Сила в различных проявлениях определяла деятельность Йеля. Надо отдать должное: он действительно предоставлял защиту от преследования и ареста нарушившим закон. Честным предпринимателям Йель предоставлял протекцию от преступных агрессоров – других рэкетиров – и еще более досадных и бессмысленных взысканий со стороны представителей власти, продажных полицейских и инспекторов пожарной безопасности и санитарии. Тем не менее в основном Йель предлагал защиту от того, что мог сделать, если бы эту плату не получил. Букмекеры, сутенеры и владельцы лавок неизменно откупались – во избежание неприятностей. Должники возвращали деньги в срок. У Йеля была личная армия громил, готовых не просто ломать руки и ноги, но и убивать. Благодаря этой армии политики, нуждающиеся в поддержке предвыборных кампаний, обращались к Йелю и еще больше усиливали влияние. Это была обычная практика тех времен. Таков классический рэкет. Исследование, проведенное ФБР, выявило, что практика довольно стара сама по себе, а слово «рэкет» восходит к концу 1800-х годов. В то время банды вроде Five Points устраивали пляски под названием «рэкеты». Члены банд вручали торговцам билеты. Торговцы, конечно, изначально не планировали посещать пляски, но понимали – отказ может повлечь за собой тяжелые последствия. Даже приличные предприятия Йеля считались рэкетирскими, поскольку деятельность подкреплялась грубой силой. Например, его коробки с сигарами занимали место на магазинных полках и не пользовались спросом, но торговцы не смели сказать «нет». Когда Йелю понадобилось известное имя для открытия нового кафе Sunrise, он прикрылся именем популярного менеджера другого клуба, даже не поставив его в известность. В то же время Йель отчетливо осознавал, что должен относиться к покупателям не как к жертвам, а как к клиентам. Он не выстраивал бизнес-стратегию по принципу «Примите услуги, или Я вас похороню» или «Станцуйте в Harvard Inn, или ноги переломаю». Необходимость выработки более мягких подходов к оказанию давления на людей дало Аль Капоне возможность добиться расположения Йеля и стало первыми шагами на пути к успеху. Капоне примкнул к Йелю в важный момент: дела пошли в гору. Йель видел перспективы по всему Бруклину, особенно вдоль пятимильного побережья, на котором находилось около шестидесяти пирсов, богатых наживой и человеческими ресурсами. Но этот район уже контролировала ирландская банда Белая рука – White Hand, возглавляемая Деннисом Миханом. Они выбрали такое название, противопоставляя себя Йелю: в газетах банду называли Black Hand Gang (как вообще всех итальянских преступников). На самом деле лишь малая доля рэкета [Black Hand, который рассмотрим в следующей главе] осуществлялась под началом Йеля. Более того, только у небольшого количества банд были самоназвания, чаще клички им присваивали СМИ. Если гангстеру нужно было представиться, он просто говорил: «Я с Фрэнки Йелем», «Я с Торрио». Впоследствии стали говорить: «Я с Капоне». Люди Фрэнка Йеля решили заменить парней Дениса Михана. Ирландская иммиграция началась за несколько десятилетий до итальянской; эта разница дала ирландцам возможность оккупировать порты и грабить местные судоходные компании и портовых грузчиков. Итальянцы теснили ирландцев методично, отбивая пирс за пирсом, подкупая пару стивидоров здесь, надавливая на администрацию судоходной компании там. Итальянцам необходимо было убедить жертвы, что бояться ирландцев больше нет смысла, теперь они (итальянцы) представляют настоящую угрозу. Разумеется, от ирландских контратак приходилось регулярно отбиваться. Хотя до открытых столкновений дело не доходило, гангстеры продолжали умирать. Потребность в новобранцах была постоянной. Аль Капоне, мощный, деятельный, энергичный