— Я рад за Инессу и желаю ей всяческих успехов на новом поприще. «Девочке» Инессе было тридцать два года, она была на полголовы выше Людвига, примерно вдвое шире, и служила в одном из театров столицы. Инесса была не только талантливой и подающей огромные надежды оперной певицей, бархатным меццо-сопрано, но и дочерью маминой подруги. Полгода назад Инесса развелась с мужем, оказавшимся «альфонсом и редкостным негодяем», и вот теперь мать Инессы и Нина Альбертовна не придумали ничего лучше, как поженить Инессу и Людвига. «Молодые» были знакомы ещё с тех пор, когда Людвиг ходил пешком под стол, а уже довольно большая Инесса водила его на прогулку в песочницу. Они периодически встречались то дома у Людвига, то дома у Инессы, ездили в гости друг к другу. Потом повзрослели, и судьба их, к счастью, развела. Тем удивительнее теперь было для Людвига принципиальное заочное согласие Инессы на брак с ним! — Сын…- терпеливо начала Нина Альбертовна, но Людвиг уже знал этот тон. — Мама, даже не начинай! Когда я решу жениться, непременно поставлю тебя в известность. Но я не буду жениться на Инессе, никогда, мама! Я не люблю её, не хочу видеть своей женой. — Сынок, иногда необходимо переступить через своё «хочу» и «не хочу» ради великой цели! Ради мечты! Сынок, Италия! Не каждому выпадает шанс, а ты нос воротишь! У тебя талант! Наш город тесен для тебя! — Мама, если я захочу в Италию, то поеду туда в качестве туриста. А если я такой уж талант, то и тут не затеряюсь. Меня устраивает моя жизнь. Не обнадёживай Инессу и тётю Серафиму понапрасну, мама! Я не собираюсь жениться. На Инессе точно. — Не ожидала я от тебя такого непонимания, такой холодности и равнодушия, сын! И это благодарность за всё! Ты говоришь, не затеряешься, но где бы ты был с твоим талантом, если не связи⁈ Талантов много, Людвиг! И где они? Ты всегда всего добивался при поддержке семьи! Людвиг выпрямился и отставил чашку, лицо его побледнело. — То есть, ты хочешь сказать, мама, что сам я ничего из себя не представляю? Ничего не значу? — Ты очень талантлив, сын, но согласись, что у тебя всегда были все условия для развития таланта! Прекрасная квартира, лучшая школа, талантливейшие педагоги! Бабушка и дед — преподаватели в консерватории, я директор филармонии! Отец…отец гениален, и за это он в чести. Ты всегда шёл по ровной дороге, Людвиг, беспрепятственно! — То есть, я в этом виноват? — Нет, пойми, мы все прекрасно знаем, что ты действительно талантлив, природа не стала отдыхать на тебе! Но хотелось бы благодарности и признательности от тебя! — В виде жертвоприношения себя Инессе и Италии, я так понимаю? — глухо спросил Людвиг, сверля мать глазами. Ей стало неуютно под его взглядом, она занервничала, поняла, что хватила через край. Но процесс был уже необратим. Людвиг встал, вымыл чашку и аккуратно поставил на сушилку. Прошёл в свою комнату, достал небольшую дорожную сумку, с которой обычно ездил на дачу, сложил минимум вещей. — Людвиг! — Нина Альбертовна стояла в дверях гардеробной. — Прекрати мальчишество! Что ты сейчас стремишься доказать⁈ — Именно мальчишество, ты права, мама, — спокойно ответил Людвиг, укладывая вещи. Потом принёс из ванной комнаты свои туалетные принадлежности, начал складывать их. — Я миновал все трудные периоды и периоды становления, был ограждён от всех проблем. Вырос на всём готовом, ничего не добивался сам. За меня уже всего добились. Осталось только жениться за меня. Спасибо, мне понятно. Пора взрослеть. Лучше поздно, чем никогда. — Куда ты собрался? К бабушке и деду? — Нет. Сниму квартиру. Завтра приду и напишу заявление об увольнении. Надеюсь, ты не станешь создавать препоны. Никаких судьбоносных концертов пока не предвидится, я никого не подведу и не брошу в последний момент. Людвиг взял сумку и футляр с саксофоном, надел светлое кашемировое пальто, тёплый длинный шарф. Нина Альбертовна ловила ртом воздух, не в силах заговорить от возмущения. — Отец! — наконец, собравшись с силами, крикнула она, да так, что ей удалось перекричать фортепиано. Людвиг надевал ботинки, когда в прихожей появился лохматый и растерянный Герман Леонидович. — Гера, он уходит, насовсем! Хочет уволиться из филармонии, жить своим трудом! Сделай что-нибудь! — Что я должен сделать? Людвигу двадцать пять, а не пятнадцать, Нина! К тому же, он и так