– Хорошо… – Рун, – глава проекта повернулся к историку. – Жду от вас подробный отчёт по этому делу. – Он будет, – кивнул историк. Флагстад, не прощаясь, вышел. Этингер растерянно посмотрел ему вслед. Реакция руководителя оказалась не такой, какую он ожидал. Если бы Флагстад знал о подмене новостей, он попытался бы замять эту историю, а для Руна придумал бы невразумительное научное объяснение, чтобы тот не копался там, где не надо. Значит, либо Флагстад не знает, либо нет никакой подмены. В первом случае нужная информация дойдёт до главы проекта после того, как он доложит о найденной аномалии наверх. Это должно случиться довольно скоро – скорее всего в течение недели. Его убедят помалкивать о произошедшем и пресекать дальнейшую утечку. Тогда “дефект” наверняка спишут на недоразумение, в крайнем случае найдут козла отпущения. Во втором случае это вовсе не “дефект”, а и впрямь дефект, и его попытаются исправить. Как ни странно, этот вариант даже больше похож на правду, потому что Флагстад, увидев невероятную новость на экране, явно взволновался. Здесь тоже есть две возможности. Первая – Юрий сказал правду, и проект на грани закрытия. Тогда каждый недочёт может вколотить последний гвоздь в крышку гроба “Хроноса”. Флагстаду нужно исправить дефект прежде, чем придётся о нём доложить, чтобы не потерять должность. Вторая – выявление причины дефекта и его исправление могут наоборот привести к долгожданному прорыву. Как бы там ни было, вышло так, что Рун своей находкой поставил на уши весь научный центр. Вот и не привлёк внимание, называется… Оставалось только надеяться, что прорыв всё-таки случится. В этом случае выиграют все. Даже Синклер. Кстати о нём – две кандидатуры на роль шпиона Рун для себя исключил. Амину (потому что если не верить ей, то в этой жизни вообще верить не во что), и Флагстада (потому что за него уже брались и отпустили). Остальные двести с лишним сотрудников “Миллениума” оставались под подозрением. Этингер объяснил Рэми что искать и, борясь с желанием навестить Амину, сел просматривать слепки по чёрт знает какому кругу. Он не рассчитывал ничего найти, потому что по-прежнему считал, что “дефект” – недосмотр корпоративной цензуры, и что на повторном снимке новость о крушении Сириуса-1 сменится чем-нибудь другим, более удобным. Будь воля Руна, он бы даже не притронулся к слепкам, об которые уже глаза намозолил, но рядом сидел Гренье, которому историк не доверил бы даже дверь придержать. Пришлось работать. С трудом дождавшись обеденного времени, Рун пошёл в столовую, но не застал там Канзи, как рассчитывал. Он даже задержался за столом подольше, надеясь, что она появится. Без толку. “Наверное, решила пообедать в другое время”. Возвращаясь в кабинет, Этингер испытывал странное чувство тревоги – как когда причин для беспокойства вроде бы и нет, но внутри всё равно ворочается что-то мутное и неприятное. Глава 15 Около четырёх часов вечера в кабинет аналитиков ввалился красный как рак Этан Лебронн. Буркнув с порога приветствие, он сразу взял быка за рога: – Показывайте, где тут ваши “дефекты”! – последнее слово он выплюнул, словно слизня. – Чёрт знает что творится! Рун недолюбливал Лебронна – слишком уж тот был отталкивающий человек – а потому не стал спрашивать, что он имел в виду под “чёрт знает что”. Молча открыл нужный файл и вывел его в смотровую. – Вот, – он указал на интересующее физика место. Тот, прочитав сообщение, насупился ещё сильнее. Как будто видел снимок впервые, хотя наверняка уже успел посмотреть его на своей рабочей станции. – Увеличьте этот сегмент, – потребовал Лебронн. – Да не этот! Выше который. Этингер, стиснув зубы, повиновался. Указанный кубический сегмент промасштабировался и занял всю смотровую. В фокус попала часть информационной доски с сообщением о Сириусе-1. – По-моему, ничего необычного, – сказал Рэми, стоящий позади. – Не могли бы вы не мешать? – бросил физик. – Я и сам вижу, что тут всё нормально. Для того, чтобы что-то понять, нужно сосредоточиться, а вы мне мешаете. Спасибо. Рун, увеличьте соседний сегмент, тот что справа. Картинка переместилась в указанном направлении. Теперь они смотрели на другую часть сообщения. Лебронн задумчиво покусывал верхнюю губу. – Когда будет повторный снимок? – спросил историк, воспользовавшись паузой. – Уже готовится. Давайте-ка ещё вправо сместимся. В фокус попал край экрана, где сообщение обрывалось. И тут Рун заметил кое-что странное: пластик на торце информационной доски будто очень мелко пузырился или отслаивался, но ни то, ни другое было не свойственно этому материалу. Этингер увеличил масштаб до максимума. В непосредственной близости от поверхности доски словно замерли тысячи крохотных линз, искажающих перспективу, из-за чего пластик и выглядел “пузырящимся”. – А вот это уже ненормально, – сказал историк, инстинктивно придвигаясь к смотровому окну. – Что это? – Похоже, диффузия, – сказал Лебронн, скрестив руки на груди. – Разнородное антивещество смешивается. Странно. Чушь какая-то... – И что это означает? – подал голос Рэми. – Понятия не имею. В этом центре вечно что-то не так! – физик словно по щелчку перешёл из задумчивости в своё