– А как вообще дела? Дома все в порядке? – спросил он непринужденным тоном. – Да, дел хватает. Одна в старших классах школы, вторая – в гимназии, и Элин завела себе парня. – Правда? – Да, его зовут Эрик. Они вместе уже несколько недель. Он из ее класса. Ее класс в гимназии имени Йона Бауера[19], куда Элин поступила в августе, называется ОТ12 – программа «Отели и туризм». Свой выбор она с отцом не обсуждала. Узнав о ее планах, Торкель зашел в Интернет, чтобы узнать побольше. Прочитанное его не слишком порадовало. Описание программы завершалось следующим пассажем: «После выпускных экзаменов ты сможешь работать, например, рецепционистом, координатором мероприятий на конференциях или в сфере обслуживания в ресторане». А он-то в глубине души надеялся, что у Элин будут более солидные амбиции, чем стать рецепционистом или официанткой. Несмотря на это, он ни словом не поставил выбор дочери под сомнение. Какое он имел право высказываться по вопросам, в обсуждении которых и выработке решений не принимал участия? Ему казалось, что у них хорошие отношения, но в последнее время, если он ставил под сомнение то, что делала или решала Элин, или задавал вопросы, то все чаще слышал в ответ: «Если бы ты проявлял немного больше заинтересованности, ты бы знал». Становилось больно, но правда иногда причиняет боль. Он решил, что вечером, когда будет разговаривать с ней, скажет о ее парне только хорошее. – Ты его видела? – спросил он у Ивонн. – Да, он производит очень приятное впечатление. Он ночевал у нас в прошлые выходные. – Ночевал? – Да, с пятницы на субботу. Торкель чуть не спросил, как они разобрались с дополнительными кроватями и отдельными комнатами, но осознал, что опять предстанет безнадежно старомодным. Теперь большинство его взглядов воспринималось так, будто он смотрит на жизнь с позиций динозавра. – Не следует ли нам установить для этого… правила? – спросил он. – Они у нас есть. Им разрешается ночевать друг у друга только по выходным, когда на следующий день не надо идти в школу. О правилах он спросил не для того, чтобы узнать, какие они, а потому что полагал, что с ним тоже следовало бы посоветоваться. Но он знал, что Элин считает, что живет у Ивонн, поэтому ей и устанавливать правила. – О’кей, – произнес он. – Торкель, ей через три месяца исполнится семнадцать, – сказала Ивонн, явно понявшая по одному-единственному слову все, что думал Торкель. – Знаю. Просто я чувствую себя посторонним. – Изменить это может только один человек. – Я знаю. – Девочки всегда рассказывают, если ты их спрашиваешь. – Я знаю, – повторил он, хотя знал, что это не совсем правда. Теперь уже. Чем больше дочери взрослели, тем труднее ему было становиться естественной частью их жизни. Идти дальше примитивных вопросов о школе и тренировках. Он не всегда решался на более глубокий разговор, спрашивать о том, что действительно имело значение. Что они думают, что чувствуют, об их мечтах и планах. А дочери больше не делились с ним спонтанно, как раньше, когда были помладше, и ему иногда приходилось чуть ли не просить их замолчать, поскольку им так много хотелось рассказать. Как это ни парадоксально, но чем больше проходило времени, тем меньше он о них знал. Виноват, разумеется, он, ведь такой тип общения необходимо поддерживать. – Слушай, мне нужно идти, – сказала, к его облегчению, Ивонн. – Мне тоже, надо попытаться начать действовать… – Позвони девочкам сегодня вечером. – Обязательно. Пока. Закончив разговор, Торкель немного посидел с телефоном в руке, а затем пошел в ванную и начал бриться. Телефон снова зазвонил. – Бёрье, ИПО, я тебя разбудил? – спросил веселый голос на другом конце, когда Торкель ответил. – Отнюдь, все в порядке. – Торкель сел и достал блокнот. – Что ты нашел? Оказалось, немного. Или, точнее, ничего о Патриции Велтон. По сведениям американских властей, вообще не существовало женщины с таким именем, родившейся в нужное время и имевшей американское гражданство или получавшей в США водительские