Я не стал уточнять, в каком классе, зачем? Теперь это в порядке вещей, и никто никакой трагедии из случившегося не делает. Сейчас детям со всех сторон чуть не насильно пихают секс: смотри! ешь! Хоть подавись, а глотай. Иначе будешь выглядеть белой вороной и тебя заклюют. А если в компании сверстников признаешься, что еще девственник, то начнут пальцем у виска крутить. Сам видел такую передачу по телевизору, когда весь бывший пионерско-комсомольский актив и оба ведущих навалились на одного бедного старомодного малого. Упрекали, как это ему не совестно сохранять чистоту? И не враг ли он народа в таком случае? Но тут я представил, что кто-то так же начнет просвещать и сексуально экспериментировать с Леночкой, и у меня сжалось сердце, словно от предчувствия беды. И мне показалось, что беда, невидимая и страшная, окружает нас повсюду: меня, Леночку, Полину, родителей, в Твери и в Москве, на улице и в квартире, на лестничной клетке, прячется за балконной дверью, в экране телевизора, в ящике стола и в кармане пальто, и спасения от нее нет. Всех рано или поздно ждет смерть, но кто-то еще не знает, что она уже стоит на пороге. Во благо или в наказание? Я смотрел на Полину, на ее прекрасное лицо с закрытыми глазами, а к горлу подкатывал какой-то ком, будто в нем скопилась вселенская горечь, и мне почему-то хотелось плакать. 5 Неприятности начались утром. Нет, из квартиры я выбрался благополучно, без шума, не наступив на кота. Но когда приехал в Останкино, то еще на подходе к палатке понял: что-то не так. Около нее стояла машина Аслана, а сам Аслан, Тимур и еще пара ребят разговаривали у открытых дверей, а Гриша метался между ними. — Вот он, явился! — заорал напарник на меня. — Ты где шлялся? — Тихо, не базарь, — спокойно оборвал его Аслан. Он всегда спокоен. Даже если ему над головой из пулемета стрелять. — Ты почему ночью не дежурил? — Не мог, — сказал я. — Дело одно появилось. — Как не мог, какое дело? — теперь заорал Тимур. — Вот твое дело! — И он пнул по железной стенке. — Твое дело в палатке сидеть! — А что случилось? — Я повернулся к Аслану. Он смотрел себе под ноги и пожевывал сигарету. — Пришли ночью двое, приставили Грише пушку ко лбу, забрали товар, деньги и уехали. Сейчас подсчитали: на два миллиона. — Он быстро взглянул сначала на Гришу, потом на меня. — Так твой напарник говорит. Вот почему в каждой палатке я держу пару ребят. Чтобы не договорились между собой. — Да ты что, Аслан, меня до сих пор пот прошибает, я под дулом стоял! — запричитал Гриша и стал креститься левой рукой. У него даже слюна появилась в уголке рта. — Ты помнишь, что я тебе сказал, когда брал на работу? — спросил Аслан, обращаясь ко мне и не глядя на Гришины кривляния. — Что за товар отвечает продавец. Я кивнул. Конечно, я помнил: если налет серьезный и продавец пострадает, то он в половине или вообще чист. А если что уплывает по его вине, то возмещает все. Аслан снова внимательно посмотрел на Гришу и усмехнулся. — В общем, история темная, и разбирайтесь сами, — произнес он. — Но с вас обоих, ребята, по одному лимону, срок сами знаете какой — неделя. — А не вернете, счетчик включим, каждый день сумма будет удваиваться, — радостно сказал Тимур; его-то эта ситуация только забавляла. — Аслан, скости немного, — вновь запричитал Гриша фальшивым голосом. — Где я тебе возьму? — Ты-то найдешь, — усмехнулся Аслан. — А Алексей у брата попросит. — Потом он посмотрел на меня и добавил: — Извини, Алеша, но такие правила. Рад бы тебе помочь, но не могу. — Давай, давай, ищи бабки! — толкнул меня в бок Тимур. И тут я увидел, что к нам идет Леночка, вприпрыжку, с ранцем за спиной. Она всегда перед школой забегала ко