Немного подумав, Вероника предположила, что это правда. По окончании Стокгольмской школы экономики через банк и газеты она попала в Объединенную администрацию министерств в качестве редактора в пресс-бюро Министерства иностранных дел. Проработав там три года, она стала советником министра иностранных дел, а в 2002 году получила вновь образованную в Объединенной администрации министерств должность координатора по вопросам политики безопасности. Начиная с 2008 года она служила руководителем аппарата Министерства обороны. До настоящего момента, когда ей предстояло стать послом в Кении. Когда Веронику попросили об интервью, она плохо представляла себе, что это за журнал, но посмотрела в Интернете. Репортажи, мода, красота, здоровье, путешествия, финансы и советы тем, кому за 50. Вероника не знала, не следовало ли ей немного обидеться. Ей в декабре исполнялось 49. Она поговорила с коллегами, и все сошлись на том, что в таком месте засветиться очень даже стоит. Вероника позвонила журналистке, и та, услышав согласие, буквально забулькала от неподдельной радости. Сказала, что это будет просто замечательно. Они договорились встретиться на следующей неделе. Но сейчас ей предстояла другая встреча. Где же Сёдерлинг? Его звонок ее удивил. О событиях в Йемтланде она уже несколько лет как и думать забыла. Эту страницу она уже давно перевернула. Разговор с Сёдерлингом, по ее мнению, еще не являлся достаточной причиной для беспокойства. Ну да, трупы обнаружили, но еще очень далеко до того, чтобы кто-нибудь смог представить себе целостную картину, и риск, что кто-то когда-то сумеет ее сложить, ничтожно мал. Вероника отнеслась к разговору как к летней мухе – раздражает, но легко отмахнуться. Однако в выходные он опять позвонил. Захотел встретиться. Это означало, что они столкнулись с проблемами. Вероника оглядела помещение. Место встречи выбрал он. Старый дом на Риддаргатан. Кафе занимало несколько этажей, соединенных узкой каменной лестницей. Маленькие комнаты, явно обставленные с мыслью создать семейную атмосферу, ощущение, будто ты у кого-то в гостях: разрозненные стулья, старые диваны и шаткие столы. Но Веронике комнаты казались захламленными, пыльными и ветхими. Сидеть здесь – все равно что пить кофе на блошином рынке. И тут она увидела, как он торопливо поднимается по лестнице и начинает искать в ближайших комнатах. Он обнаружил ее не сразу, чего, собственно, ей и хотелось. В их встрече нет ничего странного, но слишком афишировать ее незачем. Они поздоровались, Александр извинился за опоздание и сел. Поставив портфель на пол рядом со стулом, он наклонился над столом. – Я довольно много думал о… событиях последних дней, – сразу сказал он тихим голосом. – А я нет, – холодно ответила Вероника. – Честно говоря, я надеюсь не думать о них и в дальнейшем. Александр сделал паузу и покачал головой. – Боюсь, что вам не удастся, – произнес он с сожалением в голосе, которое показалось ей искренним. – Мне нужна помощь. Вероника вздохнула. Помогать ей не хотелось. Она хотела продолжать подготовку к предстоящему вскоре ей и ее семье переезду. Хотела стать шведским послом и забыть об осени 2003 года. – В чем? – все-таки спросила она, прекрасно сознавая, что все предпринимаемое Александром Сёдерлингом для собственной защиты защищает и ее. – Помнишь об уклонении от депортации, на которое нам удалось получить гриф секретности… Вероника кивнула. Один из самых простых моментов в операции. Один звонок нужному человеку, и все в порядке. Полиции Сольны дел хватало и без того, чтобы следить за беглыми беженцами, поэтому они были чуть ли не благодарны. Никто не среагировал. – Нам необходимо убрать оттуда одно имя, – продолжал Александр. – Отсылку. – Почему? – Они ведь обнаружили трупы, – сказал он, похоже, с некоторым удивлением. Он явно считал, что ей следовало бы понимать: – Риск, что они докопаются до связи, невелик, но если докопаются… Он не закончил фразу. Этого и не требовалось. Она все поняла. Оставшиеся ниточки длинные и запутанные, но возможность проследить их имеется. Естественно, лучше