Все это застигло Эмер врасплох. Она глянула наружу, на лютый дождь – на весенний дождь, что в миг ясности отмывал городские улицы. Чуть погодя она проговорила: – Но я правда его люблю. Сид глубоко вдохнул и кивнул, а затем допил что там у него осталось. – Ну и смотри тогда, что твоя любовь с ним делает. На экране телефона водитель автомобиля отвлекается от СМС, но поздно. Резко вывертывает руль, шины визжат на мокром асфальте мимо Ананси, но прут по Кону – с тошнотворным шумом столкновения. Сид ухмылялся, как подросток, кино мерцало… – О-о-ой-й-й-й-й-й… а вот это больно. – Нет! О боже мой! Нет! – Не волнуйся. Я это предложение делал десятки раз, ты держишься ни плохо, ни хорошо. – Вы это устраивали другим? Другим женщинам? – Да и мужчинам. Не надо сексизма. Да, в Нью-Йорке люди исчезают в серой мгле. Например, вот так – из-за любви. Из-за любви и денег. Реальность – навеки любимое реалити-шоу богов. Хотя в прошлом веке я много дел проворачивал на Уолл-стрит. Игроков там полно. Высокорисковые ипотеки, а? То в основном мои прислужники были, помахивали морковками на веревочках – и “бенджаминами”[63]. Понци[64] был итальянским Сидом в те дни. Не стоит благодарности. Эмер плакала. Сид протянул руку, обнял Эмер за плечи и сказал: – Или – можно нажать на перемотку. – Что? – На перемотку. Перемотай само время – на “Самсунге” не получится. – Да-да, нажать на перемотку. – Тебе надо нажать, я не могу – таковы правила. Эмер нажала на стрелки влево, и автомобиль помчал назад – смерть на обратной передаче. – Круто, – проговорил Сид. – Давай еще разок посмотрим, мощный удар был. Сид вновь нажал на “плей”, и фигурки на экране занялись тем же, что Эмер уже видела, – водитель строчил СМС, Кон и Ананси шли и смеялись, взявшись за руки, словно так им суждено. Играло вплоть до мига перед столкновением. Эмер нажала на паузу – знак равенства, две параллельные линии, что не соприкоснутся и в бесконечности. Сид наблюдал, как Эмер замерла между Сциллой и Харибдой. Заговорил, чтобы подтолкнуть ее туда или сюда: – Эй, бесхребетина, он себя королем чувствует, сделку заключает с паучихой, с дьяволом, со смертью, с успехом, как ни назови, он взял ее за руку и кто знает за что там еще, он душу свою продает и с тобой не советуется. Она слушала слова, понимала, что ее мужчина соединился с другой женщиной, условия ей были известны. Она заговорила: – Нахер его устремления. И нахер его самого. – Ты будешь ему чужой, понимаешь? И чужой останешься. Совершенно чужой. – Так. А жить мы будем по-прежнему вместе? – Ты чего вообще, женщина? – В смысле, будет оно так, что он проснется завтра утром в постели и меня не узнает – как в кино про парня с амнезией? Мне придется ухаживать за ним, пока не выздоровеет, и в конце концов он полюбит меня сильнее прежнего? – Это что за драное, прости господи, кино такое? Нет, тут так не будет. Не проснется он у тебя в постели. Никогда. Ты с ним никогда не познакомишься. Он будет жить где-то на планете, и жизнь его с тобой станет смутно памятным сном, и тебе предстоит держаться от него подальше, иначе он все-таки сгинет. – Ладно, ладно, незачем так раздражаться-то. Правила вовсе не внятные, но хорошо, я теперь поняла. Кажется. – Ты отказываешься от своих притязаний на его сердце, душу и тело в прошлом, настоящем и будущем. – Он угрожающе наставил палец на иконку “Плей”. – Да. – Тогда жми “Стоп”, – торжественно сказал он. Эмер нажала на “Стоп”. – Теперь жми “Стереть”. Эмер нажала еще раз, но попала на “Плей”. – Черт, это “Плей”! – Ух ты, ему кранты! – Нет! Где “Стереть”? – Это твой телефон. Мне с какого хера знать? Эмер завозила пальцем по экрану, как ребенок, рисующий на скорость; нашла иконку с мусорным ведерком. – Стереть! – Она все жала и жала и приговаривала: – Стереть! Стереть! Стереть! – Повторять необязательно. Пальцем достаточно. – Стереть! – Стерто. – Стерто? – В корзине. Кону жить. Видео на экране показывало, как автомобиль, избегая столкновения с Коном и Ананси, резко свернул. Фары озарили оторопевшую, но невредимую парочку и двинулись дальше, оставив двоих во тьме. Затем экран почернел. – Кухулину жить, – проговорила Эмер. Сид кивнул. – Мужчине жить. Любви – умереть. Часть вторая [Морж возник] из “Моржа и Плотника”. “Алиса в Стране чудес”. По-моему, прекрасное стихотворение… Потом я… осознал, что морж в этой истории злодей, а плотник — хороший. Подумал, ой, блин, я не того героя выбрал. Надо было “Я Плотник”. Но тогда получилось бы не то же самое, верно? Джон Леннон Эмер-II Необременительная мазохистская классика соула авторства Айзека Хейза “Иди мимо”, исполненная не менее убийственной и более известной Дионн Уоруик[65], вытолкала Эмер из глубокого сна горячим дрыном. Эмер схватила с тумбочки телефон в 6:46 утра 21 марта, чтобы мазком пальца выключить будильник, но затем откинулась на подушку. Не подремать, а вспомнить сон, и песня ей в этом помогала. Эмер отродясь не спала крепко, а вот прошлой ночью дала сна: в матрасе ощущалась вмятина, словно на нем не шевелились часы напролет. Такой сон, как после операции или припадка, – с ней в детстве случалось, а во взрослом возрасте почти нет.