мне, если я почему-то задерживался. — Приветик! — крикнула она еще издали. — Как дела? — Ничего. — Я подождал, пока она подойдет ближе. Не хотелось бы мне, чтобы Аслан и другие видели ее. — Дела у него на тройку с минусом, — вмешался Тимур. — А что это за птичка-невеличка? — Он у них квартиру снимает, тут, рядом, — вставил Гриша заискивающе. Аслан протянул руку и погладил Леночку по голове. Я заметил, что она испуганно дернула плечами. — Хорошая девочка, — произнес Аслан. У него была тяжелая рука, с золотыми перстнями. — Ладно, Лена, иди в школу, — сказал я. — Мне сейчас некогда. Она посмотрела на меня растерянно, потому что я никогда не говорил с ней так резко, но послушалась. А когда шла, несколько раз оглянулась на меня. И мы все тоже смотрели ей вслед, словно у нас других дел не было. — У них дети беленькие, а у нас черненькие, — сказал Аслан, как бы рассуждая вслух. — Солнце жжет одинаково, но кого закаляет, а кого обжигает. Забавно. — Ты о чем? — спросил Тимур. Аслан посмотрел на него и вздохнул. — Ну, значит, договорились, — повернулся он к нам с Гришей. — Через неделю. Палатку закройте, пока Тимур товар не привезет. Тебя, Леша, подбросить до училища? — Подбрось, — согласился я. Что мне еще тут оставалось делать? Слушать Гришино нытье? Я почти на сто процентов был уверен, что никакого ограбления не было. А если не так, то какого хрена он вообще впустил их в палатку? И все равно можно было бы отбиться. Если бы я там был. Никто не станет стрелять в продавцов в центре Москвы. Это можно только по народу, из автоматов. А если это сам Гриша придумал, то ловко, ничего не скажешь. Попробуй теперь докажи. Сам виноват, знал же, что он из себя представляет. Нет, ничего, думал я, трясясь в машине между Аслановыми охранниками, все нормально. За такую ночь и миллиона не жалко. Весь вопрос: где его откопать? Я стал соображать, но мысли тоже тряслись между Полиной и Асланом, а попутного решения не находилось. Только одно: обратиться к Володе, брату. Там, в Твери, куда мы все собирались через день. В училище я сел на заднюю парту и, положив под голову сумку, заснул. Ничего мне не снилось и ничего я не слышал, кроме монотонной бубниловки преподавателей. А растолкал меня Димыч. — Кончай дрыхнуть, — сказал он. — Ты уже пятый час спишь. Тяжелая ночь была? — Легкая, — пробормотал я. — Димыч, где достать миллион? — У меня есть сто способов, — с готовностью сообщил он. — Первый: печатаешь эти сто способов и продаешь кому-нибудь ровно за миллион. — Умолкни, — сказал я и пошел в спортивный зал, немного размяться. Пока я мутузил и пинал боксерскую грушу, я вспомнил о толстяке в шляпе. А тут и сам Петр Степанович вышел из своей каморки и направился ко мне. — Побольше серий, — сказал он. — Рука — нога — рука, и не спи. Противник не должен догадываться, какой удар нанесешь в следующую секунду, меняй тактику. И скорость, скорость. А я и так молотил, как пропеллер. Он понаблюдал за мной еще некоторое время и недовольно поморщился. — Нет, выпускать тебя еще рано. Только как мальчика для битья. — Это он меня подзадоривал, так я понял. — Петр Степанович, а этот, который со мной вчера разговаривал, ваш друг? — Знакомый. А что, надумал согласиться? — Пока еще не решил. — Смотри, бои там жестокие. Не с девушкой обниматься. Я вытерся брошенным им полотенцем и кивнул: — Само собой. Только от иной девушки получишь такой удар, которого и не ждешь вовсе. В общем, поговорили мы еще немного, а потом я поехал в общежитие и поспал часа два. Прежде чем ехать в Сокольники на концерт рок-группы «Кар-Мэн», куда я пригласил и Полину. Два билета у спекулянтов стоили уйму денег, но когда на тебе висит миллион, то о