обрезать все, что можно. Лучше поздно, чем никогда. Она кивнула. – Я займусь этим. Что-нибудь еще? – Больше мне ничего в голову не пришло. – Значит, это последнее. – Можно надеяться. – Хорошо. Она быстро встала и, даже не взглянув на него, покинула маленькую комнату. Никто, похоже, не обратил на ее уход внимания. Она сделает один звонок, проследит за тем, чтобы имя исчезло, а потом навсегда забудет об этой печальной истории. Таков был план. Хороший план. К ее разочарованию, что-то подсказывало ей, что едва ли выйдет так просто. Минутная стрелка часов над дверью переместилась на двенадцать, Торкель вошел в комнату и начал совещание. Остальные были уже в сборе. Они договорились на одиннадцать. Торкель пришел в одиннадцать. С точностью до секунды. Ванья понимала, что это случайность, но все-таки не сумела сдержать улыбки. Торкель гордился бы собой, если бы заметил. – Что у нас имеется на сегодняшний день? – спросил Торкель, усаживаясь. – Мы проверили заявления, поданные в октябре две тысячи третьего года, – начал Билли, бросив в центр стола несколько скрепленных степлером распечаток. Остальные наклонились и взяли каждый по экземпляру. Все, кроме Себастиана. Урсула, протягивая руку за распечатками Билли, взглянула на него и слегка улыбнулась. Себастиан ответил на улыбку кивком. Торкель собирался было спросить Себастиана, почему тот не знакомится с материалами расследования, но, увидев кивок, удержался. Он заметил, как Урсула, встретившись взглядом с Себастианом, откинулась на спинку стула с улыбкой, ставшей несколько шире. На мгновение Торкель ощутил легкую ревность, но быстро и эффективно отмахнулся от нее. Урсула и Себастиан. Это исключено. Немыслимо. Урсула относится к Себастиану хуже всех в команде. Они работали вместе в девяностых годах, и, насколько помнилось Торкелю, тогда все шло очень хорошо. Затем что-то произошло. Их сотрудничество продолжалось, но казалось более… профессиональным, напряженным. Тесное, дружеское общение прекратилось. Потом Себастиан от них ушел. Урсула никогда не жаловалась. Торкель не знал, что произошло, но предполагал, что Себастиан каким-то образом обидел ее или навредил ей. Это было чем-то вроде отличительной особенности Себастиана. Уже тогда. Что бы там ни случилось, оно оставило свой след. В последние разы, когда Себастиан работал с Госкомиссией, Урсула открыто демонстрировала свое недовольство его присутствием. Когда он с большой долей вероятности спас Ванье жизнь, Урсула смирилась с ним, но о большем не могло быть и речи. – Мы сосредоточились на той неделе, когда исчезли голландцы, – продолжал Билли, и Торкель полностью переключил внимание туда. – Никаких заявлений о том, что кто-нибудь в этом районе уклонился от оплаты гостиницы или турбазы, не поступало. – Не попадалось и не увозилось никаких брошенных машин, в горах не находили и не сдавали никакого туристического оборудования или чего-либо подобного, – добавила Йеннифер. – И за актуальный период не существует, как мы уже знали, никаких других заявлений о пропаже в этом районе людей, – закончил Билли. Ванья посмотрела на них. Прошли сутки, и они уже начали дополнять фразы друг друга. Как братья-утята из мультиков Диснея. Или Чип и Дейл. Мило, но слегка раздражает. – Я получила самый предварительный отчет из Умео, – сказала Урсула, и Ванья повернулась к ней. – Девять миллиметров. По всей видимости, то же оружие. Вероятно, автоматический пистолет. Но повторяю, очень предварительно. Себастиан слегка кивнул. Дело сразу стало более интересным. Автоматический пистолет. Совсем не так обычно для этих мест, как ружье. С ним обычно не ходят по горам. Все указывает на то, что убийца выслеживал именно этих четверых. Знал, где они находятся и когда окажутся здесь. Теперь он был уверен, что жертвы знали своего убийцу. Как только они их идентифицируют, они сразу сильно приблизятся к цели. – Я искала пропавшие семьи и пропавших детей, – переняв эстафету, начала Ванья. Себастиан наклонился вперед. Вот теперь это становится интересным. – Пока подходят три семьи, – продолжала