать мне комнату Елены? – спросила Хюльда. – А почему вы вообще снова взялись за это дело? Его же закрыли. – Не совсем. – Что вы имеете в виду? Разве это не самоубийство? – Расследование не завершено. Покажите мне комнату Елены, если вас это не затруднит. – О’кей, – сказала Доура, настроение которой портилось на глазах. – Можно и повежливее. Кому хочется быть замешанным в таком деле? – А вы в нем замешаны? – Ну вы же понимаете, о чем я. Комната на втором этаже, но там сейчас другой жилец. Мы не можем просто так туда заявиться. – Вы не могли бы проверить, там ли он сейчас. С надменным выражением лица Доура вышла из кабинета и быстрым шагом направилась вдоль коридора к лестнице. Хюльда последовала за ней. Поднявшись на второй этаж, они остановились перед одной из дверей, и Доура постучала в нее. Им открыл молодой человек. Доура объяснила ему по-английски, что полиции нужно осмотреть комнату. Мужчина явно встревожился и спросил на ломаном английском: – Меня хотят отправить домой? Он повторил вопрос несколько раз, пока Доуре наконец не удалось заверить его, что никто его домой отправлять не собирается и визит полиции не имеет к нему никакого отношения. Молодой человек чуть не прослезился от радости и облегчения. Потом он с долей сомнения позволил им войти, хотя Хюльда и понимала, что он совсем не обязан этого делать. Ей даже стало слегка неловко – мужчина находился в Исландии на птичьих правах и вряд ли посмел бы отказать представителю полиции, даже имея на это все основания. Но цель оправдывает средства – времени у Хюльды было не так уж и много. – Она говорила по-английски? – спросила Хюльда, когда они наконец оказались в комнате. Иностранец стоял в коридоре, в смущении наблюдая за ними. – Что, простите? – Доура окинула комнату взглядом. – Я имею в виду Елену. – Нет, она ни слова не знала по-английски. Только по-русски разговаривала. – Поэтому вы и недостаточно хорошо ее знали? Улыбнувшись, Доура покачала головой: – Нет, не поэтому. Я вообще здесь никого не знаю достаточно хорошо. Не важно, на каком языке люди говорят. – Комнатка совсем маленькая. – Ну, здесь ведь не пятизвездочный отель, – парировала Доура. – Она тут одна жила? – Да. Она была тише воды ниже травы, как мне помнится. – Тише воды ниже травы? – Ну да. Спокойная, понимаете? Не все такие – на некоторых это ожидание отражается нелучшим образом. В комнате стояла кровать, стол и что-то похожее на шкаф. Там были и некоторые предметы личного пользования. На кровати лежали тренировочные брюки, а на столе – недоеденный сэндвич. – Телевизора нет? – спросила Хюльда. – Я же говорила: это не пятизвездочный отель. У нас есть телевизор внизу, в общей комнате. – Здесь не могло остаться каких-то ее личных вещей? – Ой, этого уж я не вспомню. Вообще, если люди куда-то пропадают, я выбрасываю их вещи. – Или если люди умирают. – Ну да. Осмотр комнаты никак не продвинул Хюльду в ее расследовании – по крайней мере, ей так показалось. Она еще раз обвела помещение глазами, силясь найти хоть какую-то зацепку, чтобы получить представление о том, как тут жилось несчастной девушке в последние месяцы до гибели. Каково ей было в этой холодной казенной комнате, в чужой стране, где никто не понимает ее языка? Хюльда на короткое мгновение закрыла глаза в попытке проникнуться этой атмосферой, но уловила лишь запах супа, который расплывался из кухни по всему зданию.