жил своим трудом и талантом. А что хочет уйти от твоей опеки…так давно пора! Людвиг усмехнулся и пожал руку отцу. Герман Леонидович вновь скрылся в своём кабинете. Нина Альбертовна плакала и заламывала руки. — До завтра, мама, — Людвиг поцеловал мать в щёку. — Завтра приду и напишу заявление. Он вышел и закрыл за собой двери родительского дома. — Людвиг, ты забыл ключи от машины! — Нина Альбертовна выскочила в подъезд следом за сыном, но успела лишь увидеть, как закрылись двери лифта. Она так и осталась стоять, вытянув вперёд руку с брелоком. * * * Сначала Инга бежала, не в силах унять слёзы и успокоиться. День был ещё в разгаре, и прохожие оборачивались ей вслед. Выбившись из сил, Инга остановилась, тяжело дыша. — Милая девушка, вам нужна помощь? Может, скорую вызывать? Инга подняла глаза. Перед ней стоял высокий худощавый старик в старом пальто и в берете. Его светлые глаза смотрели из-за толстых стёкол очков участливо и очень по-доброму. Ингу это встряхнуло. Да что она себе позволяет⁈ Устроила шоу для всей улицы. — Спасибо, не нужно! Всё хорошо. Спасибо вам! — она кивнула дедушке и зашагала вдоль по улице, стараясь выровнять дыхание. Было по-ноябрьски прохладно, но безветренно, даже как-то ясно. Инга долго шла, начала замерзать, остановилась у маленького киоска и купила пластиковый стаканчик с кофе. Кофе согрел и немного взбодрил её, привёл в чувство. Она думала об Игоре. Как он там? Инга была уверена, что брат не обрадовался бы, узнав о её отчаянных «проделках», но такой реакции точно не ожидала. С одной стороны, хорошо, что он так переживает о ней и её добром имени, а с другой…никогда раньше Игорь не вёл себя с ней подобным образом. Спускать ему такое нельзя, хоть он по-своему и прав. Ишь, разошёлся как! Оскорбил её. И решил, что о деньгах она соврала. Вспомнив о деньгах, Инга вспомнила и о Людвиге, их с Игорем спасителе и добром гении. Может, позвонить ему? Он же сказал, что можно звонить, если будет одиноко или грустно. Ей одиноко, очень! И грустнее некуда. Инга достала телефон из кармана пальто и набрала номер Людвига, однако бесстрастный голос сообщил, что абонент не абонент. Эх… И тут облом. Никому она не нужна сегодня. В сердцах отключила телефон. Тем более, Игорь скоро опомнится и начнёт звонить ей, а она не хочет ни видеть, ни слышать его сегодня. Начались сумерки, пока не тёмные, а серо-голубые, но Инга уже стала видеть хуже, контуры окружающих предметов и людей расплывались. У Инги было расстройство световосприятия, она начинала хуже видеть в сумерках. Инга подходила к набережной, когда прекрасные гармоничные звуки вывели её из печальной задумчивости. Она пошла на звук и оказалась в гуще небольшой толпы, собравшейся около уличного музыканта. Инга протиснулась ближе и увидела светловолосого парня в светло-коричневом пальто; молодой человек играл на саксофоне, сидя на парапете. Печальная и очень красивая мелодия соответствовала настроению Инги лучше некуда, на душе вдруг стало легко, всем существом овладела гармония. Опять вспомнился Людвиг: он говорил, что саксофон — его любимый инструмент, его жизнь. Мелодия смолкла, все зааплодировали, и Инга вместе со всеми. Некоторые подходили и оставляли деньги прямо на парапете: у парня не было ни шляпы, ни специальной банки, и футляр от саксофона закрыт. Казалось, он и не просил никого о деньгах, играл просто так, для души. — Ещё! Пожалуйста, сыграйте ещё! — крикнула какая-то молоденькая девушка, и толпа поддержала её. Парень заиграл снова. Едва Людвиг вышел из дома, он сразу выключил телефон, потому что знал: мать его в покое не оставит, будет беспрестанно звонить. Вместо того, чтобы вплотную заняться поисками квартиры, он бесцельно зашагал по улице, глядя вокруг и вдыхая свежий ноябрьский воздух. Воздух был полузимний, словно хрустальный. Как давно не было у Людвига вот таких прогулок, лёгких и бесцельных! Обычно он смотрел на мир из окна автомобиля, постоянно куда-то спешил, боялся не успеть, упустить что-то, потратить время зря. Вспомнилась Инга. Она так и не позвонила ему, а жаль. Конечно, если брата отпустили, то ей не до других сейчас. Память вновь вернула его в вечер пятницы, и он словно увидел перед собой огромные синие глаза, лицо сердечком, пухлые улыбчивые губы. Такие бы поцеловать… Людвиг даже головой потряс, разгоняя напрасные