Мод фыркнула, энергично намазывая масло на хлеб. — Кроме того, — поспешно добавила Лили, — мы здесь только до тех пор, пока мистер Харт не поставит новую пьесу, в которой у меня будет главная роль. — И где же он собирается ее ставить? — спросила Мод, окинув взглядом обугленные балки над головой. — Для начала ему нужно построить новый театр, но прежде привести в порядок парк, а на это потребуется год, а то и больше. Поморщившись, Лили хотела было возразить, но Мод закусила удила: потрясая перед Лили куском хлеба, так что на стол посыпались крошки, она заявила: — Никогда ему не доверяла! Слишком уж любезен и болтлив. Сладкие речи мистера Харта способны заставить птаху спорхнуть с дерева к нему в ладонь, чтобы потом прямиком отправиться в печь. А еще… — Мод намазала на хлеб последний кусок масла. — Он способен уговорить любую актрису, у ног которой лежит весь Лондон, играть только в его театре. — Справедливости ради надо сказать, мистер Харт не предполагал, что театр и сам парк сгорят дотла. — Твоя правда, но он точно знал, что, переманив тебя к себе, сильно рассердит мистера Шервуда. — Мод выразительно вонзила зубы в хлеб. Лили сморщила нос. Мистер Шервуд — владелец «Ковент-Гардена» и ее бывший работодатель — слыл личностью довольно мстительной. Он пообещал сделать так, что Лили никогда больше не найдет работу в Лондоне, если примет предложение мистера Харта, посулившего ей жалованье вдвое больше того, что платил он сам. Это не представляло для Лили проблемы до тех пор, пока не случился пожар в «Хартс-Фолли». Вот тогда она и обнаружила, что мистер Шервуд сдержал слово. Отныне ни один театр Лондона не желал предоставлять роли опальной актрисе. И после полугода без работы, потратив все свои сбережения, Лили была вынуждена съехать из стильно обставленных меблированных комнат и поселиться в этих двух каморках. — Зато мистер Харт не берет с нас денег за проживание, — выдвинула слабый аргумент Лили. К счастью, что сказала на это Мод, понять не удалось из-за того, что ее рот был занят супом. — Ладно. Пожалуй, мне действительно следует отправиться за Индио, — сказала Лили, поднимаясь из-за стола. — А как быть с твоим обедом? — спросила Мод, указав на недоеденный суп. — Поем позже. — Лили закусила губу. — Ужасно беспокоюсь, когда он так расстроен. — Ты слишком его балуешь, — фыркнула Мод, однако перечить не стала. Лили постаралась скрыть улыбку: если уж кто и баловал Индио, то сама няня. — Я скоро вернусь. Мод махнула рукой, и Лили направилась к двери. Петли душераздирающе заскрипели, одна и вовсе треснула от жара огня и отошла от панели. День выдался пасмурный. Тяжелые серые тучи снова предвещали дождь, порывы ветра разбивались о почерневшую землю. Задрожав от холода, Лили крепко обхватила себя руками, пожалев, что не взяла шаль. — Индио! Порыв ветра заглушил ее крик, и Лили беспомощно огляделась. Огонь и весенние дожди превратили некогда прекрасный парк развлечений в наполненную грязью и копотью топь. Живые изгороди, обрамлявшие посыпанные гравием дорожки, выгорели дотла и теперь извивались, исчезая вдали, почерневшие и безжизненные. Слева от Лили виднелись останки каменной площадки и галерея, где располагались развлекавшие гостей музыканты. Теперь ряды полуразрушенных колонн подпирали лишь небосвод. Справа торчали из земли черные стволы деревьев, из-за которых проглядывала зеркальная поверхность водоема — декоративного пруда, теперь засоренного илом. Кое-где сквозь толстый слой сажи пробивались зеленые побеги, однако Лили вынуждена была признать, что в столь пасмурный день, как сегодня, со стелющимися по земле клочьями тумана парк выглядел весьма неприятно и пугающе. Лили поморщилась: не стоило отпускать Индио в сад одного, — но как же трудно удержать в четырех стенах активного маленького мальчика. Лили двинулась по одной из садовых дорожек и, поскользнувшись в грязи, пожалела, что не надела башмаки