бандит, сумел блеснуть – как ростовщик, рэкетир и борец за территориальное превосходство. Мышечная масса в лице Капоне впечатлила Йеля. Его головорезы не только трясли деньги у докеров и конфликтовали с членами банды White Hand. В основном они помогали Йелю управлять предприятиями. Хотя горы мышц и не требуются для закручивания сигар или проведения похоронных обрядов, в таких местах, как шумное ночное заведение, они бесценны. Окруженный океаническими просторами на юге Бруклина уютно расположился полуостров Кони-Айленд. В начале двадцатого века не было человека, который не мечтал бы посетить престижный оздоровительный и развлекательный курорт. Но добраться до побережья можно было лишь на собственном транспорте. Позже железная дорога, такси и, наконец, метро прикончили подобную элитарность. «Никогда больше, – оплакивал один консервативный историк, – не вернется мода на Кони-Айленд, за исключением небольших групп, которые посещают курорт ради сохранения стройной фигуры». В местных элегантных ресторанах можно было вдоволь насладиться устрицами и шампанским. Но, когда Чарльз Фельтман[23], иммигрант из Германии, догадался положить горячую сосиску в булку и добавить горчицы, хот-дог заменил устрицы, Шампанское? К началу XX века половина нью-йоркских арестов нетрезвых правонарушителей приходилась на Кони-Айленд, и дело было вовсе не в шампанском. Проститутки (для местных – волдыри) кишмя кишели. Некоторые предлагали свои услуги на улицах, другие работали в известных домах, таких как The Gut, Madame Korn’s, Lillian Granger’s Albatross и Mother Weyman’s, где принцесса Заза щекотала клиентов рыбой. Даже в окружении таких грязных заведений Harvard Inn считался салуном низкого класса. Именно поэтому работа Аль Капоне барменом и вышибалой требовала особых умений и качеств. В заведениях вроде Harvard Inn, даже если сегодня клиента вышибают, завтра радушно встретят. Вышибать нужно по-свойски, не отчуждая, причем только после провалившихся попыток утихомирить. Клиент должен понять, что просто что-то сделал не так. Благодаря физической силе Аль Капоне мог вышибать убедительно; интеллект позволял делать это с тактом. Йелю нравилось. Он сделал Аль Капоне своим учеником и регулярно приглашал переночевать после тяжелой смены в Harvard Inn. Через много лет дочери Йеля стали показывать посетителям комнату Аль Капоне как достопримечательность. Аль Капоне занял определенный руководящий пост, хотя все еще чувствовал себя пришедшим аутсайдером. Йель всего на шесть лет старше, был перспективным боссом. Капоне воспринимал его как наставника и пример для подражения. Йель поддерживал строгую дисциплину. Своего брата Анджело, младше на десять лет, настолько жестоко избил за какую-то провинность, что он попал в больницу. В то же время Йель изображал благородного дона, который осыпал благами всех, кто выражал уважение и воздавал почести. (Аль Капоне позаимствовал у Йеля эту черту.) Если к Йелю обращался обворованный торговец, утром он находил на прилавке деньги. Разносчику рыбы, потерявшему тележку, Йель дал двести долларов, сказав: «Купи лошадь, ты слишком стар, чтобы ходить». Когда двое бандитов самовольно принялись шантажировать Фрэнка Креспи, популярного и яркого гардеробщика в соседнем ресторане, Йель избил их до полусмерти. Аль Капоне не сразу стал благодетелем для близких. Особое впечатление в юности на него произвела грубость и жесткость Йеля. Капоне был весьма смышленым и в восемнадцать лет схватывал все на лету, но внутри него жил зверь, готовый вырваться в любой момент. Как-то ночью Аль не выдержал, инстинкты взяли верх над рассудком, что повлекло тяжелые последствия. Фрэнка Галлуччо все звали Галлуч. Он был моряком торгового флота, подвизался ассистентом парикмахера; но