Пожимаю плечами, а мне почём знать. – Ему Денис понравился, вот и решил порадовать. Что в этом плохого? Губы матери превращаются в тонкую полоску. Мы с ней начинаем играть в гляделки. Отводить и прятать взгляд не собираюсь: мне нечего стыдится. – Людмила, нам надо поговорить. Пойдём. – Томочка, дай хоть девочке поесть нормально, – пытается спасти меня бабушка. – Позже. Мама первая встаёт из-за стола, я следом. Когда мы проходим мимо кухни, понимаю, дела мои плохи – мы уходим в родительскую спальню, что располагается в противоположной стороне квартиры. – Людмила, что за мужчины появились в твоей жизни?! Костенька говорит, их у тебя двое. – И оба начальники, – буркаю, но, когда вижу, как расширяются глаза матери, спешу добавить, – мам, это не мои мужчины. Гордей помогал с подарками для Дениски: забрать, донести. Роман приехал позже, чтобы подарить Денису ящерицу, которая так ему понравилась. Не помню, когда так последний раз оправдывалась. Чувствую себя глупо. – Я не стала прогонять мужчин. Это как минимум некрасиво, а вы меня не так воспитывали. Поэтому и решила в благодарность угостить чаем, только и всего. – Мы учили тебя ценить семью. По крайней мере, я на это надеюсь, а что ты делаешь? Ты хоть понимаешь, что компрометируешь себя? Отрезаешь путь возвращения в семью. – С чего ты взяла, что я хочу туда возвращаться? Мама неверяще качает головой. – Но как же, Люд? У вас сын. – И что, мам? Это причина быть несчастной? – А одна ты, значит, счастливая? – Да. Мама тяжело вздыхает, смотрит осуждающим взглядом, от которого к горлу подкатывает ком обиды. Знаю, она хочет как лучше, только она не понимает, что наше с ней «лучше» сильно отличается. – Люд, – мама подходит к своей тумбочки и достаёт оттуда визитку, – Катя нашла вам хорошего семейного психолога. Костенька уже согласился к ней пойти, пожалуйста, и ты не упускай возможность всё наладить. У меня вырывается истерический смешок. Это всё походит на какой-то абсурд. – Не спеши отказываться. Мы делаем это для вас. В первую очередь заботимся о внуке. Он должен расти в здоровой атмосфере. Тем более, в такой важный переходный период. У него окончательно формируется характер, мы с отцом переживаем, что без мужского примера из него не вырастет нормальный человек. Мне не нравится, к чему клонит мама, дурное предчувствие начинает царапать грудь изнутри. – В общем, мы с отцом всё обсудили, Катя и Денис с нами согласны, поэтому если ты не возьмёшься за ум, мы Дениса заберём к себе. – В смысле? – В прямом. Вас троих воспитали, воспитаем и внука. – Он что, собачка? Как можно забрать ребёнка у родной матери?! Нет, то, что было раньше – ещё цветочки, оказывается, вот сейчас начинается самый настоящий театр абсурда. Ужасно то, что я понимаю: мама настроена решительно. Начинаю ходить по комнате из стороны в сторону. Пытаюсь взять себя в руки и не наорать, но вся выдержка летит к чертям, когда слышу следующие слова матери: – Я уже консультировалась в службе опеки и с юристами, это всё можно оформить. Но ребёнку нужна нормальная семья, а не мать с посторонними мужиками. Внезапно останавливаюсь, перестаю мерить комнату шагами, не хочу больше сдерживаться. Впервые в жизни чувствую такую сильную злость, граничащую с ненавистью. Отвратительно, что я это испытываю к родной матери. – Нет, – говорю излишне резко, срываясь на крик. – Идите на хрен со своим психологом, жалким Костиком и желанием отобрать у меня сына! Можете забыть о нас. Попытаешься забрать Дениса, я за себя не ручаюсь. Больше общаться с матерью у меня нет никакого желания. Я возвращаюсь в зал и прошу Дениса собираться. Говорю грубо, смотрю на всех родственников с ненавистью. Понимаю, что все, кроме Пети и бабушки, были в курсе. Они одни выглядят растерянно, но спрашивать ничего не решаются. И я рада этому, не хотелось бы срываться на них. Сын слушается моментально, подскакивает со стула, быстро прощается и уходит вместе со мной. Только когда оказываемся на улице, берёт меня за руку и мягко спрашивает: – Мам, ты как?