– Да, так что прекращай меня соблазнять и пошли уже смотреть работы. Беру за руку и веду в главный зал, где нас сразу встречает двухметровая объёмная бумажная кукла, расписанная красками. – Охренеть. – Согласен, пойдём дальше? – Погоди, такого я никогда не видела. Она начинает обходить куклу с разных сторон. Рассматривает каждую складку на длинной юбке, каждый кружевной узор на рукаве блузки, ну или что это. На лице нарисовано смущение. Так реалистично, что кажется, сейчас распахнёт глаза, извиниться и сбежит. Руки расположены спереди, пальцы обеих рук переплетены. – Охренеть, – повторяет Люда, когда снова останавливается рядом со мной. – Готова идти дальше? Она активно кивает, её глаза предвкушающе горят. Снова зависаю на Люде. Ощущение, будто чем-то тяжёлым приложили по голове. – Идём? – нетерпеливо дёргает меня за руку. Киваю и мы проходим вглубь. Люда с азартом и даже каким-то детским любопытством рассматривает представленные фотографии, картины и бумажные скульптуры. А я не могу оторвать взгляд от неё. Жадно впитываю каждую эмоцию. Хочется, чтобы она всегда так светилась. Хочется подарить ей весь мир. – Ромыч? – вот же чёрт! – Люда? Люда застывает, хочет выдернуть руку из моего захвата, только кто ей позволит – всё равно спалились. – Привет! Не ожидал тебя тут увидеть. – Я и вижу. – Гордей красноречиво смотрит на наши с Людой руки. – Я вас предупреждал. – Завтра в кабинете поговорим, – обрываю его, только разборок в людном месте не хватает. Сегодня мой день явно проходит под знаменем обломинго. – Что ты тут забыл? – Как и ты, решил поддержать Катюшу. Всё-таки первая крупная выставка. – Гордей косится на бледную Люду и всё-таки соображает, что погорячился. – Люд, тебе как? – Нравится, – робко улыбается и продолжает попытки забрать свою руку. – Вы во втором зале были? Там выставлены работы, где Катя с глиной экспериментировала. – Люда отрицательно машет головой, чем приводит Гордея в восторг, – пойдёмте, всё покажу и расскажу, у нас как раз есть минут сорок до торжественной части. – Я надеялся свалить к этому времени. – Да щаз, кто тебя теперь пустит. Раз припёрся, будешь тут до конца. Люд, ты ведь не против поддержать начинающего таланта? А то одна милая девушка, пока готовилась к этой выставке вытрепала всем нервы. Ну или почти всем. Кто-то просто не брал трубку. – Хватило одного звонка в три утра, когда мне сначала рассказывали о силе влияния цвета на психику человека, а потом советовались, какой именно цвет использовать. Люда издает смешок, но тут же прикрывает рот ладошкой. – Сочувствую, – едва сдерживая смех произносит Люда. Не могу удержаться, прижимаю её к себе и целую в макушку. – Ни фига ты не сочувствуешь. – Ромыч! Не борзей. Она договор подписывала. От этих слов Люда сразу сникает. Вот кто Гордея за язык дёргал? – Малышка, не бойся, тебя никто не посмеет уволить. – снова целую и выпускаю из объятий, чтоб не раздражать некоторых особо чувствительных руководителей. Глава 17 Никогда бы не подумала, что Гордей разбирается в искусстве. Нет. Он не выглядит неучем. Просто, сколько из нас способны понять, что на самом деле имел в виду художник? Я не способна. Для меня искусство делится на две категории: нравится и нет. Гордей же с упоением рассказывает о каждом экспонате. Называет какие-то фамилии и работы, которые вдохновили художника на этот эксперимент и прослеживаются в его работе. А я слушаю, но всё пропускаю мимо: чувство тревоги не покидает меня, хотя Гордей больше и не затрагивает тему наших договорённостей. Видимо, он замечает моё состояние и решает успокоить: – Люд, завтра на работе поговорим, а сегодня наслаждайся выставкой. Только добивается он полностью противоположного эффекта. Как мне теперь не извести себя и дожить до завтра? Так вовремя чувствую, как Рома становится за моей спиной. Его тёплые руки ложатся мне на талию, скользят к животу и начинают ласково поглаживать. Откидываюсь спиной ему на грудь, прикрываю глаза от наслаждения и расслабляюсь, пока не прилетает вопрос Гордея. – Ты что, беременна?