истинное призвание нашел в мелком бандитизме. Позже Галлуч стал оруженосцем в семье Дженовезе. Как-то летней ночью 1917 года он забрел в Harvard Inn. C Галлуччо была девушка, Мария Танцио, и младшая сестра Лена. Увидев Лену, Капоне потерял голову и каждый раз, проходя мимо столика, за которым сидела троица, пытался с ней заигрывать. В конце концов раздражение сестры рассеяло опьянение Галлуччо. – Ты знаешь этого парня? – Впервые вижу. Очень наглый. Мне не нравится, что он пристает, не понимает намеков. Можешь нормально поговорить с ним, пожалуйста? Аль Капоне снова направился в их сторону. Галлуччо уже приготовился отвести его в сторону по-мужски: «Мистер, извините, пожалуйста, можно вас на секунду? Видите ли, это моя младшая сестра…» Увы, взрослому разговору не суждено было состояться. Не успел Галлуччо заговорить, как Аль Капоне вновь приблизился к Лене, склонился и прошептал (достаточно громко, чтобы за другими столиками услышали и повернулись в удивлении): «Крошка, у тебя классный зад. Это комплимент. Поверь». Галлуччо не выдержал и вскочил. Капоне грубо оскорбил девушку в присутствии посетителей, что было возмутительно. «Я не намерен терпеть это! – заревел Галлуччо. – Ну-ка живо извинился перед моей сестрой!» В мгновение ока мозги Капоне встали на место, возможно, из-за упоминания слова «сестра». Семья – наше все, и упоминание ее сделало клиента неопровержимо правым. Аль Капоне обратился к Галлуччо с заискивающей, располагающей улыбкой, широко разведенными руками и открытыми ладонями: «Ну, ладно тебе, не поняли друг друга… Я шучу, без обид, брат…» – Это не гребаная шутка, мистер! – выкрикнул Галлуччо. Капоне перестал улыбаться и двинулся вперед. Есть парни, с которыми невозможно договориться… Галлуччо был 5 футов 6 дюймов ростом, весил меньше 150 фунтов. Аль Капоне по сравнению с ним выглядел исполином. Галлуччо понимал – придется очень плохо, если не отреагирует быстро и не нанесет удар первым. Он выхватил нож из кармана и нацелился в горло противнику – применил уроки, усвоенные на улицах. Решающую роль в драке сыграли богатырский склад Аль Капоне и борцовские рефлексы, а также то, что Галлуччо все-таки был пьян. Первый удар разрезал левую щеку вплоть до угла рта, второй пришелся на челюсть слева; третий – под левое ухо. Галлуччо забрал сестру и девушку и сбежал. Аль Капоне доставили в Госпиталь Кони Айленда, где врачи наложили около тридцати швов на лицо. Вскоре до Галлуччо дошли разговоры, что его разыскивает какой-то головорез, утверждающий, что он с Фрэнки Йелем. Галлуччо обратился за помощью к Джозефу Массерии, который держал весь Нью-Йорк. Босс Джо назначил встречу в Harvard Inn, где стороны пришли к соглашению, что Капоне виноват и не имеет права каким-либо образом отвечать на действия Галлуччо, а Галлуччо обязан попросить прощения за неадекватную реакцию (что он и сделал, испытывая тяжелые угрызения совести, что сильно изувечил Аль Капоне). Аль Капоне согласился со справедливостью достигнутого соглашения и своим бесчестием, подчеркнутым полученными шрамами. Позже Аль придумал историю, что получил шрамы во время службы в Потерянном батальоне[24] в Первой мировой войне. На самом деле его не призывали в армию. До отъезда из Нью-Йорка Капоне фальшиво улыбался Галлуччо при встрече, демонстрируя, что не держит обиды. Аль сказал, что признает, поступил плохо, так унизив сестру Галлуччо, особенно прилюдно. На пике влияния, во время визитов в Нью-Йорк, Капоне нанимал Галлуччо в качестве внештатного телохранителя за $100 в неделю. Инцидент не испортил мнение Фрэнки Йеля о звездном ученике. Три случая разбирательств с законом также не оттолкнули. Аль Капоне, скорее всего, выполнял поручение Йеля, когда полиция привлекла его к ответственности