— Что ж, благодарю. Могу я увидеть место столь удивительного исчезновения? Мы пересекли аллею, изрытую колесами экипажей, и вышли на ровный газон. Следы были еще заметны, хотя поверх них явственно протоптался не один человек. Обозрев картину, Пис сердито вопросил Харборда: — Вы принимали участие в поисках? — Да. — Тогда чем вы думали, когда позволили вашим людям практически уничтожить следы? Почему не приказали им держаться поодаль? — Мы… мы спешили, — неловко ответил тот. — Мы не подумали… По протоптанной в ходе поисков тропе мы дошли до широкого пятачка вытоптанного снега. Должно быть, здесь поисковая партия остановилась и что-то обсуждала. За пятачком я увидел пару дюжин отпечатков знакомых ботинок — очень четкие и ясно различимые, они утыкались в невысокую — примерно шесть футов в высоту — каменную стену. — Что ж, мистер Харборд, благодарю вас и ваших помощников, что вы пощадили хоть малую часть улики… — Пис склонился, внимательно изучая отпечаток на снегу. — Мистер Форд переодевался к ужину? — уточнил он у секретаря. — Разумеется! А что? — Ничего. Просто любопытно узнать: если для легкой вечерней прогулки он обулся в охотничьи сапоги, во что же он был одет? Инспектор Пис прошел вдоль следов до стены и неожиданно ловко для человека его возраста и привычек одним движением подтянулся и уселся на гребне стены под нашими изумленными взглядами. Потом он уперся руками, встал на четвереньки и медленно пополз по верху стены вдоль газона — зрелище, которое было бы забавным, если бы не мужество, которое требовалось от этого невысокого и не сильного человека, и не его величайшая осторожность. Вдруг он остановился, улыбнулся нам и, велев оставаться на месте, спрыгнул со стены на ту сторону. Мистер Харборд предложил мне сигарету. Мы терпеливо ждали, и вот наконец над стеной вновь показалась голова инспектора, а вскоре он сам занял прежнее свое место и свесил ноги. Вид у него был весьма довольный, но нам он ничего не сказал, а я уже знал, что спрашивать бесполезно. Мы вернулись в особняк. Еще в прихожей инспектор велел позвать Джексона, камердинера. Тот явился через несколько минут — высокий, опрятный крепкий парень с узким и длинным лицом, одетый в черный костюм. Он поклонился и воззрился на нас с самым предупредительным видом. — Странные дела творятся, а, Джексон? — хмыкнул инспектор. — Есть такое. — И что ты сам думаешь? — Правду сказать, сэр, я считал, что мистер Форд просто сбежал. Но нынче не знаю, что и думать. — А с чего бы ему сбегать? — Так сразу и не сказать, сэр. Но позавчера он как-то больно уж странно себя вел. — Давно ему служишь? — Нет, сэр. Я камердинер достопочтенного Джона Дорна, сына лорда Беверли. Мистер Форд нанял меня вместе с поместьем. — Понятно… Что ж, покажи-ка мне спальню своего пропавшего хозяина. Мистер Харборд, разрешите ненадолго вас оставить. Можете пока побеседовать с моим помощником. Мы сидели и курили в кабинете секретаря. Мистер Харборд уничтожал сигарету за сигаретой — молча, не говоря ни слова. Он вообще был как-то неразговорчив. Инспектор вернулся, когда уже стемнело, и мы разошлись, чтобы приготовиться к ужину. Я попытался перекинуться с ним парой слов по дороге, но он только молча помотал головой и продолжил путь. Ужин кое-как подошел к концу, и мы покинули столовую, оставив Рансома наедине с уже вторым графином портвейна. Пис снова куда-то запропастился, и я устроился в библиотеке с книжкой. Там я просидел до половины одиннадцатого и отправился спать. Поднимаясь по лестнице, я заметил, как слуга гасит свет в прихожей. Комната моя была в старом крыле особняка, по ту сторону картинной галереи, и не сказать, чтоб мне было легко до нее добраться. Длинные, неосвещенные коридоры пугали меня, таинственное происшествие будоражило душу, и, помнится, я вздрагивал от каждого скрипа половицы и все всматривался в темноту, ожидая черт знает каких жутких неожиданностей. Так что я был невероятно рад отгородиться от темноты закрытой дверью и остаться наедине с весело потрескивающими в открытом камине дровами. Посреди ночи я проснулся — что-то напугало меня так, что я даже подскочил на кровати. Сердце отчаянно колотилось. Той ночью, хотя я сплю довольно крепко, я был напряжен даже во сне и даже сквозь сон услышал: кто-то стукнул ко мне в дверь. В странном смятении, которое всегда бывает у внезапно разбуженных людей, я вслушивался в тишину. Вдруг — снова стук, на сей раз в стену у меня над головой. Скрипнула половица. Там, снаружи, кто-то шел по темному коридору. Остановился. В щель под дверью проник невнятный отблеск. Огонь помигал и загорелся ровно: кто-то там, снаружи, зажег свечу. Свет разбудил во мне мужество. Зачем кому бы то ни было пробираться в потемках, если у него была с собою свеча? Я подошел