— Ты сводишь меня с ума. Шатаясь, мы переступили через порог квартиры. Я быстро побежала в ванную, чтобы вымыть прокуренные волосы. Когда я вышла из душа, то увидела, что Трэвис принес мне свою футболку и боксерские трусы. В футболке я без преувеличений утонула, под ней скрылись и трусы. Я рухнула на кровать и вздохнула, с улыбкой вспоминая, что он сказал на стоянке. Трэвис задержал на мне взгляд, и в груди у меня что-то шевельнулось. Я испытала страстное желание притянуть его лицо и поцеловать в губы, но устояла, несмотря на алкоголь и взбунтовавшиеся гормоны. — Спокойной ночи, Гулька, — прошептал Трэвис, отворачиваясь. Я заерзала на постели, не в силах уснуть. — Трэв?.. — сказала я, придвигаясь к нему и утыкаясь подбородком в плечо. — Да? — Я знаю, что пьяная, и мы совсем недавно ужасно поскандалили, но… — Секса не будет, даже не проси, — сказал он, по-прежнему лежа ко мне спиной. — Что? Да нет же! — закричала я. Трэвис засмеялся и повернулся, с нежностью глядя на меня. — Что тогда, Голубка? Я вздохнула. — Это… — сказала я, кладя голову на его грудь, обнимая рукой за талию и прижимаясь так крепко, как только могла. Трэвис напрягся и поднял руки, не зная, как вести себя. — Да уж, ты и впрямь пьяна. — Знаю, — сказала я, слишком захмелевшая, чтобы смущаться. Трэвис положил одну руку мне на спину, другую — на мокрые волосы, а затем поцеловал в лоб. — Гулька, ты самая противоречивая женщина, которую я когда-либо встречал. — Это меньшее, что ты можешь сделать. Ты и так виноват передо мной. Отпугнул единственного парня, подошедшего ко мне за весь вечер. — Ты про насильника Итана? Да, конечно, я в неоплатном долгу перед тобой! — Забудь, — сказала я, чувствуя, как внутри нарастает желание поспорить. Трэвис прижал мою руку к своему животу, чтобы я не убрала ее. — Я серьезно. Тебе стоит быть осторожнее. Не окажись меня там… даже не буду об этом думать. А ты еще хочешь, чтобы я извинился! — Нет, не хочу. Не в этом дело. — Тогда в чем? — спросил он, пытаясь поймать мой взгляд. Лицо Трэвиса находилось так близко, что я ощущала его дыхание на своих губах. — Трэвис, я пьяна. — Я нахмурилась. — Это мое единственное оправдание. — Значит, хочешь, чтобы я обнимал тебя, пока не уснешь? Я не ответила. Он переместился, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. — Мне следовало бы сказать «нет», — проговорил он, сводя брови. — Но ведь я буду ненавидеть себя, если откажу, а ты так больше и не попросишь. Я прижалась щекой к его груди, а он крепко обнял меня, вздыхая. — Голубка, тебе не нужно никакое оправдание. Все, что от тебя требуется, это попросить. Я поморщилась от яркого солнечного света и будильника, звенящего прямо над ухом. Трэвис еще спал, обхватив меня руками и ногами. Я чудом освободила руку и нажала на кнопку будильника, затем посмотрела на Трэвиса. Его лицо находилось совсем близко от моего. — Боже, — прошептала я, удивляясь, как нам удалось так переплестись. Я затаила дыхание, пытаясь выскользнуть из крепких объятий. — Гулька, прекрати. Я сплю, — пробормотал Трэвис, прижимая меня к себе. После нескольких попыток мне все же удалось высвободиться, и я села на край кровати, глядя на полуобнаженное тело Трэвиса, наполовину скрытое одеялом. Пару секунд я просто смотрела, затем вздохнула. Границы между нами стирались, и все моя вина. Трэвис потянулся ко мне рукой, коснулся пальцев. — Голубка, что-то не так? — спросил он, слегка приоткрыв глаза. — Хочу пить. Тебе принести? Трэвис покачал головой и закрыл глаза, вжавшись щекой в подушку. — С добрым утром, Эбби, — сидя в кресле, сказал Шепли, когда я завернула за угол. — А где Мерик? — Спит. А ты чего так рано? — спросил он, глядя на часы. — Будильник зазвенел, но я всегда рано просыпаюсь после гулянки. Мое проклятье. — Я тоже, — кивнул Шепли. — Лучше тебе разбудить Мерику. Через час нам на учебу, — сказала я, открывая кран и наклоняясь, чтобы сделать глоток. — Хотел дать ей поспать, — кивнул Шепли. — Не стоит. Она взбесится, если пропустит занятие. — А… — сказал Шепли, вставая. — Тогда все же разбужу ее. — Он обернулся. — Эбби!.. — Да? — Не знаю, что у вас творится с Трэвисом, но уверен, он совершит нечто глупое и разозлит тебя. Такой уж у него дурной характер. Он не так часто сближается с кем-нибудь, но по какой-то причине подпустил тебя. Смирись с его демонами. Может, тогда он поймет. — Поймет что? — спросила я, поднимая бровь от его мелодраматичного монолога. — Что ты переступила черту, — ответил он. Я покачала головой и усмехнулась. — Шеп, что за бред. Шепли пожал плечами и исчез в спальне. Я услышала тихое бормотание, возмущенные стоны, а потом звонкий смех Америки. Я добавила шоколадный сироп в овсяные хлопья и перемешала. — Гулька, это извращение, — сказал Трэвис, зайдя на кухню в зеленых клетчатых боксерских трусах. Он потер глаза и достал из шкафчика хлопья. — И тебя с добрым утром, — сказала я, снимая крышку с бутылки молока. — Слышал, скоро у тебя день рождения. Финишная черта твоей юности. — Он засмеялся; глаза были опухшими и красными. — Ага, я не слишком люблю отмечать день рождения. Наверное, Мерик поведет меня на ужин, или что-нибудь в этом духе, — улыбнулась я. — Если хочешь, приходи. — Хорошо. — Он пожал плечами. — В следующее воскресенье? — Ага. Когда твой день рождения? Трэвис налил себе молока и перемешал хлопья. — В апреле. Первого числа.