каких-то тысячах уже не думаешь. Все равно не помогут. Что меня порадовало, так это ее прежняя прическа. Значит, решил я, мое мнение ей не безразлично. Выглядела она немного уставшей, но без спора дала бы сто очков вперед любой из собравшихся здесь размалеванных девчонок. Хотя многие из них смотрелись очень симпатично. А кожаные и джинсовые парни на Полину откровенно пялились. Одного пришлось отодвинуть в сторону, чтобы не прикасался. Неужели я стал ревновать? Этого мне еще не хватало. И все же мне было приятно, что на нас смотрят со всех сторон. Я еще не успел толком поговорить с Полиной, как включились ударные установки и Сергей Лемох запел свою известную песню, а публика завизжала от счастья, начала подпрыгивать и хлопать над головой в ладоши. В общем, сходить с ума. И тут я вдруг понял, что меня больше не волнует ни музыка, ни певец, ни весь этот гвалт вокруг — все то, что я так любил прежде. Зато я понял, чего хочу. Я хотел, чтобы наступила тишина и чтобы мы остались с Полиной наедине. Пусть даже не наедине, но чтобы мы могли спокойно поболтать и никто бы не пихал тебя в это время в бок и в спину, не орал над ухом и не закатывал глаза, словно у него припадок эпилепсии. Я смотрел на Полину сквозь блики разноцветных огней, а она — на меня, и мы, наверное, были единственными отрешенными существами среди всех этих сумасшедших. А может быть, наоборот, они были нормальны, а это мы с Полиной потеряли рассудок? Странно, еще позавчера я даже не представлял, что она существует, и скажи мне кто, что на концерте «Кар-Мэн» я буду думать о ней, а не дергаться вместе со всеми оглушенными, я бы не поверил. Полина что-то крикнула мне, но я не расслышал. Тогда я прокричал ей прямо в симпатичное ушко с золотой сережкой: — Пойдем отсюда? Она согласно кивнула, и мы стали протискиваться к выходу, а когда выбрались на воздух — рассмеялись, а потом обнялись. — Я думала, меня разорвут на куски, — сказала Полина. Она была очень хороша в своей кремовой куртке с капюшоном и вельветовых черных брючках, и знала это. У меня оставалось еще около тридцати пяти тысяч в рублях и сорок два доллара. Весь мой капитал. И я решил повести ее в ресторан. Мы отправились на Дербеневскую набережную, в «Леди Гамильтон», а по дороге зашли в универмаг, и я сделал ей подарок: купил флакончик французских духов. Конечно, ее адмирал мог позволить себе купить целую коробку таких духов, но у юнги есть другие преимущества. — Кстати, как поживает твой морской жених? — спросил я. — Он звонил утром. Уезжает на какую-то конференцию в Женеву. Я почему-то только сейчас подумал, что нашим отношениям с Полиной может наступить вдруг конец. До сих пор мне казалось, что это страшно глупо — вот так взять и расстаться из-за какой-нибудь чепухи. Но она-то, может быть, думала совсем по-другому? И если хорошенько разобраться, то что я представлял из себя и что мог дать ей в сравнении с этим адмиралом Нельсоном? — У него случайно не один глаз? — спросил я. — Можешь издеваться сколько угодно, — сказала она. — Но он хороший человек, добрый. — И богатый. — Богатство не порок. Наоборот. — Ты выйдешь за него замуж? — Непременно. Завтра же. — Она хотела позлить меня, а я и так уже был готов. Стоило только представить, как она чистит щеточкой адмиральский китель. Метрдотель провел нас к свободному столику. Мы сделали заказ и стали ждать. Здесь было мило, но когда музыканты, словно нарочно, грянули фирменную песню о леди Гамильтон и адмирале Нельсоне, я снова расстроился. — Ну что такой хмурый? — спросила Полина, касаясь моей руки. — Мы, кстати, поедем в Тверь или нет? Я договорилась с родителями, что у нас экскурсия на два дня по старинным городам.