Ванья. – Двое взрослых, двое детей. Но никто из них не исчез осенью 2003 года. Она тоже выложила распечатки, которые коллеги сразу стали разбирать. Себастиан прихватил себе один экземпляр. Не повредит проявить немного интереса к работе Ваньи. Он надеялся, что она заметит, что его интересуют только ее бумаги. – Как вы видите, семья Турильсен из Норвегии исчезла во время поездки в отпуск в районе Тронхейма летом 2000 года. – Это близко, – отметил Билли главным образом для себя самого. – Если предварительная оценка Урсулы верна, то возраст детей подходит, – продолжила Ванья, не дав себя прервать. – Шесть и восемь. Их так и не нашли. – Но в таком случае они исчезли на три года раньше, чем очутились в могиле, – сказал Торкель. Он знал, что все сидящие за столом думают то же самое, но никому не хочется первому указывать на недостатки многообещающей версии. Никому, кроме Себастиана, но тот молчит. Довольно странно. Зато сразу подал голос Билли: – Или же они исчезли в 2000 году, но умерли только в 2003-м. – И где же они в течение трех лет находились? В норвежском расследовании ничто не указывает на то, что они скрывались добровольно, – быстро возразила Ванья. Билли промолчал. Чтобы кто-нибудь три года удерживал семью в плену, а потом убил, представлялось крайне маловероятным. – Давайте пойдем дальше, – распорядился Торкель, перелистывая полученные материалы. – Вторая семья, Хагберги из Йевле, исчезла в 2002 году, но их исчезновение сочли бегством в какой-нибудь налоговый рай. Когда начали расследование, оказалось, что папа Хагберг растратил у себя на работе крупные суммы. Правда, дети по возрасту подходят. Пять и восемь. Никто не задал вопросов или не высказал каких-либо замечаний, поэтому Ванья перелистнула страницу. – Последняя семья, Седерквисты. Исчезли где-то после февраля две тысячи четвертого года во время кругосветного путешествия на яхте, которое началось в Гётеборге в ноябре предыдущего года. Брат отца получил на первой неделе февраля открытку из Занзибара, после чего о них ничего слышно не было. Ни семью, ни яхту так и не нашли. Ванья замолчала. Остальные члены группы и на этот раз ничего не вставили. Торкель знал, почему. Некоторое отчаяние. Ничто не говорило в пользу того, что они нашли какую-нибудь из пропавших семей. Лучше всего подходили норвежцы, но вокруг них имелось слишком много вопросительных знаков для ощущения, будто дело действительно сдвинулось с мертвой точки. – Что касается одиночек с детьми, то там список чуть длиннее, – сказала Ванья, листая дальше. – Но ненамного. Трое мужчин исчезли с детьми в первом, третьем и четвертом годах. Все подозреваются в том, что похитили детей и увезли обратно к себе на родину. Все детали и возраст детей есть у вас в отчете. Одна женщина исчезла с дочерью в Эребру в 2002 году, мать была в глубокой депрессии, которая, вероятно, вылилась в самоубийство. Их не нашли. В Трольхеттане в 2005 году пропал четырехлетний ребенок, тоже не найден. – Ванья отбросила бумаги в сторону. Опять тишина. Накануне все казалось чуть более оптимистичным. Если только они идентифицируют жертв, то подойдут ближе к убийце. Намного ближе. Двое взрослых, двое детей. Где-то их, естественно, должны были хватиться. Целая семья не может просто исчезнуть. Тем не менее казалось, что дело обстоит именно так. – Нам придется расширить поиск, – произнес Торкель с громким вздохом. – Связаться с Интерполом, выйти на международный уровень, эти места популярны у туристов. Ванья, синхронизируй поиск с Билли и Йеннифер, чтобы мы действовали максимально широко и эффективно. Ванья кивнула и стала собирать свои бумаги с удовлетворенной усмешкой. – Вещи голландцев, – проговорил Билли и откинулся на спинку, сцепив руки на затылке. – А что с ними? – поинтересовалась Урсула. – Мы их не нашли. – А должны были? Билли опустил руки, опять наклонился вперед и пожал плечами. – Одежда осталась, а почему нет вещей? – Он быстро взглянул в сторону Себастиана, словно ожидая получить оттуда отпор. – Они собирались путешествовать неделю, значит, кое-что при себе имели.