за хулиганство в городе Олеан; что еще бруклинский парень мог делать среди деревенщин северного Нью-Йорка? Два убийства, совершенные Аль Капоне, демонстрировали готовность пойти на крайние меры при необходимости. Убийство, о котором уцелели документальные сведения, показывает, что у Аль Капоне одновременно был и горячий темперамент, и холодный расчет. Его знакомый, жульничая, выиграл в кости около $1500. Внизу, в коридоре, Аль Капоне приставил к животу пистолет и забрал деньги. – Тебе не стоило так поступать. Мы слишком хорошо знакомы! Что Аль Капоне мог сделать в такой ситуации? Он должен был ответить – либо сам, либо, нарушив кодекс, через полицию. Аль Капоне пристрелил глупца. – Парень ошибся, – объяснил он затем Йелю. – Не стоило так поступать. Сам виноват, что его подстрелили. Йель понял. Хотя Аль Капоне и допросила полиция, доказательств не нашлось. Никто ничего не видел и не слышал. Аль Капоне становился опасен. Именно этого хотел Йель. Важный фактор успеха – свобода от предрассудков. В 1918 году Аль Капоне познакомился на танцах с девушкой. Это была хрупкая, высокая, большеглазая блондинка ирландского происхождения. Ее крестили как Мэри, но всю жизнь звали Мэй. Отец Мэй, Майкл Кофлин, строитель, мать, Бриджет Горман, на тот момент уже скончалась. Аль влюбился. Мэй родилась 4 апреля 1897 года и была почти на два года старше, поэтому они подделали возраст при регистрации брака. В церковных архивах Аль Капоне значится как Альберт. Возможно, это ошибка, возможно, обычное для преступника искажение информации. Брак между итальянцем и ирландкой был довольно редким явлением. Итальянцы женились рано, в то время как ирландцы ждали нужного момента очень долго. Поэтому в глазах ирландок итальянские мужчины выглядели интереснее. Аль Капоне не имел никаких предрассудков в отношении Мэй. Ее родители вполне могли возражать против брака как из-за рода деятельности, так и из-за происхождения жениха. Однако 4 декабря 1918 года Мэй родила сына. Через восемнадцать дней сестра Мэй, Кэтлин, и Джеймс Де Вико, друг Аль Капоне, стали крестными Альберта Фрэнсиса Капоне. Если Аль Капоне вскоре собирался, по обоюдному согласию, вступить в брак с Мэй (трудно представить, что честный строитель может заставить дочь выйти замуж за убийцу), почему не сделал это до рождения Сонни (всю жизнь сына звали так)? Ответ на этот вопрос остался тайной. Аль Капоне стремился как можно скорее получить разрешение и избежать формального объявления о помолвке. 30 декабря 1918 года, через восемь дней после крещения Сонни, преподобный отец Джеймс Дилейни провел обряд венчания Аль Капоне и Мэй Кофлин в церкви Святой Марии Звезды Моря. Подружкой невесты была сестра Мэй, Анна, шафером жениха его друг Де Вико. Супружеская жизнь не успела смягчить Аль Капоне, когда его темперамент вновь проявился и перевернул все с ног на голову. Однажды, во время очередного обхода, в портовый бар вошел незнакомец из банды Динни Михана, White Hand. Ни Артур Финнеган, ни Капоне еще не достигли выдающегося положения в бандах (более того, Финнеган не мог рассчитывать на это) и не были знакомы. Одним из хобби Финнегана, непосредственно связанным с основным родом деятельности, было унижение итальянцев. В тот день он ошибся. Капоне умудрился избить Финнегана почти до смерти. Финнеган провел в больнице несколько недель. Проблем с полицией не было – как обычно, никто ничего не видел, не слышал и никого не знал. Другое дело – члены банды White Hand, особенно главный лейтенант Михана, Уильям Ловетт. Несмотря на ангельскую внешность, он внушал ужас любому человеку. Во время Первой мировой войны, после Мез-Аргоннского[25] наступления, Ловетта наградили крестом за храбрость. Члены банды в его присутствии совершенно