Часть 2 из 78 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты собираешься вынести полквартиры?
– Нет. Но я ответил бы так же, даже если бы собирался.
Надев украшения и бросив заключительный взгляд в зеркало, Гунилла вновь подошла к нему. Она присела на край кровати и положила руку ему на грудь.
– Познакомилась я с тобой не вчера. Вчера я пошла с тобой в ресторан. Но на работе у меня есть все твои данные. Так что, если ты прихватишь телевизор, я знаю, где тебя искать…
На мгновение у Себастиана мелькнула мысль об Эллинор, но он отогнал ее. Все равно вскоре придется уделить Эллинор довольно много времени и энергии. Но не сейчас. Гунилла опять улыбнулась ему. Она шутит. Себастиану это запомнилось по вчерашнему дню.
Она часто улыбается.
Очень смешлива.
Вечер получился приятным.
Гунилла так быстро наклонилась и поцеловала его в губы, что он даже не успел среагировать. Она встала.
– Вероятно, Юкке придется за тобой присматривать, – проговорила она, направляясь к закрытой двери спальни.
– Юкке? – Себастиан поискал в памяти какого-нибудь связанного с ней Юкке. Но безрезультатно.
– Юаким. Мой сын. Если хочешь, можешь позавтракать вместе с ним, он уже встал.
Себастиан смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. Неужели она это всерьез? Сын? По-прежнему в квартире? Сколько ему лет? Сколько времени он тут пробыл? Всю ночь? Себастиану помнилось, что они особенно не скрытничали.
– Но теперь мне действительно надо идти. Спасибо за вчера.
– Это тебе спасибо, – выдавил из себя Себастиан, прежде чем Гунилла покинула спальню и закрыла за собой дверь.
Он соскользнул обратно в постель и опустил голову на подушки. Услышал, как она с кем-то прощается – вероятно, с сыном – затем, как закрылась еще одна дверь. В квартире стало тихо.
Себастиан потянулся.
Не больно.
В последние недели боли он уже не испытывал, но по-прежнему с радостью отмечал, что может шевелиться без мучений.
Чуть более двух месяцев назад на него напали с ножом. Ранили в ногу и живот. Напал Эдвард Хинде, психопат и серийный убийца. Себастиана незамедлительно прооперировали, и казалось, все идет хорошо, даже очень, но потом возникли осложнения. Чуть больше недели в его проколотом легочном мешочке стоял дренаж. Когда его удалили, Себастиану сообщили, что выздоровление теперь – вопрос времени. Но тут приключилось воспаление легких, а после него образование жидкости. Ему снова прокололи дырку. Высосали и зашили. Выдали инструкции и домашние задания. Слишком много, слишком неприятные и скучные. Возможно, из-за воспаления легких. Возможно, ему бы их выдали в любом случае. Теперь он, по крайней мере, поправился. И со вчерашнего дня официально объявлен здоровым.
С телом у него было все в порядке, но его мысли постоянно возвращались к делу Хинде.
Отчасти потому, что Хинде отомстил ему, распорядившись убить нескольких женщин, с которыми Себастиан вступал в сексуальные отношения. Сам он убивать, разумеется, не мог, поскольку с 1996 года, когда Себастиан способствовал его поимке, сидел в спецкорпусе психиатрической больницы «Лёвхага». Однако ему все-таки удалось с помощью уборщика спецкорпуса осуществить часть своей мести.
Убито четыре женщины.
Их объединяло только одно: Себастиан Бергман.
Ощущение, что он виноват в смерти четырех женщин, было иррациональным, но тем не менее Себастиан не мог полностью от него отделаться. Когда Госкомиссия по расследованию убийств арестовала уборщика, Хинде бежал из заключения и похитил Ванью Литнер.
Неслучайно. Не потому, что она работала вместе с Себастианом в Госкомиссии. Нет, Хинде каким-то образом понял, что Ванья – дочь Себастиана.
