Глава 13 Они нежились в статичном море простыней и любовались звёздами. Балдахин за ненадобностью убрали, потушили свечи и камин, выключили все звуки окружения и слушали тишину. Симуляция не позволяла получить физическое удовлетворение, но со своей прямой задачей – доставить удовлетворение психическое – справлялась вполне. Рун лежал на спине, голова Амины лежала у него на груди, и он жалел, что не может здесь почувствовать запах её волос. Странное было ощущение: Этингер наделся, что всё случившееся в симуляции повторится в реальности, но категорически не желал в эту самую реальность возвращаться. От одной только мысли о мире, где существует “Хронос” и всё с ним связанное, историка охватывала тоска. Однако идея остаться в симуляции навечно ему тоже не нравилась. – Думаю, свидание можно считать успешным, – сказала Амина, не сводя взгляда с искусственного космоса. – Пожалуй, – задумчиво согласился Рун. – Но пока мы здесь, нужно ещё кое-о-чём поговорить. Канзи помолчала и, вздохнув, отозвалась: – Я знала, что должно быть что-то ещё. Историк боялся услышать в её голосе разочарование или хотя бы удивление, но услышал только усталость. – “Койки” изолированы от внешней сети, – пояснил он. – Если за нами следят, только здесь нас не могут слышать. – Ты это заранее спланировал? – хакерша даже не повернулась. – Да. Ещё один вздох. – Умно. – Надеюсь, это между нами ничего не меняет? – добавил Рун поспешно. – Я тебе клянусь, всё получилось так хорошо не потому, что я спланировал. Всё было настоящим, я… – Эй, – Амина приподнялась и повернулась, чтобы заглянуть Этингеру в глаза. – Ты поступил очень умно. Правда. Мне такое даже в голову не пришло. Просто… у меня тоже есть что рассказать. Но начинай ты. Рун немного успокоился – больше всего на свете он не хотел, чтобы Амина посчитала их свидание фальшивым, потому что сам он никогда не чувствовал себя более полным и подлинным, чем в этот день. Во всяком случае так ему казалось. Они сели друг напротив друга и Рун рассказал о том, что узнал о Сириусе-1. О том, что известно всем и о том, что показал “Хронос”. Историк пытался оперировать фактами, но чувствовал, что самими формулировками выдаёт свою предвзятость. Он умолчал обо всех своих выводах, но они и так просочились между строк. Лицо Амины по мере повествования всё сильнее каменело. Прежде чем Рун успел договорить, она спросила: – Думаешь, это не первый случай? От нас что-то утаивают? – Не знаю, – Этингер помотал головой. – Может, это вообще ошибка “Хроноса”... – Да брось! Сколько ты видел ошибок на снимках? Вот то-то же… – хакерша в задумчивости закусила губу. – Может, новость просто прошла мимо нас? – Я проверил. Все источники твердят одно и то же. Сириус-1 цел и функционирует. Амина потрясённо молчала, переваривая услышанное. Этингер чувствовал себя отвратительно – потому что лишил подругу блаженного неведения, а заодно и покоя. Но лгать ей или умалчивать правду было выше его сил. Он понимал смятение Канзи: весь мир давно привык доверять средствам массовой информации. За последний век это доверие стало таким же фундаментальным, как уверенность в том, что за днём следует ночь; сомневались только такие опытные параноики, как Рун. – Нет, тут где-то ошибка, – Амина потрясла головой, словно пытаясь вытряхнуть оттуда крамольные мысли. – Мы что-то не учли. – Я тоже на это надеюсь. Но подумай – ведь за такие тайны вполне могут убить. Если Крипалани узнал о таком грандиозном обмане и оказался слишком честным, чтобы молчать... – Просто если это правда, – Канзи выглядела совсем по-детски растерянной, – то правды нет. Если это правда, то всё остальное – ложь. Этингер обнял её, потому что не знал, что ещё сказать. Он и сам бы с радостью забыл о том, что увидел. Потому что для жителя безоблачной утопии резкий переход в антиутопию сравним разве что с падением в ад. – Нам нужно уехать, – сказал Рун. – Бросить эту работу и улететь на другой край света. Пусть сами разбираются с “Хроносом”. Лично я больше не хочу в этом участвовать. От него одни беды. – Было бы здорово, – тихо отозвалась Амина. – Но не получится. – Думаешь, нам не дадут уволиться? – Может и дадут. Но, видимо, моя очередь рассказывать… Сегодня мне в ящик подкинули записку. “Это не к добру”, – подумал Рун, но вслух спросил: – И что в ней? – В ней кусочек кода эксплоита, который я использовала при взломе базы “Миллениума”, и приписка: “Кажется, это твоё”. Повисла тишина. Такого Этингер не ожидал. Их с Аминой положение ухудшалось со скоростью падающего в гравитационный колодец метеорита. И всё же паниковать пока было рано. – Тебя явно провоцируют, – сказал историк. – Видимо, ждут поспешных решений. – Вот поэтому и нельзя увольняться, – вздохнула Канзи. – А если мы просто исчезнем, за нами тотчас спустят псов. И