– Я знаю. Все равно. – Лена вытащила руку. Ей стало неприятно, однако она постаралась побороть себя. Карусель стремительно набирала скорость. Девушка позади громко взвизгнула, затем еще раз и еще. Впереди тоже визжали, чей-то тонкий голосок жалобно пискнул «Ой, мамочка, боюсь». Сама Лена страха не чувствовала. У нее редко кружилась голова, а когда она летала в самолетах, то обычно лучше других переносила взлет и посадку. Усатый Борис теперь сидел тихо, крепко вжавшись в спинку кресла. Лена успела рассмотреть капельки пота на его мясистом лице. «Мама дорогая, да он сам дрейфит, – догадалась она, – трусит кататься, потому и считает тех, кто не выдает страха, экстремалами». Ей стало жаль, что рядом нет Дениса. Вот уж кто бы не стал потеть от паники, а наверняка сказанул бы что-нибудь смешное. Зря он вредничает, надо будет все-таки уговорить его прокатиться. Капсула задрожала и начала вращаться. Визг и крики вокруг усилились и слились в единую какофонию. – Прек-красная Елен-на! – завыл Борис откуда-то сбоку. – Не бойтесь, – успокоила его Лена, стараясь говорить как можно хладнокровней. – А я и не б-боюсь, – стуча зубами, пробормотал он. – Д-давайте после с-сходим в каф-фе. – А вдруг у вас не будет аппетита? Он жалобно хихикнул. – В-вы ос-стрячка! – А вы выбираете странные места для знакомства с женщинами. – И в-все-таки я в-вас приглаш-шаю. Капсула, сделав оборотов двадцать вокруг своей оси, вернулась в нормальное положение. – Простите, Борис, не выйдет, – улыбаясь, проговорила Лена. – Почему? – Лицо усача было абсолютно мокрым, но счастливым оттого, что он выдержал испытание. – Я здесь не одна. Со мной друг. – А почему он не катается? – удивился Борис. – Не хочет. – Тоже боится, – предположил он. – Как и я. Я ведь, Елена, жуткий трус, не то что вы. Даже на велосипеде ездить боюсь. Вот решил работать над собой, преодолевать страхи. – Молодец, раз решил, – искренне сказала Лена, – и потом, по-моему, вы вовсе не трус. – Как так? – Так. Трус – не тот, кто боится, а тот, кто не хочет бороться со страхом. Вы под эту категорию не подпадаете. – Елена, вы прелесть, – восторженно произнес Борис, – я набью морду вашему другу и уведу вас с собой. – Вот этого не надо. – Она усмехнулась, вспомнив Кнопу и его дружков. – Ладно, не набью, – рассмеялся Борис, – но хотя бы взгляну, кому так повезло. – Боюсь, и это не получится. Он вопросительно поднял брови. – Его здесь нет, – пояснила Лена. – Мы договорились встретиться в другом месте. Карусель постепенно начала останавливаться. Шум утих. Капсула проехала еще пару кругов и затормозила у подмостков. Лена отстегнула ремень безопасности и вышла. Ее слегка пошатывало, но голова оставалась ясной. Рядом, тяжело волоча ноги, плелся Борис. Они сошли на асфальтовую дорожку. Лена метнула цепкий взгляд за заграждение и почувствовала, как ее охватывает тревога: Дениса по-прежнему не было. – Ну и где же ваш приятель? – полюбопытствовал немного оклемавшийся Борис. – Я же сказала, мы встречаемся в другом месте. – Лена не смогла сдержать раздражения. Мало того что Денис куда-то слинял и нужно его разыскивать, так еще и этот тип прицепился, как банный лист. «Сама виновата, – подумала она, – нашла приключений на свою голову!» Лена двинулась наугад к небольшому летнему кафе. Борис упрямо следовал за ней по пятам, что-то заунывно бормоча. Она старалась не обращать на него внимания, но нервы были на взводе. В какой-то момент Лена споткнулась о валяющуюся под ногами деревяшку и едва не растянулась на земле. – Вот черт! – Она нагнулась, осмотрела