обычное возмущённое состояние. – То базу взломают, то шпионов ловят – наукой-то некогда заниматься. Теперь ещё эти дефекты бредовые! Совсем вот не удивлюсь, если это тоже чьи-то проделки, а устройство работает совершенно нормально. – Намекаете на то, что этот снимок – подделка? – Рун понизил голос. – Кто знает? Тут же чёрт знает что творится, а не исследования! – физик всплеснул руками. – А кто первый видит снимки? Ну, после их создания? Лебронн побагровел. – Я или мой заместитель, – ответил он. – Этот делали в мою смену. – Там было это сообщение? – с нетерпением спросил историк. – Да не помню я! Это что, обвинение? – окрысился физик. – Вы ещё меня будете обвинять в саботаже? “Нет, этот идиот вряд ли к чему-то причастен, – подумал Рун, тоже закипая. – Он просто бесится, потому что ему якобы приходится расхлёбывать последствия чужой некомпетентности”. “Или же он искусно ломает комедию, – пришла другая мысль. – Как же тяжело никому не доверять”. – Я просто пытаюсь понять, как получилось вот это, – историк ткнул пальцем в слепок. – Мне тоже это интересно, – буркнул Лебронн. – Странно ещё, что так называемый дефект обнаружился именно в вашем снимке. Ведь это вы его заказывали, не так ли? “Вот же кретин”. – Я, – согласился историк. – И это, по-моему, только доказывает, что я своё дело знаю. Лебронн шумно засопел, явно подыскивая ещё более унижающий ответ, но то ли не нашёл его, то ли решил не тратить время на споры. Вместо этого физик развернулся и вышел, пробормотав что-то вроде “понанимали умников…”. Рун переглянулся с Рэми, который с интересом наблюдал за их перебранкой, и сел на своё место. Этингер понимал, что в его положении лучше не обзаводиться врагами, но хамство этого недовольного всем и вся брюзги вывело его из себя. Хорошо хоть удержался от того, чтобы не добавить “в отличие от некоторых” – Лебронн наверняка не простил бы такого оскорбления. Опасаясь снова утратить контроль над собой и сболтнуть лишнего, Рун до самого вечера просидел тише воды ниже травы. К нему заходила ещё пара человек – один ай-ти специалист (к сожалению, не Амина) и один теоретик. Оба раза Рун показывал слепок под увеличением, вместе с гостем пожимал плечами и продолжал работать. Ближе к восьми он получил знакомое оповещение: “Банк экспериментальных данных пополнен”. Рун к тому времени остался в кабинете один – Рэми – уже полтора часа как ушёл – поэтому решил задержаться, чтобы подтвердить свою гипотезу. Он открыл новый снимок и… Увидел вместо информационной доски белое пятно. Всё остальное было как на предыдущем изображении: и зевающий Рун, и другие люди, и другие экраны, но доски с сообщением о Сириусе-1 – не было. Только пустота, зияющая точно дырка от бублика. Этингер ошарашенно откинулся на спинку кресла. Нет, он допускал, что и пятно может оказаться поддельным. Это даже выглядело намного логичнее – скрыть неудобную информацию под белым пятном было бы идеальным преступлением. Кто отличит такое белое пятно от пятен на остальных снимках? Но тогда следовало удалить из банка данных предыдущий снимок. А тот до сих пор нахально лежал на всеобщем обозрении, никем не тронутый. А самое главное, если принять гипотезу, что часть белых пятен созданы специально, то какой вообще смысл в таком исследовании? Неужели это всё-таки настоящий дефект? Рун выключил экран, понимая, что ещё немного – и его мозг в сжиженном состоянии покинет череп через первое попавшееся отверстие. “Домой, – сказал он себе. – День пережил, и то хорошо. “Хронос” никуда не убежит, подумаю над этим завтра”. Тогда-то он и был в своём кабинете в последний раз. Глава 16 По дороге к выходу Этингер успел удивиться тому, как мало людей осталось в этот час на работе. Ждали пересменки угрюмые охранники, двое лаборантов катили по коридору тележку со здоровенным контейнером, один учёный шёл наполнить чайник – и больше никого. Андроиды не в счёт. Из-за искусственного освещения в “Миллениуме” царил вечный день, и если бы не часы, можно было бы вовсе потеряться во времени. У самого лифта Рун столкнулся с начальником службы безопасности. Валттери остановился в десятке метров от спасительных дверей и с высоты своего роста, точно готическая горгулья, проводил историка взглядом. Проходя мимо, Этингер непроизвольно втянул голову в плечи и не оглядывался, пока не вошёл в лифт. Даже когда Рун назвал этаж и дверь подъёмника начала закрываться, Валттери не сводил глаз с историка, точно собирался взглядом, как стальным прутом, заклинить створку. Когда кабина устремилась вверх, Этингер неожиданно для себя выдохнул и передёрнул плечами, пытаясь избавиться от ощущения, что его засунули в морозилку. Что это нашло на Валттери? Всё ускоряя и ускоряя шаг, Рун оказался в вестибюле фермы. Тут же сработал сигнал на комме – устройство покинуло радиус глушилки и теперь принимало накопившиеся сообщения. Так было всегда: чтобы написать или позвонить кому-то во внешний мир, каждому сотруднику “Миллениума” приходилось подниматься на самый верх или вовсе выходить на парковку. Собственно, непрочитанное сообщение в этот раз оказалось только одно. От Амины. “Как можно скорее приходи ко мне. Есть новости, надо обсудить”.