Генеральши вывели на улицы бронеходы. Отстранив от власти Высший Совет, создали хунту. Та отменила равенство полов, объявив о превосходстве женщин. Дескать, они соль земли. А мужчины – быдло. Их изгнали с руководящих постов и, что самое печальное, в производстве. А ведь там они достигли успехов. Не имея возможности служить в армии, мужики шли в промышленность. Они совершенствовали машины и изобретали новые. Тетки объявили это ересью. Мол, не может какой-то мурим создавать технику лучше женщин. Мужиков в Сухья опустили на уровень скота, чем воспользовались курумцы. Там давно поняли выгоду равенства полов. Поощряли обучение мужчин, принимали их на предприятия. В Сухья потянулись вербовщики из Курума. Они предлагали заманчивые условия. В Курум потек поток эмигрантов. Генеральши прохлопали этот процесс. Поначалу смеялись: пусть едут! Воздух в стране станет чище. Спохватились, когда Курум, получив приток специалистов, поднял уровень производства, а в Сухья появились проблемы. Оказалось, не все женщины-инженеры лучше мужчин. Многие даже хуже. Эмиграцию запретили. Но она продолжалась тайно. Ручейки беглецов тянулись к границе. Переходили ее ночью. Большинство ловили и отправляли обратно. Затем стали сажать в тюрьмы, но процесс набрал силу. Недовольство хунтой росло. Теперь обвиняли ее в проблемах и женщины. У них уезжали братья и сыновья, возлюбленные и супруги. Власть хунты зашатались. И она не нашла ничего лучшего, как устроить победоносную войну. На границе случился инцидент. Группа беглецов перешла ее и углубилась на территорию Курума. Им вдогон устремились бронеходы. Но навстречу вышли машины Курума. В небольшой стычке они выдали вторгшимся звездюлей. Генеральши мобилизовали армию. В ответ Курум придвинул к границе свою. Закипели стычки, а потом случилось генеральное сражение. Генеральши надеялись на победу. У них было больше бронеходов, их вели бой лучшие из лучших. Соль земли, ее альфа и омега. Так твердила пропаганда. Бронированный строй сухья двинулся на курумцев. Генеральши шли в первых рядах. Они желали овеять себя славой. Поначалу шло как по маслу. Сухья разнесли в клочья жидкий строй врага и погнали его назад. Курумцы бежали. Сухья мчались вслед, не заметив, как вынеслись к укреплениям. Их курумцы соорудили заблаговременно. Подтянули к границе высоковольтные линии и поставили рельсотроны. А вперед выслали жидкий заслон, которому бежать после стычки. Беглецы скрылись за укреплениями, а в сухья ударили рельсотроны. Металлические болванки, разогнанные электрическим полем, валили бронеходы на землю. Проламывали их защиту, разбивали опоры и манипуляторы. В считанные минуты армия Сухья перестала существовать. Сначала, как боевая единица, а затем – и физически. К побежденному врагу вышли бронеходы курумцев. Пленных не брали. Тех, кто сдавался, убивали молниями. Добивали тех, кто успел выбраться из машин. Проблему с Сухья Курум решал окончательно. После бойни победители двинулись на столицу врага. Передвигались не спеша. Зачем утомлять воинов? Армии у противника нет, столицу защищать некому. Она упадет, словно спелый плод, вместе с ней – и страна. Ее можно пограбить. Вывезти ценности и специалистов, заставить их работать на благо Курума. Устранить конкурента, низвести его в нищету, превратив некогда сильную страну в сырьевой придаток – таков был план победителей. Олигархи Курума потирали руки. Они руководили страной и определяли ее политику, они мечтали о гегемонии на Орхее. Погрести под свое влияние страны мира, диктовать им условия – таковы были их устремления. Сухья этому мешала. И вот теперь строптивой приходит конец. Курум повторил ошибку противника. Сначала хунта недооценила врага, а теперь тот проявил беспечность. Воины у Сухья нашлись. Недовольные политикой хунты были и в армии. Их отправляли в штрафную часть и держали под присмотром. В бой штрафников не повели. Зачем делиться славой с отбросами? Самим мало… «Отбросы» оказались решительными. Получив весть о разгроме, они отстранили назначенных командиров и выдвинули из своих рядов новых. Объявили о переходе власти к Комитету спасения, отмене декретов хунты. Пообещали вернуть равенство полов и призвали жителей страны встать на защиту Родины. Удивительно, но им поверили. Может, оттого, что в стране знали о штрафной части и то, за что туда попадают. Но, скорей, сработало другое. У штрафников были мужчины. Возлюбленные и мужья, братья и отцы. Они выступили в поддержку родных. Призыв нашел отклик. В считанные дни к подступам столицы протянули высоковольтные линии. Кабель клали в землю, закрывая его дерном. Возводили и маскировали доты. К рельсотронам ставили мужчин – женщин