Давно пора, полагает Брейди. Лужайка сильно заросла. Хотя едва ли старый детпен обращает на это внимание. Старый детпен слишком занят: смотрит телик, лопает «Поп-тартс», играет с револьвером, который держит на столе рядом с креслом. Несмотря на рев газонокосилки, ниггер-юнец слышит приближение фургона и поворачивается, чтобы посмотреть на него. «Я знаю, как тебя зовут, ниггер-юнец, – думает Брейди. – Джером Робинсон. Я знаю практически все о детпене. Не могу утверждать, что вы трахаете друг друга, но меня это не удивит. Может, поэтому он держит тебя при себе». Сидя за рулем фургона «Мистер Вкусняшка» – борта оклеены картинками, изображающими счастливых детей, а сам фургон звенит записанным звоном колокольчиков, – Брейди машет рукой. Ниггер-юнец отвечает тем же и улыбается. Конечно, улыбается. Все любят мороженщика. Под синим зонтом Дебби 1 Брейди Хартсфилд курсирует по лабиринту улиц Уэст-Сайда до половины восьмого, когда сумерки начинают смывать синеву с весеннего неба. Первая волна покупателей, с трех до шести часов, состоит из школьников, у которых закончились занятия. С ранцами или рюкзаками за спиной, они размахивают долларовыми купюрами. Большинство на него и не смотрит. Слишком заняты болтовней с друзьями и подругами или разговаривают по мобильнику, который считают не аксессуаром, а жизненной необходимостью вроде еды и воздуха. Некоторые говорят «спасибо», но большинство не заморачивается. Брейди не возражает. Не хочет, чтобы на него смотрели и тем более запоминали. Для этих паршивцев он всего лишь одетый в белую униформу продавец сладкого, и его такое положение вполне устраивает. С шести до семи – мертвый час, потому что маленькие спиногрызы дома, обедают. Кто-то, возможно, те, что благодарят, даже разговаривает с родителями. Большинство продолжает нажимать кнопки мобильников, пока родители обсуждают работу или смотрят вечерние новости, чтобы узнать, а что происходит в большом мире, где переворот в одном месте сменяется землетрясением в другом. В последние полчаса продажи вновь набирают обороты. На этот раз к позвякивающему фургону «Мистер Вкусняшка» подходят не только дети, но и родители. Они покупают мороженое, чтобы съесть его, устроившись задницей (по большей части толстой) на пластмассовом стуле, какие есть в каждом дворике за домом. Брейди их чуть ли не жалеет. Ничего не знают, ничего не видят, глупые, как муравьи, ползающие вокруг своего муравейника. Массовый убийца продает им мороженое, а они и не в курсе. Время от времени Брейди задается вопросом, а так ли сложно отравить их всей этой вкуснятиной: ванильным мороженым, шоколадным, «Ягодным ароматом», «Вкусом дня», «Морозной свежестью», «Кофейной радостью», «Ледяной палочкой» и «Снежной нежностью». Он пошел еще дальше: изучил этот вопрос в Интернете. Провел, как сказал бы Энтони Фробишер по прозвищу Тоунс, «прогнозное исследование» и пришел к выводу, что это вполне возможно, но глупо. Риск Брейди не пугает, он вышел сухим из воды после «мерседес»-бойни, когда вероятность попасться превышала вероятность уйти от ответственности. Но сейчас попасться не хочет. Потому что есть у него одна работенка. На конец весны и начало лета работенка эта – жирный экс-коп, К. Уильям Ходжес. Вполне возможно, он отправится в круиз по Уэст-Сайду с грузом отравленного мороженого после того, как экс-копу надоест играть с револьвером, который он держит под рукой в гостиной, и он использует оружие по назначению. Но не раньше. Этот жирный экс-коп достал Брейди Хартсфилда. Достал не по-детски. Ходжес вышел на пенсию со всеми полагающимися почестями, они даже устроили прощальную вечеринку, и разве это справедливо, если ему не удалось поймать самого знаменитого преступника в истории города? 2 Совершая последний на сегодня круг по Уэст-Сайду, он проезжает мимо дома на Тиберри-лейн, в котором Джером Робинсон – парень, работающий у Ходжеса, – живет с матерью, отцом и младшей сестрой. Джером Робинсон тоже достал Брейди. Робинсон симпатичный, работает у экс-копа, по выходным встречается с разными девушками. Все девушки – красотки. Некоторые даже белые. Это неправильно. Противоречит природе. – Эй! – кричит Робинсон. – Мистер Мороженое! Подождите! Он бежит через лужайку со своей собакой, большим ирландским сеттером, который не отстает ни на шаг. За ним увязывается и младшая сестра, ей лет девять. – Купи мне шоколадное, Джерри! – кричит она. – Пожа-а-алуйста! У него даже имя белого парня. Джером. Джерри. Это оскорбительно. Почему он не может быть Треймором? Или Девоном? Или Лероем? Почему не может быть гребаным Кунтой Кинте[19]? Джером в мокасинах на