– Прямо какая-то лёгкая версия нирваны. – О, не лёгкая, поверь! Там тебя ублажают до полного отсутствия желаний. Сам понимаешь, возвращаться на бренную Землю и лишаться блаженного всеосвобождения не хочется никому. Многие достаточно богатые люди там попросту селятся. – Если всё так, как ты говоришь, то я бы тоже не отказался там побывать, – сказал Рун. – Хотя, наверное, моя память испортит половину впечатления. Канзи задержала взгляд на его лице и вдруг выпалила: – День, когда мы познакомились! – Пятое сентября 2242 года, – без запинки ответил Рун, принимая игру. – Понедельник. Утром шёл дождь, к обеду он превратился в промозглую морось. Я выглянул в окно и увидел, как ты заходишь в кампус. На тебе был укороченный комбинезон моды 2150-х и, почему-то, римские сандалии. За тобой шёл гружёный андроид-носильщик и волочился смазливый второкурсник. – В чём дело, забыл его имя? – улыбнулась Амина. – Мэтт Уоренсби. Не забыл, просто менее интересного человека представить трудно. Если бы не специфичная внешность, выделить его из толпы было бы невозможно ни по какому признаку. – Ха-ха, точно! Прицепился ко мне прямо на въезде – хотел познакомиться. Мне стало тоскливо уже через полминуты! – Это потому что он не говорил, а гундел. А ещё мне иногда казалось, что у него нет ни одной своей мысли. Он был неутомимый рассказчик вчерашних новостей, бородатых шуток и популярных медийных афоризмов. Как только появлялась новая мода – он тут же начинал ей следовать. – Да-да! Чёрт возьми, он у меня сейчас как живой перед глазами возник! – Канзи звонко рассмеялась. – Если бы ты не сказал, в жизни бы его не вспомнила! Но ты подожди. Вопрос же был про наше знакомство, я всё ещё… – Вечер того же дня, – продолжил Рун, прокручивая в голове тот день как киноплёнку. – Половина кампуса собралась в патио. Бирмингемский “первый ужин”. Ты была среди семидесяти шести новых студентов. Сине-чёрное платье. Чёрные широкие браслеты. Туфли на среднем каблуке. Причёска “неуклюжая домохозяйка”... – Эй! – Прости, но так и было! – Ла-адно. Может и так. Я тогда ещё не очень-то походила на женщину. – Но ты была хороша. Я помню, как от тебя досталось Вебстеру – не знаю только, за что. – Да… Он был под кайфом, кажется. Сказал мне что-то хамское. – Ты ударила его в лицо. Кулаком. Бедняга сломал “хрустальную пирамиду” при падении. – Два старших брата. Что поделаешь! – Ну и нравы у вас в семье! – Салим занимался классическим боксом. Он поставил мне удар, – Амина гаденько ухмыльнулась, пристально поглядев на Руна. – Где про знакомство? – После потасовки тебя попросили уйти, – кивнул Рун. – Ты с жутко недовольным видом направилась к выходу и по пути врезалась в меня плечом. Разумеется, не извинилась и даже будто бы не заметила. – Твоя голова походила на полыхающий факел, тебя нельзя было не заметить. Наверное, я просто была очень зла, а ты стоял на дороге. – Я после твоей выходки тоже разозлился. Мне и так в тот вечер много что не нравилось, а эта грубость стала последней каплей. Мы с моей тогдашней приятельницей прогулялись полчасика и уже затемно вернулись в кампус. – Приятельницей, значит? Я думала, вы пара. – Эммм, нет. У нас были слишком похожие вкусы на девушек. – Хм, – Канзи непонимающе нахмурилась, но через уже секунду просветлела: – А-а-а! – Да. Она жила в другом крыле, поэтому до своего этажа я добрался уже в одиночестве. Вот там-то мы и познакомились. Ты сидела в коридоре, прямо напротив своей двери, в том же платье, потому что замок… – Проклятая охранная система записала меня в нарушители, поэтому дверь в мою комнату закрылась наглухо. А ты, проходя мимо, пробормотал что-то вроде “мгновенная карма”! – О, так ты и сама помнишь? – А то! От второго удара по лицу меня удержал только страх вылететь из гимназии! Рун внутренне задыхался от смеха – он прекрасно помнил перекошенное лицо пятнадцатилетней Канзи и помнил, как торжествовал, увидев эту гримасу. – И всё же вместо битья ты окликнула меня и попросила о помощи, – Этингер посерьёзнел. – Попросила так искренне, что мне сразу стало не до обид. – О, Рунни, ты так романтичен, – проворковала Канзи. Она точно пыталась свести всё в шутку, но в её долгом открытом взгляде явственно читалось приятное удивление. – Просто не смог отказать героине вечера, – улыбнулся Рун. – Ты просидела в моей комнате до тех пор, пока охрана, наконец, не сняла блокировку двери. Мы мило пообщались. – Да, – покивала Амина. – Даже странно, что между нами не получилось особой дружбы. – А я могу