Кэтрин быстро перевела дыхание. – Что еще? – Он спрашивал про мебель. – Что именно? – Была ли она тебе подарена или дана во временное пользование. – И что ты на это сказала? – То же самое – что ничего об этом не знаю. Кэтрин сжала руки в приступе острого раздражения. – Тетя Милдред подарила мне мебель, ты же знаешь, я сто раз тебе об этом говорила! Почему ты не сказала ему об этом? Риетта ответила в своей резкой манере: – То, что ты говорила мне, не доказательство. – Ты хочешь сказать, что не веришь мне… когда я говорю тебе, что она подарила мне эти вещи? – Нет, я не это хочу сказать. Я имею в виду только то, что сказала: то, что ты говорила мне, не доказательство. – И каких же доказательств ты хочешь? Это было так похоже на Кэтрин – устроить сцену на пустом месте. Риетта уже не в первый раз задумалась, стоит ли поддерживать эту старую дружбу. Когда знаешь человека всю свою жизнь и живешь совсем рядом с ним, да еще и в деревне, остается только постараться сохранять самообладание. – Дело не в том, чего хочу я. Дело в Джеймсе. А ему нужны доказательства – то, что подтвердит намерения его матери. Он спрашивал, говорила ли она когда-нибудь об этом. – Что ты ответила? – торопливо и зло спросила Кэтрин. – Я ответила, что тетя Милдред сказала мне: «Я сдам Кэтрин Гейт-Хаус. Я сказала ей, что она может снести перегородку между комнатами на первом этаже и объединить их, и полагаю, мне нужно будет дать ей какую-то мебель». – Ну вот видишь! Что он на это ответил? – Что это может означать все что угодно, – сухо ответила Риетта. – Ох! – За этим полным ярости возгласом последовало резкое: – Это совершенно возмутительно! Они были в середине луга, на пересекающей его узкой тропинке. Риетта остановилась. – Кэтрин, разве ты не понимаешь, что с Джеймсом так нельзя? Ты его только разозлишь. Он смотрит на все как на деловое соглашение… Кэтрин перебила ее срывающимся голосом: – Конечно, ты станешь его защищать, мы все это знаем! Риетта начинала злиться, но сдержалась. – Я его не защищаю, я говорю тебе, как он смотрит на вещи. Сопротивление всегда его злит. Если только он не изменился очень сильно, лучшее, что ты можешь сделать, – это выложить карты на стол и сказать ему правду. – А ты думаешь, я лгу? – Ты говоришь ему что-то среднее, – ответила Риетта резким тоном. – Да как ты смеешь! Кэтрин ускорила шаг. Риетта догнала ее. – Ты сама меня спросила. Послушай, Кэтрин, какой смысл продолжать себя так вести? Ты знаешь, и я знаю, какой была тетя Милдред, а главное – Джеймс тоже это знает. У нее бывали приступы деловитости, но большую часть времени она не утруждала себя ведением дел. Она была деспотом до мозга костей и переменчива, как флюгер. Если она говорила тебе, что ты можешь что-то взять, то сегодня она могла иметь в виду подарок, а завтра уже нет, или вообще не задумывалась об этом. И хочешь знать, что я на самом деле думаю? Так вот, я не верю, что она намеревалась прямо-таки подарить тебе эти вещи; некоторые из них слишком ценные. Но Джеймсу я этого не говорила. – Но скажешь. – Нет. Он меня не спрашивал, а если бы и спросил, я бы не сказала. Это просто мое мнение. Минуту-другую они шли молча. Потом Кэтрин взяла Риетту под руку. Она сказала дрожащим голосом: – Я не знаю, что делать. – Сделай, как я сказала, – скажи правду. – Я не могу. – Почему не можешь? – Не могу. Вдруг он разозлится. Риетта сказала немного презрительно: – Что он сможет сделать? Если ты не будешь его злить, он, возможно, заберет несколько по-настоящему ценных вещей, и оставит тебе все остальное. Кэтрин в отчаянии сжала ее руку. – Риетта… Лучше мне рассказать тебе об этом. Все гораздо хуже: я продала некоторые из них. – Что?! Кэтрин затрясла ее руку, за которую держалась. – Нечего говорить со мной таким тоном! Эти вещи были мои, и я могла делать с ними, что пожелаю! Тетя Милдред мне их подарила, говорю тебе, подарила! – Что именно ты продала? – Несколько миниатюр, и… и табакерку… и серебряный чайный сервиз. За одну из миниатюр я выручила три сотни. Это был Косвей[5], очень красивая миниатюра, жаль, что я не могла ее себе оставить. – Кэтрин! Кэтрин отпустила ее руку и оттолкнула Риетту. – Не будь занудой! Надо же мне во что-то одеваться! Если уж и винить кого-то, то как насчет Эдварда, который ни разу не сказал, что он по уши в долгах, и оставил меня почти без гроша?! А теперь, полагаю, ты пойдешь и расскажешь все Джеймсу? – Ты знаешь, что я так не сделаю, – спокойно ответила Риетта. Кэтрин снова подошла ближе. – Как думаешь, что он станет делать? – Думаю, это зависит от того, что он выяснит. – Он знает, что вещи исчезли – табакерка, миниатюры и чайный сервиз. То есть он знает, что их нет в Меллинг-Хаусе, а миссис Мэйхью сказала ему, что тетя Милдред отдала мне чайный сервиз. Вчера он сказал мне, что не хочет доставлять мне неудобств, но это фамильная ценность, и он должен его забрать. Как будто это имеет какое-то значение! Детей-то у него нет! Помолчав, Риетта сказала: – Ты вляпалась в историю. – Что толку говорить мне это? Делать-то мне что? – Я тебе уже сказала. Последовала пауза. Потом Кэтрин сказала еле слышно: – Он говорит, что его мать составила подробные записи обо всех делах, пока его не было. Пока что не нашли, но когда найдут… Она замолчала. Риетта закончила предложение: – Когда они найдутся, ты ведь не думаешь, что останутся еще какие-то сомнения в том, что она не дарила тебе миниатюру Косвея и чайный сервиз времен королевы Анны. – Она могла забыть их записать, – сказала Кэтрин убитым голосом. Они дошли до края луга. Слева был Гейт-Хаус, справа – Белый коттедж. Кэтрин повернулась в ту сторону, где в сумерках маячили высокие подъездные столбы. Она пожелала спокойной ночи и перешла через дорогу. Риетта пошла в другую сторону, но, не дойдя до Белого коттеджа, услышала быстрые шаги по тропинке. Кэтрин поравнялась с ней и протянула руку. – Я хочу кое о чем тебя попросить. – О чем? – Если бы ты вспомнила, как тетя Милдред говорила, что дарит мне все эти вещи… Это бы многое изменило.