– А потом? Харальд засомневался, помедлил с ответом, выпив воды из принесенного Торкелем из ванной стакана. – Потом я сходил к своей машине, принес набор ключей, открыл багажник и забрал то, что там лежало, – ответил он, осторожно отставляя стакан, благодаря чему смог не встречаться с ними взглядом. Урсула смотрела на него, чувствуя прилив презрения. Ей довелось повидать многое, и поступки людей по отношению друг к другу уже перестали ее удивлять, но в сидящем перед ней бородатом мужчине было что-то, что ее заводило. Обнаружив машину со сгоревшим трупом женщины, он первым делом подумал о наживе. Мародерство – вот чем занимался Харальд Улофссон. Конечно, в минимальных масштабах, но это не меняло сути. В сознании Урсулы не существовало никаких оправданий тому, чтобы пользоваться несчастьем других и наживаться на нем таким образом. Никаких. – Что же там лежало? – поинтересовался Торкель. Если он и испытывал к мужчине напротив те же чувства, что Урсула, то успешно скрывал их. – Два рюкзака. – Больше ничего? – Нет. – Никакой палатки? – вставила Урсула. – Нет. Торкель понимал, к чему она клонит. Они по-прежнему не знали, где жили те четверо с горы. – Рюкзаки, – продолжил Торкель, – они теперь оказались немного обгоревшими. – Да. Извините. Харальд посмотрел на них, и его взгляд полностью соответствовал откровенности в голосе. Если бы он не был мародером, Урсула даже почти пожалела бы его. – Когда вы их нашли, не было ли на них листочков с адресом или чего-то подобного? – спросил Торкель. – Не знаю. – Подумайте. Каких-нибудь наклеек или флажков, или чего-нибудь, указывающего на то, кем был их владелец? – Не знаю. Урсула наклонилась вперед и оперлась о стол руками. Она подождала, пока Харальд посмотрит на нее. Потребовалось несколько секунд молчания. – Дело обстоит так, – встретившись с ним взглядом, сказала она. – Доказательства указывают на то, что пожар в машине начался после аварии. Кто-то сознательно поджег ее, возможно, чтобы скрыть доказательства, – продолжила она увещевательным тоном. Она увидела, как Харальд вздрогнул, едва до него дошел смысл ее слов. Извиняющийся вид быстро сменился на испуганный. – Или, возможно, чтобы заставить замолчать женщину-водителя, – продолжала Урсула. – Если мы предположим, что она была жива, когда началось возгорание… Она не закончила предложение, давая возможность картине и содержанию дойти до Харальда. Увидела, что это сработало. Он, казалось, немного побледнел. Слегка подрагивающей рукой опять поднес стакан с водой ко рту. О последнем, что Урсула сказала, ей ничего известно не было. По всей видимости, к началу пожара женщина уже была мертва – в отчете судебных медиков ничего не говорилось о наличии у нее в легких дыма. Но Харальд Улофссон этого не знал. – Если она была жива, когда машина загорелась, то мы говорим об убийстве, – закончила Урсула и опять откинулась на спинку стула. – Я не имею к этому никакого отношения! – инстинктивно обратился Харальд к Торкелю. Хотя они не договаривались и даже не подумали об этом, получалось, что они с Урсулой обращаются с Харальдом как хороший полицейский и плохой полицейский. Урсула, казалось, твердо решила продолжать эту линию. – Возможно, она сидела там, а вы начали забирать ее вещи, тогда она очнулась, и вы поняли, что она вас увидела и… откуда мне знать, может, вас охватила паника? – Нет! – Вы забрали из машины что-нибудь еще? – спокойно спросил Торкель. Харальд все время проявлял сговорчивость, а сейчас он к тому же напуган. Лучше воспользоваться случаем. – Нет, ничего. Честное слово. Я взял сумочку и два рюкзака. Потом позвонил в полицию. – Мы перевернем у вас все вверх дном, и если вы нам сейчас лжете… Торкель умолк, но Харальд все