на толстой деревянной подошве. Если придется искать сына еще некоторое время, ее легкие расшитые туфельки будут безвозвратно испорчены. — Индио! Лили обогнула то, что некогда было небольшой рощицей аккуратно подстриженных деревьев, почерневшие ветви которых теперь беспокойно шелестели на ветру. — Индио! Из зарослей донеслось ворчание, и Лили остановилась как вкопанная. И опять этот звук — громкое раздраженное фырканье. Звуки были слишком громкими, слишком низкими для человека — словно их издавал… огромный зверь. Лили поспешно огляделась по сторонам, но вокруг ни души, она совершенно одна. Может, стоило вернуться и позвать на подмогу Мод? Но ведь Индио здесь! Снова ворчание, на этот раз более громкое, какой-то треск, чье-то тяжелое дыхание. Господь всемогущий! Лили подхватила юбки на случай, если ей придется бежать, и медленно двинулась вперед. Стон и низкий звук, похожий на рык. Лили судорожно сглотнула и осторожно выглянула из-за обгоревшего ствола. Сначала то, что она увидела, напоминало огромный движущийся холм, покрытый грязью, но потом это нечто выпрямилось, явив ее взору широченную спину, огромные плечи и косматую голову. И Лили, не сдержавшись, издала звук, угрожающе похожий на писк. Нечто развернулось — гораздо проворнее, чем можно было ожидать от существа таких невероятных размеров, — его ужасное, покрытое сажей лицо приобрело злое выражение, а лапа поднялась, словно ее обладатель вознамерился ударить Лили. В лапе был зажат загнутый на конце острый нож. Лили сглотнула. Если доживет до конца дня, то непременно извинится перед Индио, ибо в парке действительно обитало чудовище. День не задался с самого начала, считал Аполлон Грейвс, виконт Килбурн. По грубым подсчетам, добрая половина древесных насаждений парка развлечений погибла, и, вполне возможно, такая участь ждала еще четверть растений. Источник, питавший декоративный пруд, оказался завален головешками, и теперь вода в нем изрядно застоялась. Садовники, которых нанял для Аполлона Аса, в большинстве своем оказались непригодными для работы. В довершение ко всему весенние дожди превратили руины «Хартс-Фолли» в настоящую топь, что вынуждало отложить работы в парке до тех пор, пока не просохнет земля. И вот теперь здесь появилась эта незнакомка. Аполлон смотрел в огромные зеленые, оттенка лишайника, глаза, обрамленные такими темными и густыми ресницами, что казалось, будто они вымазаны сажей. Женщина или девушка? Она была не слишком высокой, однако беглый взгляд на лиф ее платья убедил Аполлона в том, что она вполне себе взрослая — благодарение Богу, — просто очень миниатюрная, да к тому же одета в дурацкое платье из зеленого бархата, чрезмерно расшитого алыми и золотыми нитями. На ней даже не было шляпки. Темные волосы выбились из пучка на затылке, и теперь непослушные локоны хлестали ее по раскрасневшимся от ветра щекам. Вообще-то она довольно хорошенькая — этакая девчонка-сорванец. Впрочем, это не имело никакого значения. Откуда, черт возьми, она взялась? Насколько он знал, в разрушенном парке остались лишь так называемые садовники, которые в данный момент трудились над восстановлением изгородей позади пруда. Аполлон как раз вымещал свое разочарование на мертвом пне, пытаясь выкорчевать его вручную, поскольку единственную ломовую лошадь использовали другие работники, когда услышал женский крик, а потом перед ним неожиданно возникла и сама незнакомка. Женщина ошеломленно заморгала и перевела взгляд на поднятую руку Аполлона. Проследив за ее взглядом, он поморщился и, повернувшись на звук, поднял руку машинально, но она наверняка восприняла зажатый в его руке нож для обрезки ветвей как угрозу. Аполлон поспешил опустить руку и теперь стоял перед незнакомкой в заляпанной грязью рубахе и жилете, и ее изысканная женственность заставляла его чувствовать себя безмозглым животным. Его жест очевидно придал ей уверенности, она выпрямилась, хотя