босу ногу, лодыжки все еще зеленые от травы с лужайки жирного экс-копа. На его безусловно симпатичном лице сияет широкая улыбка, и когда он так улыбается девицам, с которыми встречается по выходным, они – Брейди готов на это поспорить – сами стаскивают с себя трусы и протягивают руки. Давай, Джерри. – Как дела, чувак? – спрашивает Джером. Брейди, который уже не за рулем, а в раздаточном окошке, улыбается: – Хорошо. Рабочий день подходит к концу, а это всегда радует. – Шоколадное еще осталось? Русалочка хочет шоколадного. Брейди вскидывает руки с оттопыренными большими пальцами, продолжая улыбаться. Точно так же он улыбался под клоунской маской, когда, вжав в пол педаль газа, врезался в толпу жаждущих работы у Городского центра. – Вас понял, мой друг. Подбегает младшая сестра, глаза сверкают, косички подпрыгивают. – Не зови меня Русалочкой, Джерри. Я этого терпеть не могу. Ей девять или около того, и имя у нее нелепо белое: Барбара. Брейди находит идею назвать черного ребенка Барбарой не просто оскорбительной, а сюрреалистической. Во всей семье ниггерское имя только у собаки, которая сейчас стоит на задних лапах, упираясь передними в борт фургона, и виляет хвостом. – Сидеть, Одилл! – приказывает Джером, и собака садится, весело пыхтя. – А ты? – спрашивает Брейди Джерома. – Что-нибудь будешь? – Ванильное мягкое, пожалуйста. «Видать, хочешь быть белым, как ваниль», – думает Брейди и выполняет их заказы. Ему нравится приглядывать за Джеромом, нравится больше узнавать о Джероме, потому что в эти дни Джером, похоже, единственный, кто хоть иногда общается с детпеном, и за последние два месяца Брейди видел их достаточно часто, чтобы полагать, что Ходжес воспринимает парня скорее как друга, а не работника, выполняющего разовые поручения. У самого Брейди друзей никогда не было, друзья – это опасно, но он знает, кто они: подпорки для эго. Эмоциональные страховочные сети. Когда тебе плохо, куда ты бежишь? К друзьям, разумеется, и твои друзья говорят тебе: Не вешай нос, или: Взбодрись, или: Мы с тобой, или: Пойдем выпьем. Джерому только семнадцать, и он не может пойти с Ходжесом выпить (разве что колу), но может сказать: Взбодрись или Я с тобой. Так что приглядывать за ним смысл есть. У миссис Трелони подруг не было. Как и мужа. Только старая больная мамаша. Поэтому она и стала легкой добычей, особенно после того, как за нее взялись копы. Чего там, они сделали за Брейди половину работы. Остальное он сделал сам, прямо под носом этой суетливой сухопарой суки. – Держи. – Брейди протягивает Джерому две порции мороженого, жалея, что они не сдобрены мышьяком. А может, варфарином. Если скормить им варфарин, кровь потечет из глаз, ушей, ртов. Не говоря уже про дырки в жопе. Брейди представляет себе, как все детки Уэст-Сайда бросают рюкзаки или ранцы и свои драгоценные мобильники, а кровь хлещет у них из каждого отверстия. Роскошный получился бы фильм-катастрофа! Джером дает ему десятку, и Брейди прибавляет к сдаче собачье печенье. – Для Одилла, – говорит он. – Спасибо, мистер, – благодарит его Барбара, облизывая шоколадный шар в вафельном рожке. – Так вкусно! – Наслаждайся, милая, – отвечает Брейди. Он водит фургон «Мистер Вкусняшка» и часто садится за руль одного из киберпатрульных «фольксвагенов», но настоящая его работа этим летом – детектив К. Уильям Ходжес (пен.). Он должен добиться, чтобы детектив Ходжес (пен.) использовал свой револьвер. Брейди направляется в обратный путь, на «Фабрику мороженого Леба», чтобы сдать фургон и сменить униформу на уличную одежду. Нигде не превышает разрешенной скорости. Тише едешь – дальше будешь. 3 Покинув «Димасио» – после непредвиденной пешей прогулки, чтобы разобраться с тремя громилами, которые приставали к маленькому пацану под эстакадой, – Ходжес просто едет, ведет «тойоту» по городским улицам, не собираясь попасть в какое-либо конкретное место. Или так думает, пока не осознает, что находится на Лайлак-драйв в роскошном прибрежном районе Шугар-Хайтс. Сворачивает к тротуару и паркуется напротив перегороженной воротами подъездной дорожки. На одном из каменных столбов табличка с номером 739. Дорожка асфальтированная и шириной не уступает улице, к которой дом обращен фасадом. На воротах большой плакат с надписью «ПРОДАЕТСЯ». Ниже покупателей с серьезными намерениями приглашают обратиться в «ЛУЧШИЕ ДОМА – РИЕЛТОРСКОЕ АГЕНТСТВО МАЙКЛА ЗАФРОНА». Ходжес думает, что плакат этот какое-то время повисит, учитывая состояние рынка жилья в год 2010-й от Рождества Христова. Но кто-то продолжает скашивать траву, а учитывая размеры лужайки, для этого требуется газонокосилка