уж эти-то ребятки нас даже из-под земли достанут… Рун помолчал, лихорадочно прикидывая варианты. – А если такие письма разослали нескольким людям? Чтобы посмотреть на реакцию. – Может быть. Я бы на месте службы безопасности “Миллениума” так и поступила. Но тогда стоит хоть кому-то обмолвиться о таком письме, и блеф раскроется, а рыбка ускользнёт. Мне кажется, дело не в этом. – А в чём тогда? Амина поёжилась, и Рун обнял её покрепче. – Я весь день об этом думаю. Если честно, понятия не имею, зачем мне это прислали. Но я почти уверена, что это не “Эйдженс”. То, как всё это сделано – записка в почтовый ящик, без подписи, без требований, тайком... – Синклер? – Больше некому. Весь научный центр переполошили, да ещё и взлом базы на него повесили. Ему это, ясное дело, не понравилось – вот он и пытается обратить ситуацию себе на пользу. – И это не шантаж. Он просто пугает тебя, даёт понять, что ты в его руках. Будто морально готовит к чему-то. Да, пожалуй это Синклер. Наверное, планирует тебя завербовать. Хакер, способный взломать “Миллениум” явно не помешал бы тем, на кого он работает. – Мы не знаем кто он и на что способен. Вполне может быть, что он сам хакер не хуже. Ведь как-то он достал этот фрагмент кода. – Достать код – не то же самое, что им воспользоваться. Нет, он не в состоянии самостоятельно взломать базу. Ты точно ему нужна – иначе бы он просто сдал тебя, выдав за себя, и обеспечил себе тем самым спокойствие. Канзи задумалась. – Наверное, ты прав, – она склонила голову на плечо Руна. – Но легче-то не становится. Чего вот ему надо? И что теперь делать мне? – Не бояться. Делать вид, будто не было никакой записки. Пусть отправитель сам делает ход, раз не назвался. Зато если кто-то заговорит с тобой об этом… – … то это либо ещё один получатель, либо сам отправитель. Да, понимаю. Но знаешь, что? Теперь я точно знаю, что этот таинственный некто сделает ход. И боюсь, что пространства для манёвра он мне больше не даст. – Мы что-нибудь придумаем, – сказал Этингер. Сказал, хотя придумать ничего не мог. И не представлял, что может сделать он – обычный человек на обычной должности, от которого ничего не зависит. Особенно если учесть недавние открытия… Рун знал только одно – их с Аминой уже затянуло на опасную глубину, и если совсем ничего не делать, затянет ещё глубже. И тогда непременно раздавит. До принудительного свёртывания симуляции оставалось еще полтора часа, поэтому они снова забрались под одеяло. Даже говорить не хотелось – слишком уж угнетали перспективы. Поэтому они просто лежали молча, обнявшись. – Как же мы дошли до всего этого? – спросила Канзи, словно размышляя вслух. – Прячемся в симуляции, чтобы иметь возможность открыто поговорить. А ведь пару недель назад и мысли такой не возникало! Как быстро всё встало с ног на голову… Рун молчал. Он знал, что Амине страшно – и ему тоже было страшно. Он тоже не понимал, как можно было дать затянуть себя в эту интригу. Но чтобы ещё больше не расстраивать подругу, старался быть храбрее, чем есть. – Есть вещи, которые от нас не зависят, – сказал Этингер. – Куда приведёт нас кривая времени, например. Ты уж мне поверь как историку, лучше об этом не переживать. Время – оно как железная дорога. Будущее впереди, прошлое – позади, а настоящее – это несущийся на всех парах поезд, никем не управляемый. Мы все сидим в вагонах и не можем ни остановить состав, ни даже замедлить его. Только весело несёмся навстречу неизвестности… А однажды спрыгиваем с него. Прямо на полном ходу. И остаёмся лежать на обочине прошлого, пока настоящее уносит остальных всё дальше и дальше в туман... – Как-то мрачновато. Неужели ты правда всё так и воспринимаешь? – Нет. Я предпочёл бы что-то более оптимистичное, – Рун задумался и добавил: – Наверное, в этом и есть моя беда. За всеми этими тревожными разговорами веселье и романтика утекли, как песок сквозь пальцы. Поэтому всю дорогу домой они оба молчали. Не так Рун хотел, чтобы заканчивались его свидания, но выбирать не приходилось. Глядя, как мелькает за окном вагона ночная люменисценция, он дал себе обещание, что если они выберутся из передряги – лишь бы только выбрались! – он костьми ляжет, но сделает так, чтобы Амина рядом с ним улыбалась. Этингер проводил подругу до её номера, они обнялись на прощание, и Рун уже развернулся, чтобы уйти к себе, как вдруг услышал тихое: – Может, останешься сегодня со мной? Он обернулся: Амина смотрела на него так, словно сама не верила, что это сказала. И всё же под смущением и досадой Рун отчётливо разглядел умоляющий взгляд маленькой напуганной девочки. Если бы он не согласился, она бы не обиделась. Если бы он думал слишком долго, она бы сама отказалась от своих слов. Но он ответил: – Конечно. Я останусь. И получил в награду вздох облегчения.