сказать, почему не получилось, – Этингер с видом знатока посмотрел на спутницу. – Потому что в тот вечер ты была слишком измотана, чтобы острить и доставать меня, зато в последующие дни наверстала упущенное с лихвой. Он ожидал очередной колкости в ответ, но Канзи вдруг вздохнула и сказала: – Наверное, ты прав. Я почувствовала себя увереннее. И хотя я была тебе благодарна, не сумела эту благодарность как следует выразить. Юность, она такая юность… О, да мы уже пришли! В самом деле – за разговором Этингер даже не заметил, как они оказались у крыльца дома-отеля. На улице уже стемнело и заметно посвежело, но ни он, ни она не обращали на это никакого внимания. – Спасибо, Рун, – с улыбкой сказала Амина. – Ты поднял мне настроение. – Это взаимно, – историк остановился перед дверью и впустил хакершу первой. – Спокойной ночи? – Да… хотя, нет. Нужно всё-таки поужинать и ещё перенастроить домРоботника. Расписание сбилось, два дня уже забываю с этим разобраться. Но тебе приятных снов! Амина махнула рукой и вошла в лифт, а Рун, глупо улыбаясь самому себе, пошёл в свою квартиру. Он знал наверняка: сегодня ночью он будет спать, как младенец. Глава 11 Флагстад не обманул – на следующее утро в хранилище данных действительно появился новый слепок. На нём стоял заголовок: “22.12.2264 / 03.09.2265 / GT192D0012&OG26V74909&EL884RE5455”. На последний параметр историк даже не посмотрел – всё равно не знал, как его расшифровать – и проверил даты. Выходило, что снимок сделали несколько часов назад, а изображался на нём прошлогодний день рождения Хелге Этингера. Рун тогда приехал в фамильное имение, чтобы поздравить отца, и целый день не выходил из дома. Историк специально выбрал локацию, в которой прожил много лет, знал каждый уголок и каждого человека, который там бывал. Даже с учётом неточности координат и временного сдвига Рун наверняка попал бы в точку, которую помнил сам. “Хронос” в очередной раз не разочаровал его: снимок пришёлся на гостиную, где сервировался праздничный стол. Сам Рун не попал в стереоизображение, но он находился в той же комнате и видел, как андроид-гувернёр расставлял блюда, а отец разливал сливовое вино по бокалам; над столом парил воздухоочиститель, который в тот день наполнял домашнюю атмосферу запахами хвойного леса после дождя, хотя снимок, конечно, их не передавал. Только сейчас историк заметил, что “Хронос” делает слепок несколько больше, чем пять на пять метров, а потом масштабирует, чтобы границы изображения казались мягче. Этингер вошёл в комнату с проекторами и стал прохаживаться по в точности воссозданной комнате, изучая самые тонкие её детали. Родинку на руке отца. Потёртый фартук андроида. Скол краски на старом деревянном стуле, оставшийся ещё со времён проказливого детства Руна. Настенный органайзер, часы которого показывали двадцать одну минуту третьего пополудни. Едва заметный узор на столешнице. Историк увидел сотни знакомых мелочей, но чего ему не удалось найти – так это отличий от своих воспоминаний. Не успел он разобраться с первым слепком, как в углу голограммы появилось оповещение: “Банк экспериментальных данных пополнен”. Рун полез в соответствующую директорию и обнаружил второй снимок из отправленного Флагстаду списка: “08.08.2260 / 03.09.2265 / TS881E8911&LO092V7154&Y10801A150”. Тут же забросив снимок отчего дома, Этингер взялся за новое изображение. Здесь Рун рассчитывал именно на точность “Хроноса”, потому что надеялся увидеть конкретное мгновение: он шёл по улице и как раз посмотрел на часы, когда позади него раздался взрыв – разгерметизировался генератор в одном из зданий. Снимок оказался засвеченным чуть больше, чем наполовину. Большое белое пятно сожрало середину снимка, несколько пятнышек поменьше было разбросано по краям – словно кто-то взял лазерные ножницы и вырезал всё, что не хотел видеть. Рун снова вошёл в голограмму и осмотрелся изнутри слепка. Он узнал нескольких прохожих, которых видел в тот день, фрагмент тротуара, уцелевшие от засветки рекламные щиты, и заключил, что тут ошибки тоже нет – “Хронос” запечатлел верную точку пространства-времени. Единственное, что мешало как следует проанализировать картинку – проклятое белое пятно в центре, формой похожее на… Этингер вздрогнул. Он догадался, что перед ним не что иное, как несколько расплывшийся силуэт обернувшегося человека. Человека, который только что услышал взрыв. С некоторой долей паники в голове Руна пронеслись мысли о том, почему он стал причиной засветки снимка. Ведь после