Он потянулся к телефону. – Ты должна выехать. Себастиан воткнул нож обратно в лежащее на столе масло и обернулся к Эллинор, ставившей свою чашку в посудомоечную машину. Он выбрал подходящее для такого сообщения время. В выходные Эллинор была свободна, а Себастиану ни за что не хотелось сорокавосьмичасовой дискуссии на повышенных тонах, упреков, слез и ярости, которые закончились бы тем, что ему пришлось бы физически вышвыривать ее. Теперь же она собиралась на работу, а человек она исключительно обязательный и ни в коем случае не останется дома, не предупредив заблаговременно. Если вообще правильно воспримет его слова. В этом у него уверенности не было. – Какой ты шутник, – ответила она, даже не взглянув на него, чем подтвердила его опасения. – Нет, я говорю серьезно. Ты должна выехать, иначе я тебя выгоню насильно. Эллинор закрыла посудомоечную машину, выпрямилась и посмотрела на него с веселой улыбкой. – Но лапочка, как же ты без меня справишься? – Я отлично справлюсь, – ответил Себастиан, стараясь не выдать голосом накатывающее раздражение. Он ненавидел, когда она разговаривала с ним как с ребенком. – Ты шутник, – опять заключила она, подошла к столу и быстро погладила его по щеке. – Тебе надо побриться, ты колешься. – Она улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в губы. – Увидимся вечером. Эллинор покинула кухню, и Себастиан слышал, как она скрылась в ванной. Уже хорошо знакомые ему к этому времени звуки подсказывали, что она чистит зубы. Он тяжело вздохнул. Все получилось как всегда. А на что он рассчитывал? Каждый разговор с Эллинор, если он не касался будничных банальностей, шел кругами. Она никогда не слушала его. Не вникала в смысл его слов. Все истолковывалось в ее пользу. Если его слова нельзя было трактовать как похвалу или комплимент, она предпочитала просто игнорировать сказанное. Как сейчас. Ты должна выехать. У этих слов есть только один смысл. Все ясно. Такова реальность. Впрочем, в мире Эллинор нет постоянной непреложной реальности. Она способна преобразовывать факты, как ей хочется. Он слишком много раз позволял ей уклоняться. Хватит. На этот раз ей придется слушать. Он дал волю досаде и раздражению, встал из-за стола и направился к ванной. Распахнул дверь – Эллинор никогда не запиралась – и встал на пороге. Их взгляды встретились в зеркале. – Ты не хочешь знать, где я в четверг провел ночь? Эллинор продолжала чистить зубы, но ее взгляд в зеркале давал четкий ответ. Нет, она не хочет. – Хочешь знать, почему я не пришел домой? Эллинор сплюнула в раковину, поставила зубную щетку в пластиковый стаканчик на полочке и вытерлась одним из полосатых махровых полотенец, которые принесла домой с работы. – У тебя наверняка имелись свои причины, – сказала она, протискиваясь мимо Себастиана в прихожую. – Да, причину звали Гунилла, ей сорок семь лет, она медсестра. – Я тебе не верю. – Почему? – Ты бы не смог так со мной поступить. – А вот смог. Эллинор покачала головой, натягивая пальто. – Нет, не смог бы. Ведь это означало бы, что ты хотел меня обидеть, а зачем тебе это? Себастиан смотрел на нее, она наклонилась и принялась натягивать сапоги быстрыми, судорожными движениями. Блестящее голенище выскользнуло у нее из рук. Пришлось начинать сначала. Еще более судорожно. Словно она боролась, чтобы не потерять контроль. Себастиан почувствовал, как раздражение стихает и на его место рвется что-то вроде сострадания. Он попытался противиться этому чувству. Необходимо проявить решительность. Тем не менее он, к своему разочарованию, услышал, что его голос приобрел более мягкий тон. – Я не хочу тебя обижать. Я хочу только, чтобы ты поняла, что мы больше не можем жить вместе. – Почему? – Это было ошибкой, тебе не следовало сюда переезжать. Это моя ошибка, я чувствовал что-то вроде, не знаю, чего… вины. Какое-то время я думал, что мне этого хочется, но ошибся. Впервые с тех пор, как они вышли