менялись. Одного из них Ловетт пристрелил за то, что тот потянул кошку за хвост. Он испытывал боль при виде страданий маленьких животных. Для главарей банд наличие свиты телохранителей было само собой разумеющимся. Ловетт стал преемником Михана в 1920 году, после убийства главаря, и продолжал передвигаться без сопровождения, всегда имея при себе пистолет калибра 45. Бандиты понимали: если Ловетт посмотрел в твою сторону – сейчас застрелит. Арти Финнеган занимал низкую ступень в банде. Но в любом случае кто-то избил члена банды White Hand до полусмерти. Билл Ловетт не собирался терпеть дело рук какого-то грязного гинзо[26], прихвостня Йеля. Вопрос был, кто этот заносчивый парень. Вскоре Йель узнал, что Ловетт поставил задачу опознать и выследить человека, посмевшего искалечить Финнегана. Шрамы значительно облегчали идентификацию Капоне, и, кто знает, сколько это могло бы продолжаться? Было ясно, рано или поздно его вычислят – Капоне преследовал враг с большими возможностями. Вскоре до Йеля докатились сведения, что Ловетт поклялся найти обидчика Финнегана. Сколько времени требовалось, чтобы шрамы выдали Аль Капоне? Все знали, что произойдет в таком случае. Теперь за Аль Капоне шла настоящая охота. Будь Аль Капоне холост и бездетен, стал бы ждать Ловетта? Каким бы ни был ответ, Йель решил проблему, позвонив Джонни Торрио. Разумеется, Торрио мог пристроить к себе ребенка, да и самого Аль Капоне тоже. Пары лет должно было хватить, чтобы Ловетт успокоился и оставил поиски… – Аль, ты всегда можешь вернуться в Бруклин. Мы будем рады. В конце 1919 года Йель отправил Аль Капоне в Чикаго. Глава 3 Как развивается город Чикаго и Аль Капоне оказались крайне удачной парой. Стороны охотно приняли то, что могли предложить друг другу. На протяжении долгих лет совместной жизни они учились, совершенствовались, накапливали опыт, усваивали различные новые техники. При этом ни один не мог упрекнуть другого в каком-либо тлетворном влиянии. В отношениях важна готовность идти бок о бок, развиваясь совместно. В этом смысле отношения Аль Капоне и Чикаго были удачными. Они были созданы друг для друга. Чиккагу и Чекагу. Индейцы потаватоми называли так и реку, которая впадает в одно из великих озер, и симплокарпус[27] вонючий, произраставший в близлежащих болотах. Это слово также означает «дурной запах». В конце семидесятых годов XVII века французский торговец Пьер Моро построил землянку и заодно заложил две чикагских традиции. Он продавал индейцам огненную воду. В Новой Франции такая деятельность была запрещена. Моро делал это под покровительством своего друга, губернатора. Так он стал первым бутлегером Чикаго, а граф Фронтенак – первым продажным чиновником. Растение распространяет зловоние, которое можно сравнить лишь с тошнотворным запахом жидкости (секрета) скунса. В 1779 году мулат из Эспаньолы[28], Жан Баптист Поинт де Сейбл, построил дом на месте слияния северной и южной частей реки. Он стал первым постоянным жителем здешних мест. В 1804 году появился первый местный бизнесмен и общественный деятель. Серебряных дел мастер и торговец Джон Кинзи приобрел имущество Сейбла и занялся энергичной предпринимательской деятельностью, вскоре привлекшей других поселенцев. Эту чикагскую традицию можно отнести к числу положительных. В 1825 году местные жители выбрали констебля. При этом в Чикаго не было произведено ни одного ареста, вплоть до 1833 года, когда приняли первый городской устав и во временную, наспех организованную тюрьму посадили одного бродягу и одного вора. В следующем году в Чикаго прошло первое дело об убийстве. Уголовное преследование провалилось, ирландец, несомненно, убивший жену, остался на свободе из-за просчетов судьи. 4 марта 1837 года Чикаго получил статус города.