Эдвард Хинде мертв, но иногда Себастиану приходила в голову мысль, что если Эдвард сумел выведать правду, то возможно, это сумеют сделать и другие. Ему этого не хотелось. У них с Ваньей сейчас были хорошие отношения. Лучше, чем когда-либо.
В том заброшенном доме, куда ее притащил Хинде, Себастиан спас ей жизнь. Это, естественно, сыграло свою роль. Себастиану было наплевать, терпит ли она его из благодарности. Главное, что терпит. Даже более того: за последние два месяца она дважды искала его общества. Сперва она навестила его в больнице, и потом, когда его выписали домой, но еще до того, как воспаление легких приковало его к постели, она предложила ему сходить выпить кофе.
Себастиан до сих пор помнил ощущение, когда он услышал ее вопрос.
Его дочь позвонила и захотела с ним встретиться.
Он почти не помнил, о чем они разговаривали. Ему хотелось сохранить в памяти каждую деталь, каждый нюанс, но мгновение было ошеломляющим. Ситуация слишком значимой. Они просидели в кафе полтора часа. Один на один. По ее желанию. Никаких жестоких слов. Никакой борьбы. Таким живым и увлеченным чем-нибудь он не чувствовал себя со второго дня Рождества 2004 года. Он раз за разом возвращался к проведенным вместе с ней девяноста минутам.
Их может стать больше. Будет больше. Он сможет снова начать работать. Хочет снова работать. Он даже ловил себя на том, что тоскует. По всему вместе, конечно, но главное для него – иметь возможность находиться поблизости от Ваньи. Он смирился с мыслью, что никогда не станет ей отцом. Любая попытка отобрать эту роль у Вальдемара Литнера закончится тем, что Себастиан все разрушит. Пока ему удалось выстроить не слишком многое. Одно посещение больницы и девяносто минут в кафе, но это уже что-то.
Принятие.
Определенная забота.
Возможно, даже начинающаяся дружба.
Себастиан откинул одеяло и встал. Отыскал на полу свои трусы, а остальную одежду на стуле, куда бросил ее девятью часами раньше. Взглянув напоследок в зеркало и проведя рукой по волосам, он открыл дверь спальни и пробрался в гостиную. Там он на минуту остановился в дверях. Из кухни в конце квартиры доносились звуки. Музыка. Позвякивание ложки о посуду. Юкке явно завтракал без него. Себастиан дошел до туалета, проскользнул туда и запер за собой дверь. Он мечтал принять душ, но мысль о том, что он снова разденется донага, находясь через стенку от сына Гуниллы, вынудила его отказаться от этой затеи. Он спустил воду, вымыл руки, умылся и вышел обратно в коридор.
Направляясь к входной двери, он понял, что придется пройти мимо кухни. Именно так он и намеревался поступить: просто пройти мимо. Если сидящий там сын посмотрит в его сторону, то увидит спину. Миновав кухню, Себастиан вышел в прихожую. Нашел свои ботинки, надел их и начал оглядывать крючки на стене в поисках куртки. Но не увидел ее.
– Ваша куртка здесь, – донесся из кухни низкий голос.
Себастиан закрыл глаза и выругался про себя. Конечно. Накануне он снял ботинки, но остался в куртке. Хотел сделать вид, будто немного торопится и, возможно, не успеет у нее задержаться, хотя они оба знали, что именно это он и намерен сделать. Куртку он снял на кухне, пока она открывала бутылку вина.
Себастиан глубоко вздохнул и зашел на кухню. За столом сидел молодой человек лет двадцати, как подумалось Себастиану. Перед ним стояла миска йогурта, рядом лежала электронная книжка. Не отрывая взгляда от книжки, он кивнул на стул по другую сторону стола.
– Там.
Себастиан подошел и снял куртку со спинки стула.
– Спасибо.
– Кстати, вы чего-нибудь хотите?