и сладкие иллюзии. Надо же, никто до сих пор так сильно не волновал его, он всегда оставался слегка холодноватым и бесстрастным, слишком циничным для своего возраста, но при этом до боли романтичным. Потому и не мог найти пару, — он сам себя до конца не понимал, что уж говорить об окружающих? Кому захочется ребусы разгадывать? Женщины ценят в мужчинах решительность и определённость. Продолжая мечтать об Инге, Людвиг добрался до набережной. Сначала он просто стоял и любовался величественной рекой, несущей свои тёмные воды. Потом ему захотелось играть, и он, устроившись на парапете лицом к реке, достал саксофон. Играя, Людвиг не сразу заметил, что вокруг него начали собираться прохожие. Когда заметил, повернулся лицом к пешеходной дорожке. Хотел сыграть ещё что-нибудь и остановиться, но его просили сыграть снова и снова. Какая-то старушка с маленьким пуделем на поводке подошла к парапету и положила несколько монет, потом подошёл ещё кто-то, потом ещё… Никогда до сих пор Людвиг не играл на улице, просто радуя окружающих, стараясь сделать чью-то жизнь приятнее и красивее. Ощущение было необычным и очень приятным: его просили играть снова и снова, а он вдруг почувствовал себя нужным, хоть и временно, ситуативно. Инга слушала саксофониста почти полчаса, вновь замёрзла. Как он, бедный, играет? Ему же холодно, наверно! Она нашла глазами маленький красный киоск, купила стаканчик американо, выгребла из сумочки все наличные деньги, какие были, и подошла к парапету. Поставила стаканчик, положила деньги, кивнула музыканту и зашагала по набережной. Необходимо было подумать о ночлеге. Домой она сегодня возвращаться не хотела, решила дать Игорю возможность побыть наедине с самим собой, осмыслить всё и перебеситься. Людвиг на некоторое время буквально обомлел, когда увидел, как девушка, материализовавшаяся прямиком из его грёз, принесла для него кофе и оставила деньги. Опомнившись, прервал игру на половине произведения, схватил футляр, стакан с кофе, извинившись, протиснулся сквозь толпу слушателей, и припустил бегом. От толпы отделились двое мальчишек лет двенадцати. Они взяли с парапета деньги и быстро куда-то испарились. — Инга! Инга, подожди! Голос, показавшийся странно знакомым, заставил девушку резко остановиться. Обернувшись, Инга увидела, что её догоняет уличный музыкант. В голове вдруг мелькнула догадка, но не успела как следует оформиться. Догнав её, парень сунул в её руку стакан с кофе: — Подержи, пожалуйста, — тяжело дыша, сказал он, складывая саксофон в футляр. — Не узнала? А я тебя сразу узнал, Инга! — Я бы узнала, если бы была возможность поближе тебя разглядеть. Я очень плохо вижу в сумерках. Привет, Людвиг! А я звонила тебе, у тебя телефон выключен. Людвиг положил футляр с саксофоном на парапет и пил кофе, улыбаясь. — Если бы я знал, что ты позвонишь, ни за что бы не выключил телефон, ждал бы звонка. Ты гуляешь? — Можно и так сказать. А ты, Людвиг? Почему играешь на улице? — Думал об одной красивой девушке, и захотелось играть. Пока играл, народ собрался. Людвиг выбросил пустой стаканчик в урну, одной рукой взялся за футляр, второй сжал ладонь Инги. — Ты совсем замёрзла, Инга! — воскликнул он и настойчиво повлёк девушку в ближайшее кафе. — Почему ты с сумкой, Людвиг? — Вот согреемся, и всё расскажу. — А о какой девушке ты думал, когда тебе захотелось играть? — с подозрением спросила Инга, в глубине души всё же надеясь, что о ней. — Ты всегда такая любопытная? — покосился на неё Людвиг, с трудом пряча улыбку. — Да. — А ты хочешь, чтобы о тебе? — Ты всегда такой прямолинейный? — Чаще всего. Ну так что? — Да, хочу, чтобы обо мне! — О ком, по-твоему, я ещё мог думать после всего, что было между нами? Инга резко остановилась, несколько секунд смотрела в глаза Людвигу, а потом они оба расхохотались. — Спасибо тебе, Людвиг! Я никогда не устану тебя благодарить. Спасибо за руку помощи. Надеюсь, когда-нибудь мы с Игорем вернём тебе деньги, — горячо говорила Инга, когда они ждали заказ, сидя за столиком кафе. — Пустое. Не нужно ничего возвращать. Очень рад, что деньги принесли пользу. Но всё же возмездие для этих молодчиков должно наступить, иначе они так и будут творить свои тёмные делишки! — Игорь тоже так считает. Вот придёт в себя и придумает что-нибудь этакое, он же программист, причём, очень хороший.