в прихожую, Эллинор подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. – Разве у нас не было все хорошо? – У нас ничего не было. Эллинор промолчала. Себастиану показалось, что у нее в глазах появились слезы. Неужели он близок к цели? Невзирая на то, что пришлось развивать свою мысль больше, чем он собирался. В таком случае наконец-то. Теперь надо не дать ей шанса истолковать или понять превратно. Вдолбить суть. – Ты у меня как домработница, которую я трахаю. Ты меня не интересуешь, а я вызываю у тебя настолько сильные эмоции, что это даже нездоро́во. Эллинор не ответила, но Себастиан заметил небольшую перемену: ее взгляд чуть-чуть ожесточился. Глаза сверкнули так, как ему прежде видеть не доводилось. У него возникло ощущение, что кто-то другой уже когда-то называл ее больной. Возможно, называло несколько человек несколько раз. Совершенно очевидно, ей это не понравилось. – Поговорим об этом вечером. Такие твердые нотки в ее голосе ему раньше тоже слышать не доводилось. Она в виде исключения услышала. Теперь только не ослаблять хватку. – Нет, разговаривать нам незачем. Все просто. Ты должна выехать. Тебе вообще не следовало ко мне переезжать. – Я уже сказала, увидимся вечером. Эллинор открыла дверь и удалилась. Никакого поцелуя перед уходом – уже что-то. Впрочем, битва еще далеко не выиграна. Если Себастиан ее хорошо знает, то вечером она придет домой с подарком в знак примирения, приготовит потрясающий ужин и попросит прощения за то, что они ссорились, – какая глупость. Она захочет заняться любовью и все забыть. Не исключено, что у нее получится. Ей каким-то образом всегда удавалось преодолевать его сопротивление. Надо просто-напросто не давать ей шанса. Эллинор переехала к нему с обычным маленьким чемоданчиком на колесах. Конечно, она несколько раз ездила к себе в квартиру и привозила необходимые ей мелочи, но в целом ее вещей в квартире Себастиана было совсем немного. Черного чемоданчика и бумажного пакета должно хватить. Сейчас он все быстренько упакует. Довольный своим планом, он пошел вглубь квартиры, но его остановил звонок мобильного телефона. Себастиан быстро ощупал карманы куртки и вытащил его. Посмотрел на дисплей. Он боялся, что звонит Эллинор, но это оказался Торкель. Себастиан удивился охватившему его ощущению надежды. Его не разочаровали. Шесть трупов. Стурульвон. Они вылетают в Эстерсунд через три часа. Собирая вещи, он словно бы перенесся на пятнадцать лет назад. Быстро побросать в чемодан самое необходимое, не знать, сколько времени будешь отсутствовать, надеяться, что тебя ждет сложная задача. Он не задумывался об этом на протяжении многих, многих лет, а теперь, пока он сновал между шкафом и раскрытым на кровати чемоданом, его осенило. Ему этого не хватало. Он не только сможет применить свои знания. Он сможет применять их вместе с Ваньей. Кроме того, он отделался от Эллинор. В настоящий момент все складывалось как нельзя лучше. Утром Шибека встала рано. Разбудила любимых сыновей и подала им завтрак. Свежеиспеченный рохт – сладкий хлеб из пшеничной муки, йогурт и кардамон вместе с чаем со специями и тарелкой купленной ею на рынке кураги. Вдобавок к этому оба мальчика получили хлопья «Фростис» и молоко. Когда сыновья были маленькими, Шибека решила, что к завтраку на столе обязательно должна присутствовать и шведская еда, и оба, не колеблясь, выбрали хлопья «Фростис». Наверное, в основном потому, что они сладкие, кроме того, сыновьям, вероятно, понравился украшавший упаковку большой тигр. Шибека несколько раз пыталась предлагать им более полезные хлопья, но безуспешно. У Мехрана сегодня спортивный день, его будут учить ориентированию, поэтому она упаковала ему в дорогу еду. Эйер с завистью наблюдал, как она укладывает в ранец Мехрама пластиковые контейнеры с кавурмой, оставшейся от вчерашнего дня. Он молниеносно поинтересовался, нельзя ли ему тоже взять с собой немного любимого