– Нет.
– Уже получили то, за чем приходили?
Молодой человек по-прежнему не отрывался от лежавшей перед ним книжки. Себастиан посмотрел на него. Наиболее простым для них обоих, вероятно, было бы оставить последний вопрос без комментариев, просто развернуться и уйти, но зачем упрощать?
– У тебя есть кофе? – поинтересовался Себастиан, натягивая куртку. Если сын Гуниллы не хочет, чтобы он тут находился, то он, пожалуй, ненадолго задержится. С него не убудет.
Молодой человек за столом с удивлением оторвал взгляд от книжки.
– Там, – сказал он, кивнув в сторону Себастиана, который истолковал это так, что кофе находится позади него.
Он обернулся. Поначалу ничего не увидел – ни кофеварки, ни кофейника или термоса, или что там ожидалось, что он должен увидеть. Затем его взгляд упал на какой-то черный предмет полукруглой формы, больше всего напоминавший футуристический велосипедный шлем, но с решеткой под чем-то вроде крана. По бокам кнопки. Еще нечто металлическое на верхушке. Рядом стояли три маленькие стеклянные чашки, поэтому Себастиан предположил, что предмет поставляет какой-то напиток.
– Вы знаете, как это работает? – спросил сын, когда Себастиан двинулся в сторону агрегата.
– Нет.
Юкке отодвинул стул и мимо Себастиана подошел к столу возле мойки.
– Что вы хотите?
– Чего-нибудь крепкого. Вечер вчера выдался длинный.
Бросив на него усталый взгляд, Юкке взял какую-то капсулу с полочки рядом с агрегатом, которую Себастиан даже не заметил, открыл верхушку кофеварки, опустил туда капсулу, снова закрыл крышку и поставил стеклянную чашку на решетку, нажав другой рукой на одну из кнопок сбоку.
– Ну вот. А кто вы такой? – спросил он, глядя на Себастиана без всякого интереса.
– Твой новый папа.
– Да вы шутник. Ей стоило бы к вам присмотреться.
Он развернулся и направился обратно к столу. У Себастиана внезапно возникло ощущение, что Юкке частенько доводится по утрам общаться у себя на кухне с незнакомыми мужчинами. Он молча взял чашку с решетки. Кофе действительно оказался крепким. И горячим. Себастиан обжег язык, но все-таки допил кофе, продолжая хранить молчание.
Двумя минутами позже он вышел навстречу серому сентябрьскому утру.
На улице ему потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться и сообразить, как быстрее добраться до дома. До квартиры на Грев-Магнигатан.
До Эллинор Бергквист.
До его квартирантки, или как бы ее точнее назвать. Как она стала таковой, как угодила к нему в дом, по-прежнему оставалось для Себастиана загадкой.
Они повстречались как раз в то время, когда Хинде начал убивать его бывших партнерш. Себастиан зашел к Эллинор, чтобы предупредить ее, а в результате та переехала к нему домой. Ему следовало сразу вышвырнуть ее. Но она все-таки осталась.
Себастиан посвятил много времени попыткам разобраться в своих отношениях с Эллинор. Кое-что он уже знал точно.
Он ее определенно не любит.
Нравится ли она ему? Нет, нельзя сказать даже этого. Правда, он в каком-то смысле ценил то, что она, непрошенно вселившись к нему, сделала с его жизнью. Она ее в некотором роде упорядочила. Вопреки всему он ловил себя на мысли, что ему приятно в ее обществе. Они вместе готовили еду. Смотрели, лежа в постели, телевизор. Занимались любовью. Часто. Эллинор свистела. Хихикала. Когда он приходил домой, говорила, что скучала по нему. Ему даже не хотелось признаваться в этом себе, поскольку на самом деле не хотелось, чтобы это было правдой, уж точно не с Эллинор, но благодаря ее присутствию он впервые за много лет начал думать о своей квартире как о доме.