посадили в бронеходы. Большинство их были списанным старьем, но вполне рабочим. Много женщин прошли армию, так что пилоты нашлись. Теперь они возвращались на службу. За несколько дней в Сухья появилась армия – не совсем обученная и вооруженная старьем. Но ее вели в бой решительные командиры. Армия собиралась умереть, но не пустить врага в город. Дорога, по которой двигались колонны врага, перед столицей проходит между высоких холмов. На их склонах и возвели доты. Оставалось заставить противника войти в дефиле. Перед ним встала цепочка бронеходов. Их задачей было изобразить сопротивление, заставив противника поверить, что перед ним – последние защитники. Было ясно, что заслон – смертники. Тем не менее, они нашлись. В цепь встали члены Комитета спасения и другие штрафники. Только двое офицеров руководили обороной в тылу, да тех принудили к этому товарищи. Курумцы подошли к дефиле днем. Обнаружив врага, развернулись в боевой порядок. Он представлял собой плотно сбитый строй бронеходов. Развернуться не позволяла местность. Да и зачем? Сейчас они снесут горстку защитников и ворвутся в город. Ну, а там начнется грабеж. Командиры это пообещали. Бронированный вал ударил в жидкую цепь. Штрафники дрались насмерть. Они гибли, но уничтожали врага. Устилая путь бронеходами, тот втянулся в дефиле. И когда заполнил его до конца, заработали рельсотроны. Они били в упор. Металлические болванки рвали броню и крушили опоры. Бронеходы падали на землю. Дверцы на их спинах открывались, пилоты вылезали наружу и попадали под прицельный огонь. У гарнизонов дотов насчет этого имелся особый приказ. Бронеход можно построить новый, а вот пилота сразу не родишь. Его нужно учить. Болванки рвали врагов на куски. В короткое время курумцы потеряли половину бронеходов. Но они были еще сильны, да и воевать умели. Первым делом они решили подавить огневые точки врага. Бронеходы ринулись к холмам. Добежали не все, зато те, которые прорвались, врага не щадили. Доты замолчали. Не успел Курум перевести дух, как в дефиле ворвались бронеходы ополченцев. И их было много, в разы больше, чем врагов… У курумцев был шанс. Им следовало принять бой. Пусть сухья больше, но ополченец против опытного пилота – аргумент слабый. Но Курум понес тяжелые потери. Пилоты не знали, что в бронеходах – ополченцы. Как и то, что их машины – списанное старье. Курумцы видели, как дефиле затопляют бронеходы врагов, и что их очень много. Они побежали. Ополченцы гнали их до вечера. Догоняли, били молниями в спины, прожигая броню. Перепрыгивали и бежали дальше. Только ночь прекратила избиение. Без светила не работает живая батарея, а основные разрядились. Это спасло часть курумцев. В основном тех, кто добежал до отставшего обоза. Там они бросили бронеходы и залезли в автомобили. Понеслись на них к границе. У Сухья машин не оказалось. Утром им доставили батареи, но преследовать врага было поздно. Разгром не привел к победе над Курумом. У него еще оставались войска. Наступать силами ополчения выглядело безумием. Бронеходы Сухья вышли к границе, и закрепились на ней. Начались переговоры, которые закончились перемирием. Оно не разрешило конфликт. Стороны готовились к реваншу… В Сухья провели выборы. На них победили уцелевшие штрафники. Они объявили политику Обновления, для начала отменив разделение по половому признаку. Его пропаганду объявили преступлением. Но мир в обществе не наступил. Слишком долго хунта промывала людям мозги. Идеология «традиционных ценностей», проповедовавшая превосходство женщин, оказалось живучей. Общество разделилось на «традиционалов» и «обновленцев». За вторых стояло государство, в рядах первых оказались многие силовики. «В войне победили женщины! — утверждали они. — Они вели бронеходы. При чем здесь муримы?» В ряды силовиков влились изгнанные с постов назначенцы хунты. Нередко, их заменяли мужчинами, а это пробуждало ненависть. Добавьте проблемы в экономике… Хунта опустошила бюджет. Наклепала бронеходов, призвала на службу много пилотов. Все пошло прахом. Бронеходы превратились в металлолом, пилотов похоронили. Заключи Сухья полноценный мир, это пережили бы. Провели бы конверсию производства, перешли бы на мирную продукцию. Но Курум мира не хотел, и Сухья готовилась к войне. В результате упал уровень жизни. Это вызывало недовольство. Страна кипела. Вот в этот гадючник я и вляпался. 