это не сделало ее выше, и спросила: — Кто вы такой? Вообще-то ему хотелось задать ей такой же вопрос, но, увы, он не мог, и виной тому нападение, которому он подвергся в психиатрической лечебнице. Виконт Килбурн запоздало вспомнил, что должен вести себя как простой рабочий, потянул себя за волосы и опустил глаза, уставившись на изящные расшитые туфельки, перепачканные грязью. Кто эта женщина? — Отвечайте немедленно, — властно потребовала незнакомка, несмотря на то что ее ноги утопали в грязи. — Кто вы такой и что здесь делаете? Аполлон несколько мгновений смотрел на ее лицо: изогнутые брови, зажатую между зубами пухлую розовую нижнюю губу, — потом опять опустил глаза, постучал себя по горлу и покачал головой. Если после этого незнакомка ничего не поняла, значит, не так умна, как могло показаться на первый взгляд. — О, — произнесла женщина, пока Аполлон смотрел на ее туфли, — я не догадалась сразу. — Ее хрипловатый голос зазвучал мягче, когда Аполлон опустил глаза. — Впрочем это не важно. Вы не можете здесь оставаться, поймите. Незнакомка не видела, как у него от удивления округлились глаза. О чем это она? Он работал в саду, и она наверняка это видела. Кто она такая, чтобы ему приказывать? — Вы. Не можете. Оставаться. Здесь. — Женщина произнесла эти слова громко и отчетливо, как если бы разговаривала с глухим. Некоторые полагали, что раз Аполлон не может разговаривать, то у него проблемы и со слухом. И сейчас он поймал себя на том, что недовольно хмурит брови, хотя тотчас же взял себя в руки. — О, господи, — немного помолчав, пробормотала женщина. — Понимает ли он меня? Поверить не могу, что мистер Харт позволил… Только теперь до Аполлона дошло, что исполненное разочарований утро сменилось совершенно нелепым днем. Эта смехотворно одетая женщина приняла его за слабоумного. Ножка в вышитой туфельке принялась постукивать по грязи. — Посмотрите на меня, пожалуйста. Аполлон медленно поднял голову, постаравшись сохранить невозмутимое выражение лица. Изогнутые брови незнакомки над большими глазами сошлись на переносице. Наверное, она не сомневалась, что придала взгляду строгость, но на самом деле получилось очаровательно. Теперь она походила на девчонку, которая собралась выбранить котенка за разлитое молоко. По телу Аполлона прокатилась волна возмущения. Ей не следовало находится в этом жутком месте без сопровождающих. Окажись здесь кто-нибудь другой — наподобие тех, что бесчинствовали в лечебнице, — ее достоинство, а может, даже и жизнь могли оказаться под угрозой. Разве у нее нет мужа, брата или отца, которые позаботились бы о ее безопасности? Такая хрупкая женщина — находка для хулиганов и грабителей. Аполлон заметил, что выражение ее лица стало более доброжелательным. И причиной тому наверняка было его молчание. — Вы не можете мне ответить, верно? — спросила она мягко. Аполлон и раньше сталкивался с жалостью окружающих, когда те узнавали, что он утратил способность разговаривать. Обычно это вызывало в нем дрожь ярости и какого-то ужасающего отчаяния. Ведь прошло уже девять месяцев после несчастья, а он все еще не был уверен, что когда-нибудь сможет заговорить. Но вопрос незнакомки не пробудил в нем привычного гнева. Возможно, причиной тому — ее женские чары: уже на протяжении долгого времени ни одна дама, кроме его сестры, не пыталась вступить в диалог с ним. А может, она просто не как все — в ее голосе слышалось участие, а не презрение, и это меняло его отношение к ее словам. Аполлон покачал головой, не сводя взгляда с незнакомки и стараясь сохранить глуповатое и безучастное выражение лица. Вздохнув, она обхватила себя обеими руками и, оглядевшись по сторонам, пробормотала: — Ну и что мне делать? Я не могу оставить Индио одного. Аполлон постарался не выказать удивления: кто или что такое «Индио»? — Уходите! — наконец произнесла она решительно, несказанно его удивив, и пальцем указала направление.