размером побольше, чем ходжесовский «Лаун-бой». Кто платит за поддержание лужайки и, вероятно, дома в идеальном состоянии? Должно быть, наследники миссис Ти. Она, конечно, купалась в деньгах. Он припоминает, что такой дом в этом районе стоит порядка семи миллионов долларов. Впервые после ухода на пенсию, после того, как он передал расследование нераскрытого преступления, названного Бойней у Городского центра, Питу Хантли и Изабель Джейнс, Ходжес задается вопросом, а жива ли мать миссис Ти? Он помнит, что сколиоз согнул старушку пополам, вызывая дикие боли… но сколиоз – болезнь не смертельная. И разве не было у Оливии Трелони сестры, которая жила где-то на западе? Он роется в памяти в поисках фамилии сестры, но результата нет. Вспоминает другое: Пит прозвал Оливию Трелони миссис Нерва, потому что она непрерывно одергивала одежду, оглаживала и без того уложенные волосы, теребила золотой браслет часов «Патек Филипп», поворачивая и поворачивая его на костлявом запястье. Ходжесу она не нравилась; Пит был близок к тому, чтобы презирать ее. Так что они испытали бы чувство глубокого удовлетворения, возложив на нее хотя бы часть вины за случившееся у Городского центра. Она, в конце концов, вооружила этого парня. Какие могли быть в этом сомнения? Когда миссис Ти покупала «мерседес», ей дали два ключа, но предъявить она смогла только один. Потом, перед самым Днем благодарения, самоубийство. Ходжес четко помнит, что сказал Пит, когда они получили эту новость: «Если она встретит убитых на той стороне, особенно эту Крей и ее малышку, ей придется ответить на несколько серьезных вопросов». Для Пита самоубийство стало окончательным подтверждением: где-то в глубинах сознания миссис Ти отдавала себе отчет, что оставила ключ в замке зажигания машины, которую называла Серой леди. Тогда Ходжес тоже в это верил. Теперь предстоит определиться: верит ли он по-прежнему? Или ядовитое письмо, полученное вчера от признающего вину Мерседеса-убийцы изменило его точку зрения? Может, и нет, но письмо вызывает вопросы. Допустим, Мистер Мерседес отправил аналогичное послание миссис Трелони? Миссис Трелони со всеми ее тиками и комплексами, которые скрывались под тонкой пленочкой уверенности в собственной правоте. Или такое невозможно? Мистер Мерседес, конечно же, знал о злости и презрении, которые обрушила на миссис Трелони широкая общественность после трагедии у Городского центра. Свидетельства тому – на странице «Письма редактору» многих номеров местной газеты. Возможно ли?.. Но тут поток его мыслей прерывается, потому что подъехал автомобиль и остановился сзади, так близко, что едва не коснулся бампера «тойоты». Мигалок на крыше нет, однако это последняя модель «краун-виктории», синего цвета. Из-за руля вылезает крепкий мужчина с короткой стрижкой, спортивный пиджак, несомненно, скрывает пистолет в наплечной кобуре. Будь это городской детектив, Ходжес сказал бы, что в кобуре «глок» сорокового калибра, не отличающийся от того, что лежит в его домашнем сейфе. Но мужчина – не городской детектив. Ходжес по-прежнему знает всех. Он опускает стекло. – Добрый день, сэр, – здоровается Короткая Стрижка. – Могу я узнать, что вы тут делаете? Вы стоите здесь достаточно давно. Ходжес смотрит на часы и убеждается, что это правда. Почти половина пятого. С учетом плотного транспортного потока в центре города ему сильно повезет, если он успеет вернуться домой к «Вечерним новостям» Си-би-эс со Скоттом Пелли. Раньше он отдавал предпочтение Эн-би-си, пока не решил, что Брайан Уильямс – слишком добродушный балбес, да еще обожающий ролики с «Ю-тьюб». Не тот ведущий выпуска новостей, которого хочется видеть, когда мир разваливается… – Сэр? Искренне надеюсь на ответ. – Короткая Стрижка наклоняется, полы пиджака распахиваются. Не «глок», а «ругер». По мнению Ходжеса, оружие ковбоев. – А я искренне надеюсь, – отвечает Ходжес, – что у вас есть право спрашивать. Брови его собеседника изумленно поднимаются. – Простите? – Я думаю, что вы из частного охранного агентства, – терпеливо объясняет Ходжес, – но хочу увидеть удостоверение. А знаете, что потом? Я хочу увидеть разрешение на скрытое ношение пушки, которая у вас под пиджаком. И будет лучше, если оно в вашем бумажнике, а не в бардачке вашего автомобиля, иначе вы нарушаете положение главы девятнадцать городского кодекса, регулирующего все вопросы, связанные с огнестрельным оружием, в которой, если коротко, указано: «Если вы скрыто носите оружие, то должны иметь при себе разрешение на скрытое ношение оружия». Так что давайте поглядим на ваши бумаги. Короткая Стрижка хмурится все сильнее.