– Ты рисовала то, что мы в прошлый раз обсуждали? – спрашивает… Хм… Женщина. Я не знаю ее имени, поскольку у меня не возникло интереса его запоминать. Я киваю во второй раз. Мой психотерапевт попросил меня изобразить свое состояние в свободной интерпретации. Я знаю про методы арт-терапии и отвечаю: – Я рисовала океан. Я выбрала синие и голубые тона. – Что ты чувствовала, когда рисовала океан? Я хотела бы оказаться в другом месте. Далеко-далеко. За линией горизонта. – Мне очень хотелось услышать звук волн. Ощутить тепло от согретого за день песка, – вру я. – Ты испытывала облегчение? – уточняет психотерапевт, и мне хочется рассмеяться от ее нелепого вопроса. – Да. После этого идут десять, а может пятнадцать дурацких вопросов. Психотерапевт интересуется, как я спала, что мне снилось, и чем мне хочется заняться в ближайшее время. Но на последний вопрос у меня нет ответа. Я знаю, что она пытается вернуть меня к моей обыкновенной жизни подростка. Ходить в школу, встречаться с друзьями, увлекаться своими любимым занятием… Маленькие шажочки, которые способны перечеркнуть мое трагичное прошлое. Но я не готова. Единственное, что я рискну попробовать – это встретиться с Десмондом. Он навещал меня в больнице и старался не отпускать меня в лапы кошмара. Но как только я оставалась наедине с собой, страх медленно разрастался вокруг меня, как утренний туман над землей. Меня изнасиловали. На меня совершили сексуальное нападение в доме, полном людей. Мое тело больше не принадлежит мне. Мое тело у меня отобралон. А когдаемуоказалось этого мало, он предпочел избавиться от меня, как от испорченной куклы. У меня наворачиваются слезы, но я подавляю всхлип и быстро вытираю глаза рукавом черного свитера. Я смогу справиться с этим дерьмом. В мире случаются вещи гораздо ужаснее. Я могла заразиться венерическими заболеваниями. Я могла забеременеть от насильника. Я могла умереть. Но я выжила. Я выжила. – Кимберли, – я слышу шаги, а потом вижу, как психотерапевт протягивает мне стакан воды. – Спасибо, – я подавляю еще один всхлип, беру стакан и делаю глоток. – Ты ведь не рисовала океан? – спрашивает психотерапевт, и я поднимаю на нее взгляд. – Откуда вы знаете? – мой голос слабый и тихий. – Ты знаешь, почему я решила оказывать помощь подвергшимся изнасилованию? – отвечает женщина вопросом на вопрос и присаживается на край кушетки рядом со мной. – Вероятно, потому что это… ваша работа. Психотерапевт протягивает руку и накрывает мою. Но я одергиваю ладонь. Я никогда не испытывала тяги к прикосновениям. С той ночи мое отторжение только усугубилось. – На самом деле моя дочь была подвергнута групповому изнасилованию в восемнадцать лет, – признается она, и у меня перехватывает дыхание. – Надеюсь, их поймала полиция? – Это очень долгая и тяжелая история. Не думаю, что я могу рассказать тебе все подробности. – И все-таки… Что случилось? Психотерапевт издает протяжный вздох. – Моя дочь оказалась на вечеринке братства вместе с подругой. Собралось много студенток из женского общества, но в какой-то момент дочь оказалась в незнакомой компании. Совершенно очевидно, что ей что-то подсыпали в напиток, – говорит она, и я делаю глубокий вдох. Я уже знаю, что будет дальше. – Вашу дочь накачали наркотиками? – Да, – психотерапевт прочищает горло. – Она так и не смогла ничего вспомнить, но ее тело… То, что они сделали с ней, было жестоко. Она смогла покинуть братство только на следующий день. Дочь отказалась идти в полицию или больницу. Она была в замешательстве. Позже подруга обнаружила ее в душевой. Она плакала и пыталась смыть с себя их запахи. Я закрываю глаза, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. В первые дни после больницы я тоже проводила много часов в ванной. Доходило до того, что я натирала мочалкой кожу до крови. – Мы узнали об этом только через несколько дней и сразу отвезли ее в госпиталь. Персонал обратился в полицию, но к тому времени, наркотики уже вышли из организма, а следов ДНК не осталось. Полиция