к двери и осторожно выглянул. Метрах в тридцати стоял какой-то мужчина — резкая черная тень, очерченная огнем свечи. Он был спиной ко мне, но я мог видеть, как он поднимает свечу и вглядывается в темноту, пытаясь разглядеть что-то в дальнем конце коридора. Внезапно он тронулся с места. Оставив за спиной картинную галерею и основное здание, он шел по коридору, который заканчивался у глубоко утопленного в стену окна. Медленно-медленно незнакомец продвигался вперед, светя то направо, то налево. Весь его вид выдавал настороженное оживление — как если бы он старательно искал нечто, которое боялся найти. У окна он замер, огляделся, тревожно прислушиваясь. Проверил раму. Подергал дверь справа от себя — та оказалась заперта. В этот момент я ясно увидел его профиль, очерченный светом свечи: это был Харборд. Между нами было не больше полусотни метров. Ошибка была исключена. Стоило ему начать разворачиваться, я шарахнулся обратно в комнату. Харборд был очень возбужден, и я слышал, как он что-то бормотал на ходу. Когда он прошел мимо, я снова выглянул и следил за ним, пока тот не скрылся за углом и огонек свечи не затерялся где-то в тенях картинной галереи. Перед тем как вернуться в постель, я старательно закрыл дверь на ключ. В семь утра, едва проснувшись и наскоро одевшись, я поспешил рассказать инспектору Пису о ночном происшествии. Мы вместе поднялись ко мне и осмотрели коридор. Оказалось, что там, помимо моей, всего две комнаты: одна, та что слева, принадлежала Рансому, вторая, справа, была большой кладовкой, ключ от которой, как выяснилось после кратких расспросов, хранился у экономки. Кого же искал Харборд? Я терялся в догадках, а Пис, если и сделал какие-то выводы, делиться ими не спешил. Самого секретаря — как всегда, нервозного и подавленного — мы встретили в главном зале по пути в столовую. Он мимоходом кивнул нам и собирался продолжить путь, но инспектор остановил его: — Доброе утро! Можно вас на пару слов? — Разумеется, инспектор. Что-то случилось? — Я бы хотел попросить вас об одолжении. Видите ли, мы с моим помощником не можем никуда отсюда уйти. Не могли бы вы, если случится нужда, отправиться в Лондон и… — Дня мне хватит? — перебил он. — Нет, к сожалению. Дело может занять трое-четверо суток. — В таком случае вынужден отказать, извините. — О, не стоит извинений! — ободряюще улыбнулся маленький инспектор. — Мы просто попросим кого-нибудь еще, вот и все. Почти сразу после нас в столовую влетел Рансом с пачкой писем и телеграмм в руке. Не сказав ни слова приветствия, он упал на стул и принялся вскрывать конверты один за другим, просматривая их содержимое. Чем больше он читал, тем мрачнее становился, пока вдруг не грохнул кулаком по столу так, что фарфор подпрыгнул и зазвенел. — Ну, инспектор? Как? — спросил он. Пис покачал головой. — Вам недостает вдохновения? — рявкнул Рансом. — Может, денег не хватает? — Отнюдь. Это дело чести. Вопрос моей репутации. — Которую вы, черт подери, вот-вот потеряете! Что б вам не поторопиться немного, а то шатаетесь тут, как будто у вас почасовая оплата! Я тебе говорю, коп: тысячи, сотни тысяч превращаются в ничто каждый час, который вы тратите попусту! И он зашагал взад-вперед по столовой, как по библиотеке в нашу первую встречу. — Собираетесь ли вы возвращаться в Лондон? Управляющий замер и сердито воззрился на инспектора. — Нет. Я останусь здесь до тех пор, пока вы, уважаемый инспектор Аддингтон Пис, не скажете мне наконец что-нибудь определенно и четко. — Видите ли, у меня есть дело в Лондоне, которое я хотел бы поручить человеку, знавшему Форда лично. Но ни вы, ни мистер Харборд не желаете покидать Мьюдон… Нет ли у вас кого-то на примете? — Джексон, камердинер, — подумав, сказал управляющий. — Если, конечно, вы найдете его достаточно смышленым. Я пошлю за ним. Пока вызванный лакей искал камердинера, в столовой висела глухая неспокойная тишина. Нас словно накрыло тенью недоброй загадки, повисшей над Мьюдоном. Один только Джексон, замерший в ожидании приказа, был спокоен и даже бодр — высокий, словно излучающий надежность и готовность служить. — Господин инспектор желает, чтобы ты отправился в Лондон. Подробнее он сам тебе объяснит. Скорый из Камдона отходит в одиннадцать, — сообщил Рансом. — Понял, сэр. Вернуться к вечеру? — Нет, Джексон. Боюсь, дело займет несколько дней. Камердинер развернулся, прошел пару шагов, но внезапно вернулся. — Простите, пожалуйста, сэр инспектор, но в нынешних обстоятельствах я бы просил разрешения остаться тут, в Мьюдоне. — Да какого черта? — возмутился Рансом. — Видите ли, сэр, я последний видел мистера Форда. И я вроде как был и остаюсь под подозрением. Так что я бы хотел остаться здесь, пока его не найдут, — не ради него, так ради самого себя.