каблук. Слава богу, он оказался в порядке. Лена вздохнула с облегчением, подняла голову и тотчас увидела Дениса. Он сидел на одной из лавочек и оживленно беседовал с маленькой седой старушкой. Рядом бегал чистенький белоснежный шпиц, волоча за собой длинный кожаный поводок. Лена ощутила невероятную радость оттого, что Денис свел свое очередное знакомство с бабулькой, а не со скучающей в одиночестве смазливой девчонкой, чего она втайне опасалась. – Вон он! – торжествующе объявила она, указывая в сторону скамейки. На усатом лице отразилось недоумение. – Этот? – проговорил Борис с сомнением в голосе. – Больно молодой. – Я тоже не старая, – отрезала Лена и зашагала прочь от навязчивого ухажера. Денис и старушенция весело болтали, не замечая ее. Бабка то и дело принималась тоненько хихикать, всплескивая сухонькими, детскими ручками. Ее белые волосы поблескивали на солнце. «И эта туда же! – усмехнулась про себя Лена. – Права Томка – рядом с Деном даже восьмидесятилетняя карга хочет чувствовать себя девочкой». Она приблизилась вплотную к скамейке, и только тут Денис наконец обратил на нее внимание. – Ну что, покаталась? – Да, – с вызовом ответила Лена, – было классно. Мне понравилось. – Ну и на здоровье, – спокойно проговорил он и, нагнувшись, потрепал шпица по загривку. Тот радостно тявкнул и завертел пушистым хвостом. Старушенция приветливо заулыбалась. Лена почувствовала себя полной идиоткой и улыбнулась ей в ответ. – Присаживайся, – пригласил Денис, похлопав ладонью по деревяшкам скамейки. – Это вот Софья Алексеевна, – он кивнул на старушку. – А это Атос. Шпиц, услышав свое имя, залаял громче. – Очень приятно. Лена. – Она протянула бабке руку. Та с готовностью пожала ее холодными тощими пальцами. Ничего не оставалось, как присоединиться к дружной компании. Лена присела на лавку рядом с Денисом. Собачонка тотчас ткнулась мокрым носом ей в ноги. – Это он так здоровается, – пояснила новая знакомая и строго погрозила псу: – Фу, Атос, фу! Хватит подлизываться. – Пусть, – разрешила Лена, – я люблю собак. – Верно? – обрадовалась Софья Алексеевна и тут же лукаво усмехнулась. – А я, представьте себе, всю жизнь их терпеть не могла. Пока в прошлом году не полезла мыть люстру и не свалилась со стула. – Свалились со стула? – с недоумением переспросила Лена. – Именно. – Старушка кивнула и печально вздохнула. – Знаете, дорогая, что такое в моем возрасте упасть даже с маленькой высоты? Перелом шейки бедра. В больнице сказали, что мне уже не встать. Никогда. – Блекло-голубые глазки Софьи Алексеевны подозрительно заблестели, но голос оставался ровным и спокойным. – Я пролежала в гипсе полтора месяца, потом меня отправили домой. Дочке пришлось взять отпуск – иначе кто бы за мной ухаживал сутками напролет? Жизнь превратилась в ад: полная беспомощность, зависимость, судно, уколы, массаж. А дочка у меня работает в банке, там не любят, когда долго отсутствуют – того и гляди уволят в два счета. И что тогда? Мужа-то у нее нет, одна из кожи лезет: внук в институте, на платном отделении, не внесешь вовремя деньги, отчислят. Я уж, грешным делом, начала у бога просить, чтобы он меня прибрал к себе, а их всех освободил от хлопот. – Софья Алексеевна покачала головой и перекрестилась. – Дура была, прости господи, все от отчаяния, от немощи своей. – Она с нежностью глянула на шпица и ласково позвала: – Атосик, мальчик, ну иди сюда, иди, озорник. Пес потерся о ее ноги. – Как сейчас помню, близилось Восьмое марта. Дочка на работу побежала, лежу я в кровати и реву. Слезы сами