тушеного блюда. Шибека улыбнулась ему. Как это типично для Эйера. Он никогда ничего не упустит, постоянно пытается получить от жизни больше. Мехран более серьезный, замкнутый и совсем не такой разговорчивый. Она покачала головой. – Тебе тоже останется, но ты получишь блюдо на полдник, когда придешь домой. Эйер, кивнув, вернулся к хлопьям. Шибека наблюдала, как они едят. Ее сыновья. Все выходные она промучилась. Рассказать ли им? Мехран уже такой большой, что ему, наверное, следовало бы знать и, возможно, даже пойти с ней. Говорить за нее. Защищать ее. Но ей этого не хотелось. Она хотела пощадить их. Поговорить с мужчиной самостоятельно. Девять лет назад такое даже не пришло бы ей в голову. Ее мир исключал для женщины возможность действовать так, как поступала сейчас она. В том, что она собиралась совершить, было нечто постыдное и в то же время очень освобождающее. Она гордилась собой, хотя где-то в желудке и пряталось чувство вины. Мальчики уже собрались идти в школу. Они обычно шли туда вместе. Шибека поцеловала обоих в лоб и открыла дверь. Они побежали вниз по лестнице, а она осталась стоять в дверях, прислушиваясь к их шагам чуть дольше обычного. У нее действительно замечательные сыновья. Почтительные и вежливые, не то что у некоторых друзей, у кого столкновения между обычаями старой и новой стран приводили к конфликтам. Ей хотелось верить, что это ее заслуга. Она действительно старалась учить их брать лучшее из обеих культур. Это было нелегко. Но она старалась. Шибека вернулась на кухню и допила остатки теплого чая. Взяла кусочек рохта – сладко и вкусно. Затем пошла в гардеробную и начала одеваться. Наряжаться она не собиралась, но в то же время хотела выглядеть солидно. Надо, чтобы он воспринял ее всерьез. Она решила надеть на голову черную шаль, чтобы скрыть волосы. Ведь у нее траур, хотя и прошло много времени. Взяв транспортную карточку, она вышла из дома. Станция метро находится в десяти минутах ходьбы. Если она встретит кого-нибудь из знакомых, то скажет, что едет за покупками на рынок, и будет надеяться на то, что встреченный человек не захочет составить ей компанию. Она солжет. Но иногда без лжи не обойтись. Голубая линия вела прямо к «Т-Сентрален», поэтому пересаживаться ей не требовалось. Поезд был полупустым. Шибека сообразила, что не сможет связаться с мужчиной, если не найдет кафе. Мобильного телефона у нее не было. Ей и в голову не приходило, что он ей может понадобиться. Дети имели каждый по телефону. Им они нужны. В Швеции вся молодежь ходит с мобильными. Может, ей следовало одолжить телефон у кого-нибудь из сыновей? Но это показалось бы странным, и они начали бы задавать вопросы – вопросы, на которые она не хотела отвечать. По крайней мере, сейчас. Собственно, она о многом не подумала. Была слишком зациклена на ожидании хоть какой-нибудь реакции. Поэтому сейчас, когда после стольких лет что-то наконец произошло, она оказалась к этому толком не готовой. Шибека решила, что если начатое дело получит продолжение, то она обязательно заведет собственный мобильный телефон. Кое-кому из ее подруг и прежде всего их мужьям это не понравится. Впрочем, им все равно не понравилось бы то, чем она занимается. Во всех отношениях. – Хочешь, я тебя провожу? Мю нажатием кнопки выключила мотор и повернулась к Билли, сидевшему на пассажирском месте. Они остановились перед четвертым терминалом аэропорта Арланда. Билли быстро взглянул на часы. До отправления самолета оставалось 45 минут. – Нет, не надо. Здесь чертовски дорогая парковка. – О’кей. Билли отстегнул ремень безопасности, наклонился и поцеловал ее. – Я позвоню, когда узнаю, на сколько я там застряну. Мю кивнула. Билли открыл дверцу и вышел. Едва он успел обойти вокруг и забрать из багажника сумку, как услышал, что дверца с водительской стороны открылась и Мю вышла из машины. – Когда ты вернешься… – начала она, направляясь к нему. – Я не знаю.