равно понял, что он имеет в виду. Как понял и то, что пришел конец. Конец всему. Они обнаружат Комнатушку. На этот раз ему не выпутаться, но он не намерен оказываться причастным к убийству, к которому не имеет никакого отношения. – Я не лгу! – Он переводил взгляд с одного на другого, но остановился на Урсуле, ему казалось, что главное – убедить ее. – Я ничего больше не брал! Только сумочку и два рюкзака. И когда я обнаружил машину, она уже вся выгорела. Торкель и Урсула молчали. – Честное слово, – закончил Харальд и тоже умолк. Они ему поверили. Ванья испытывала странное ощущение, заходя в следственный изолятор Крунуберга в качестве родственника. Она много раз бывала здесь по работе и не подозревала, что однажды прибудет сюда в другой роли. Ей казалось, она чувствует, как каменные стены просторного помещения рецепции сжимаются вокруг нее. Давят на нее. Все больше утяжеляют каждый шаг в направлении охранника. В конце концов она все-таки подошла. За стеклом сидел Янне Густавссон. Он узнал ее и поприветствовал кивком. – Я не знал, что Госкомиссия кого-то тут содержит. – Мы и не содержим. Ванья умолкла. Янне посмотрел на нее вопросительно. Что-то в голосе? Она звучит не так уверенно, как обычно. Он едва узнал ее. Совершенно очевидно, что-то случилось. – Я хочу встретиться с отцом, – слабо продолжила она. – Он должен быть здесь. Янне уставился на нее, но вдруг все встало на свои места. Литнер. Ему даже в голову не пришло, хотя фамилия вроде говорила за себя. Литнер. Много ли найдется народу с такой фамилией? Пожалуй, никого. Кроме красивой блондинки из Госкомиссии и мужчины, сидящего в камере 23. Вальдемар Литнер. Он прибыл несколькими часами раньше, зарегистрировала его Ингрид Эрикссон из Управления по борьбе с экономическими преступлениями. Одна из немногих, кто знал, как Янне зовут, и всегда обращавшаяся к нему по имени. Его интересовало, помнит ли его имя Ванья. Вероятно, нет. – Вальдемар Литнер приходится тебе отцом? Ванья слабо кивнула, нервно перебирая волосы. Янне пришло в голову, что она выглядит почти как девочка. Растерянная девочка. Внезапно ему стало ее жалко. – Как ты думаешь, мне разрешат с ним встретиться? – К сожалению, это будет трудно устроить, – с сочувствием сказал Янне, покосившись на часы. – Знаешь, уже начало шестого, а я немного неуверен, что для этого требуется. – На него наложены какие-нибудь ограничения? Янне принялся листать бумаги, хотя уже знал, что там написано. Ингрид Эрикссон отрицательно ответила на все. Телефонные разговоры[НЕТ] Письма [НЕТ] Компьютер [НЕТ] Посещения [НЕТ] Эрикссон так поступала всегда. На всякий случай немного полистав документы, Янне поднял взгляд на Ванью. – Да. К сожалению. Все. – Неужели ты действительно думаешь, что я могу осложнить расследование? – Нет, но то, что думаю я, не имеет значения, – почти извиняясь, проговорил он. – Здесь решаю не я. Тебе придется поговорить с Ингрид или с прокурором. Он увидел, как Ванья почти растерянно огляделась, словно ожидая, что Эрикссон или прокурор окажутся где-то в рецепции. Вообще-то ему бы следовало отчасти порадоваться создавшейся ситуации. Обычно члены Госкомиссии бывают такими идеальными, их ничем не остановишь. Они не стоят бледными в помещении охраны изолятора и не находятся во власти таких людей, как он. Но что-то в ее беспомощности не позволяло от нее отмахнуться. Беспомощность не подходила ей, и он ощущал скорее неловкость, чем власть. – У тебя есть номер Ингрид? – под конец спросила она. Он кивнул и начал записывать на листочке номер. – Я напишу еще номер прокурора Венберга. С ним может оказаться проще, чем с Ингрид. Ванья благодарно кивнула ему, когда он протянул ей листок. – Спасибо, Янне. Она помнит его имя.