собой катятся, всю подушку просолили. И тут внук приходит, Сашка. «Баб, – говорит, – смотри, какой я тебе подарок принес. Живой». И вынимает из-за пазухи белый клубок. Тот пищит, сопит. Я только ахнула. «Дуралей ты, – кричу, – на что мне собака, ежели я с судном в обнимку? С ней же гулять надо, кормить ее, купать. Она ж как дитя». А он в ответ: «Вот и хорошо. Ты, бабуль, вставай, а то залежалась. Маме вздохнуть не даешь. Вставай, будешь за Атосом ухаживать». Это он его Атосом-то назвал, Сашка, – пояснила Софья Алексеевна. Лена внимательно слушала старуху. Она больше не казалась ей смешной и приставучей. – Ну вечером вернулась моя Анюта, увидела лужу на полу – и в крик: «Вышвырну к чертовой бабушке! Вы смерти моей хотите – не хватает за лежачей ходить, так еще и кобеля приперли!» А Атосик тихохонько подполз к ней да зубешками молочными хвать за ногу. Мол, не ругайся, тетка, ничего уж не попишешь. Останусь я здесь, и баста. Дочка прослезилась, лужу протерла и спать легла. А я глаз сомкнуть не могу. Лежу и слышу: скулит! Глупый, маленький. То ли холодно ему, то ли страшно, то ли кушать охота. Дочку будить рука не поднимается, Сашка к себе домой укатил. Ну я и скинула помаленьку ноги на пол. Сижу, дрожу, а встать-то силушки нет. И этот плачет, как ребенок, аж душа надрывается. «Ну, – думаю, – была не была». Распрямилась, стою ни жива ни мертва. Голова кругом идет. Глянь, а этот уже тут как тут. Трется, ноги лижет. Я и пошла. Шаг за шагом, по стенке до кухни добралась. Подогрела молока, в блюдце ему налила. Он вылакал за милую душу. А я смотрю на него и плачу – от счастья, что смогу ходить самостоятельно. Раз встала, то смогу. – Софья Алексеевна смахнула с реденьких выцветших ресниц слезы и улыбнулась. – Вот так все и вышло. Наутро я по квартире ковыляла на костылях, а через неделю во двор спустилась – с Атосом гулять. А потом и дочка не нужна стала: мы с ним и сами со всем справляемся. И уберемся, и в магазин сходим. Вон даже до парка доползли, потихоньку, полегоньку. А собак я теперь больше всякой другой живности люблю. Лучший друг, лучше, чем иной человек. – Старуха прямо и пристально поглядела на Лену. – Я вам надоела, поди. Язык без костей, поболтать-то не с кем. Вот молодой человек ваш разговорчивый оказался, мы с ним много чего обсудили. Спасибо, выслушали старуху. – Не за что. – Лена поднялась с лавочки. Ей не верилось, что Денис мог серьезно воспринимать получасовую беседу с пожилой женщиной, и она начала опасаться, как бы он не отпустил по этому поводу свойственных ему едких комментариев. – Пойдем, – позвала она его и кивнула старухе. – Всего вам доброго, не болейте. – И вам того же, милые. Они отошли от скамейки. Вопреки ожиданиям, вид Дениса не выражал ни насмешки, ни пренебрежения. Он пару раз зевнул и вопросительно уставился на нее. – Ну куда теперь? Лена решительно кивнула на виднеющуюся вдалеке летнюю эстраду. Оттуда неслась веселая музыка и крики. – Ладно. – Денис равнодушно пожал плечами и поплелся в указанном направлении. Она шла за ним по пятам, пытаясь разгадать, что означает его поведение: очередной хитрый маневр или просто обыкновенную скуку. Кажется, беседовать со старушкой ему было гораздо интересней, чем развлекаться в ее обществе. Площадка перед эстрадой была заполнена людьми. Толстый веселый дядька-массовик громко вещал в микрофон: – Танцуем дружней! Разминаемся! Помним, что это репетиция перед нашим главным соревнованием. – Каким еще соревнованием? – не поняла Лена. – Небось кто кого перетанцует, – лениво заметил Денис.