того, как историк узнал на снимке себя, стало очевидно, что белое облако просто пошло в стороны от его фигуры: оно словно тянулось к ближайшим предметам и начинало пожирать их. У прохожего, оказавшегося ближе всех, белизна откусила верхнюю половину туловища и почти полностью поглотила собаку, которую мужчина вёл на поводке; с другой стороны она растеклась по тротуару и зацепила основание разметочного столбика. А Рун был её сердцевиной. Теперь он совершенно точно восстановил в памяти то мгновение и понял, что на сей раз это не его паранойя – это факт. Он пялился на бесцветную кляксу до тех пор, пока не зарябило в глазах. Потом, резко опомнившись, растерянно потёр лицо, вернулся к терминалу и упал в кресло. Азарт, разыгравшийся во время просмотра первого снимка, перемешался со смутной тревогой и поутих. Чтобы снова не надумать себе лишнего, историк решил пообедать – тем более что на часах доходило четыре часа вечера, а он с самого завтрака не ел. Это решение оказалось правильным. Вернувшись в смотровую, Этингер обнаружил в хранилище третий слепок из своего списка. “09.10.2263 / 03.09.2265 / VS88T09122&L43A6763E2&N00337A72501”. На нём пятен не было, а Рун – был. Он сидел в холле лондонского филиала “Свободной информации”, ожидая своего выступления, и самым беспардонным образом зевал во весь рот. Нет, историк не хотел попасть именно в то мгновение, когда любой желающий мог без труда рассмотреть его миндалины – просто часы в его коммуникаторе, видимо, несколько отставали от атомных часов “Хроноса”. В тот день Этингер читал лекцию о рассекречивании исторических тайн: о времени, которое должно пройти перед тем, как правда станет известна широким массам и о последствиях утаивания ключевых исторических событий. Из-за организационных накладок его выступление перенесли, так что Рун успел здорово утомиться ничегонеделанием. В холле было полно народу: сновали репортёры и верстальщики, слонялись слушатели, ходили от экрана к экрану простые прохожие, желающие утолить информационный голод. Первым делом историк начал изучать людей, сверяя картинку с воспоминаниями – и снова не обнаружил ничего интересного. Обратился к окружению – и там ничего. Даже пристальный осмотр себя ненаглядного не дал никаких результатов: всё выглядело точно так, как запомнилось Руну. Начиная всерьёз опасаться, что так и не сможет предоставить Флагстаду хоть сколько-нибудь значимые результаты, Этингер ещё раз внимательно прошёлся по предыдущим двум снимкам. Всё без толку: зацепки, которые старательно изобретало его воображение, не тянули даже на отдалённо правдоподобные. Уже поздним вечером, когда большинство сотрудников “Миллениума” разошлись по домам, Рун, борясь с желанием всё бросить, снова взялся за третий снимок. Он досадовал на промах с выбранными снимками и ругал себя за самонадеянность. От отчаяния он даже начал читать новости на экранах холла – и тут заметил нечто интересное. “Космическая станция Сириус-1 уничтожена в результате неудачной бомбардировки астероида SAT67. Данные получены с крейсера “Навуходоносор”, производившего бомбардировку…” Дальше Рун прочитать не смог, потому что упёрся взглядом в край экрана. Новость имела рейтинг С – критическая – и выглядела очень тревожно. В основном потому, что всего пять месяцев назад прошла новость о том, что с Сириуса-1 успешно стартовал исследовательский зонд, имевший целью систему Проциона. Не веря глазам, Этингер перечитал новостную строку. Разве мог зонд стартовать со станции, которая к тому времени уже полтора года, как не существовала? Но главное – разве такая новость прошла бы незамеченной? На снимке Рун сидел спиной к экрану, а потому и не мог помнить, что на нём было. Другие люди поблизости тоже не смотрели в ту сторону. “Во имя всего святого, этого что, никто не заметил?! – лихорадочно подумал историк. – Сириус-1 была ключевой станцией в том направлении, на ней завязан столетний план освоения космоса! Да об этом должны были на каждом заборе писать!” “А может, – перебил он сам себя, – новость была ошибочной? Её быстро опровергли, потому и шумихи не случилось? Да нет, бред. “Свободная информация” ни за что бы не выпустила такую статью без стопроцентной уверенности, это уничтожило бы их репутацию”. “Пошутили? – зазвучала в голове новая версия. – Выпустили утку, чтобы послушать, закрякает ли в ответ народ? Если бы такие шутки не были запрещены со времён Орсона Уэллса, наверное, стоило бы рассмотреть эту версию. И, опять же, почему не было никакого резонанса?”