начала допрашивать тех, кто жил в студенческом доме, но никто ничего не видел и не слышал. Одно слово моей дочери ничего не значило против десятков студентов. У меня на глазах снова выступают слезы. Бедная девушка. Мне страшно думать, что с ней сделали и что с ней стало после нападения. – Я рассказала тебе это не с той целью, чтобы ты снова прошла через свой кошмар. Я хочу, чтобы ты знала, что моя дочь справилась. Да, нам было тяжело. Я боялась оставлять ее одну, и мы просыпались несколько раз по ночам. Но мы смогли жить с этим дальше, – психотерапевт достает из кармана пиджака телефон и через несколько секунд показывает мне фотографию. На ней молодая пара с ребенком сидит за праздничным столом. – Это моя дочь. А рядом с ней ее супруг и мой внук. Я хочу выдавить из себя улыбку, но у меня ничего не выходит. Во всяком случае я рада, что этой девушке удалось выкарабкаться, и она справилась. Мы обе пережили немыслимое, но в отличии от нее мне повезло меньше. Я помню каждую минуту своего личного ада.Я помню все. Каждый звук. Каждый удар. Каждое прикосновение. Каждый дюйм моего тела помнит, чтоонделал. Желчь подступает к моему горлу. Я часто и глубоко дышу, стараясь справиться с подступающей паникой. За считанные секунды меня бросает в дрожь, кожа покрывается холодным пóтом. – Кимберли, – говорит психотерапевт. – Дыши. Смотри на меня. Посмотри на меня. Смотри на меня, принцесса. Я здесь. Я с тобой. Передо мной возникают его синие глаза. На мгновение я вижуего.Моего Кэша. Но его образ ускользает, и вместо него меня окружает серая безжизненная пустота. Я в нейодна. Кэша не было рядом со мной, когда я пережила свой самый настоящий кошмар. Его не было и после того, как я очнулась в палате и приходила в себя.Его рядом со мной не было. И как бы мне не хотелось его оправдать, как бы мне не хотелось найти причины, почему он так и не пришел ни разу в больницу, темный разъедающий голос в моей голове говорит, что это конец. Я больше не нужна Кэшу. – Кимберли, ты слышишь меня? – из пожирающей темноты меня выдергивает женский голос. Я раскрываю глаза и встречаю обеспокоенный взгляд моего психотерапевта. – Дыши. Медленно. Вдох-выдох. Еще раз. Вдох… Я несколько раз моргаю, чувствуя, что сердце стучит, как сумасшедшее. – Кимберли, вдох… – инструктирует психотерапевт. Я пытаюсь подстроиться под ее медленное размеренное дыхание. Наконец, мне удается ухватиться за воздух. А вместе с ним мой пульс постепенно приходит в норму. Я выдыхаю и опускаюсь на кушетку. Не могу поверить, что мне так быстро удалось уйти от панической атаки. Я смотрю на своего психотерапевта. Кажется, пришло время узнать ее имя. Может быть, она сможет мне помочь, как когда-то смогла помочь своей дочери. Есть только один способ узнать. Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР)* – это заболевание, связанное с тяжелым травмирующим событием. Например, если человек становится свидетелем смерти другого или переживает угрозу собственной жизни. При ПТСР могут появиться флешбэки – навязчивые мысли, вызывающие тревогу или гнев. Конкретные проявления расстройства зависят от характера травмы и от психологической устойчивости человека. Глава 31 «Обратного пути нет» Месяц спустя – Мисс Эванс, приятно видеть, как вы хорошо выглядите, – сдержанно улыбается новый водитель, открывая для меня заднюю пассажирскую дверь. Я благодарю его, сажусь в Rolls-Royce и одергиваю клетчатую юбку. Сегодня первый раз, когда я выезжаю за пределы своего привычного маршрута: дом и клиника моего психотерапевта. Мне достаточно трудно свыкнуться с тем, что придется возвращаться в прежнюю жизнь. Если быть до конца честной, я до жути волнуюсь. Как отреагируют на мое появление другие ученики академии? Будут ли они насмехаться или шептаться за моею спиной? Сомневаюсь, что избалованные и пресыщенные подростки проявят какое-либо сочувствие. Скорее наоборот, у них появится благоприятная почва для множества сплетен. Я буквально слышу их насмешливое перешептывание.