4 Шли дни. Я уже уверенно говорил на сухья. Нейя с Вильгой перестали пользоваться переводчиками и хвалили мое произношение. А передо мной все отчетливее вставал вопрос: что дальше? Как найти себя в этом мире? Кем работать и, главное, где? Жить из милости я не хотел. Нейя советовала не спешить, изучить местные условия и найти профессию. Мои не подходили. Пресс-секретарю нужно иметь связи, журналисту – знать страну. У меня не было ни первого, ни второго. Я это прекрасно понимал, и, если быть честным, не рвался. Местные СМИ вызывали тошноту. Новостные выпуски представляли собой рапорты о достижениях народа и его мудрого руководства. Еще сообщали о проблемах в Куруме. Дескать, люди там не доедают. Мы этим возмущены и требуем: все, что они не доедают… Питались в Сухья скудно. Я жил в доме владелицы крупнейшей промышленной компании в стране. Но на стол ей подавали кашу и овощной суп, иногда – хлеб и мясо. У себя я его ел каждый день. Я спросил Вильму: почему так? — Все по карточкам, — объяснила она. — А там норма. — Даже для богатых? — Для них тоже. Можно покупать на свободном рынке. Но там еда стоит дорого. Деньги у нас есть, только Нейя не желает. Мы должны жить как все. — На меня карточки дают? — У тебя нет чипа, — покрутила головой Вильга. — Не положено. Я, вдобавок, их объедаю. Вот позор… Что делать? Проблема разрешилась сама. В один из дней, возвратившись с тренировки, я застал в комнате незнакомого парня. Он сидел, развалившись, в кресле и грыз яблоко. Увидев меня, бросил огрызок в корзину и поднялся. Ничего себе паренек! Ростом выше меня, косая сажень в плечах. Лицом, правда, не вышел, некрасивое оно у него. Нос длинный, губы тонкие, подбородок острый. Зато одет хорошо. Не привычный комбинезон, а костюм-двойка из дорогой ткани. Только вместо пиджака – китель с отложным воротником. — Меня зовут Кай, — улыбнулся парень. — Я сын Нейи. Ты Влад? — Да, — сказал я. — Перенесся к нам из другого мира? Я кивнул. — На вид не скажешь, — покрутил он головой. — Как тебе у нас? — Плохо. — Почему? — Все чужое. — Это да, — согласился он. — Но деваться некуда. Кем ты был у себя? — Журналистом. — На заводе не работал? — Не пришлось. — Плохо, — сказал он. — Не то взял бы к себе. У меня завод электродвигателей. Понимаешь в них? — Ни бум-бум. — Ни бум-бум? — засмеялся он. — Говоришь странно. Хотя речь правильная. — Учу язык по книгам. — Этим? — ткнул он в шкафы. — Да. — Мои учебники. Я здесь жил. Но когда вырос, съехал. Не хочу жить у матери под фартуком. Одобряешь? — Да, — кивнул я. — Сам жил один. — Тогда поймешь, — кивнул он. — Не желаешь съездить в город? Заскочить в ресторан? — У меня нет денег, а еще чипа. Меня могут задержать. — Только не со мной, — усмехнулся он. — Я приму душ и переоденусь. — Подожду, — сказал он и достал яблоко из кармана. Через пять минут мы спустились во двор. У ворот стояла машина. Если та, в которой меня везла Грея, походила на советскую «Победу», то эта – на «Мустанг» 60-х годов. Двухместное купе с узким, длинным силуэтом. Окрашена в серебристый цвет. — Собирали на заказ, — объяснил Кай и полез в машину. Я устроился рядом. По привычке захотел пристегнуться, но ремней не нашлось. Кай нажал кнопку, двигатель загудел. Поползла в сторону створка ворот, «Мустанг» выкатил наружу и рванул с места. — Максимальная скорость – сто пятьдесят пять мергов, — похвалился Кай. — Жаль, что здесь столько нельзя. Как-нибудь прокачу по шоссе. В поворот он вошел с креном, едва не протаранив трамвай. Разминулись мы чудом. Трамвай возмущенно загудел. — Смотреть надо! — засмеялся Кай и обогнал попутный автомобиль. — Ползаете, как черви. Я вцепился в ручку над оконным стеклом. Теперь мысль прокатиться не казалась мне привлекательной. «Мустанг» мчал по столице, накреняясь, входил в повороты. Птичкой взлетал на подъемы, а затем несся вниз. — Хорошо пишешь и читаешь? — спросил Кай. — Да, — подтвердил я. — Тогда едем в центр, — сказал он и свернул направо. «Мустанг» подкатил к трехэтажному зданию с большой вывеской на фасаде. «Социальный центр №4 города Мея», — прочел я. Что такое Мей? Столица государства Сухья. Я об этом не говорил? Ну так знайте. Машин у здания стояло мало, и мы подкатили к самому крыльцу. — Идем! — сказал Кай и отключил двигатель. Мы поднялись на второй этаж. Кай уверенно вел меня коридорами. По всему было видно, что здесь он бывал. Навстречу попадались служащие в форме. При виде нас они кланялись. — Прихожу сюда за работниками, — объяснил Кай, когда очередной служащий отвесил поклон. — В центры обращаются перемещенные лица, эмигранты из других стран, люди, потерявшие близких. Они ищут кров и заработок. У меня это есть. Нахожу с нужной специальностью и беру, поселяю в общежитии и даю зарплату. Дальше сами. Он толкнул створку двери. «Директор», — прочитал я на табличке. Слово было, конечно, другим, но суть та же. В просторной приемной за столом за столом сидел какой-то невзрачный мужичок. Увидав нас, он поспешно вскочил.