права. «Возможно, она использовала это имя и документы только за границей», – думал Торкель, пока Бёрье продолжал рассказ. С Лиз Макгордон им повезло больше. Не то чтобы они утопали в информации, но пять записей о ней все же имелось. Все о том, как она выезжала из США или въезжала обратно. Первый раз – в апреле 2001 года, второй – годом позже и в последний раз – в 2003 году. – Тогда она выехала двадцать восьмого октября, – сказал Бёрье, – но в регистре не указано, что она после этого вернулась. Складывается впечатление, будто в пределах США ее не существовало. На нее ничего нигде нет, кроме этих поездок. – Наверное, в США ее звали как-то иначе, – предположил Торкель, решив, что будет с Бёрье откровенен. Он хорошо знал коллегу и понимал, что дальше информация не пойдет. – Мы полагаем, что Патриция Велтон и Лиз Макгордон – одно и то же лицо. – Серьезно? – Да, и она не вернулась обратно в 2003 году потому, что тридцать первого октября погибла здесь, в горах. – Вот, черт! Ты хочешь, чтобы я продолжил искать материал на обеих? Торкель пришел к тому, что это, пожалуй, не имеет смысла. Бёрье уже узнал все, что можно узнать, о Патриции и Лиз по отдельности. Они не добудут больше информации, если не найдут третью идентичность. – Нет, не надо, – ответил он. – Но могу я тебя кое о чем спросить? – Давай. – У нее имелись фальшивые американские паспорта, достаточно хорошие для того, чтобы въезжать и выезжать из США в годы после одиннадцатого сентября. Кто делает такие хорошие фальшивки? – Что ты имеешь в виду? Торкель опять засомневался. Этими мыслями он пока еще ни с кем не делился. – Не могла ли она, не знаю… находиться на какой-то государственной службе? – На какой еще государственной службе? – Ну, знаешь… быть агентом? – ЦРУ? – Или где-то еще, я не знаю. – Есть что-нибудь, что на это указывает? – спросил Бёрье с интересом в голосе. Торкель ответил не сразу. Да, ему казалось, что кое-что на это указывает. Две фальшивые идентичности, хорошо и эффективно спланированная поездка, участие в массовом убийстве на горе, профессиональное попадание в цель. Вместе с тем это лишь беспочвенные теории, просто мысли, пришедшие ему в голову. Мысли, которые могут иметь сокрушительные последствия, если выйдет наружу, что их высказывал начальник Госкомиссии по расследованию убийств. – Знаешь, забудь об этом, – сказал он коллеге непринужденным тоном. – Просто подумалось от усталости. Вероятность слишком мала. Забудь. – О’кей. – Спасибо за помощь. Он закончил разговор, почувствовал, что изрядно голоден, покинул номер, встретил по пути Клару, сообщившую ему о погоде, и вошел в ресторан. Там он увидел только Урсулу, сидевшую и читавшую за одним из угловых столов, перед ней стояли остатки завтрака. Из ее чашки по-прежнему шел пар, поэтому Торкель предположил, что она завершает завтрак кофе с газетой. Накладывая себе выставленную еду, он обдумывал, не пора ли им покинуть Йемтланд и перенести расследование в Стокгольм. Расслабленное поведение Урсулы за завтраком подсказывало ему, что у них тут, в общем-то, маловато дел. Где находятся Йеннифер и Билли, он не знал. Возможно, все еще спят. Торкель взял поднос с завтраком, пошел и сел за стол Урсулы. – Привет, хорошо поспала? – Да, а ты? – Да. Торкель насыпал немного сахарного песка в простоквашу, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что они действительно одни. – Я скучаю по тебе, – тихо произнес он. Урсула вздохнула. Этого она и боялась, когда увидела входящего Торкеля и поняла, что они окажутся одни. Что он заговорит о личном. Об их отношениях. Вынудит ее принимать какое-то решение. Поэтому она вздохнула. Торкель явно подумал, что это связано со вторым мужчиной в ее жизни. – Дело в Микке? – спросил он. Да, конечно. Что бы она ни собиралась сказать, все равно, решит она рассказать правду или солгать, дело, естественно, будет в Микке. – Да, – честно ответила она. Торкель понимающе кивнул. Съел молча несколько ложек простокваши. – Как… как у вас там? – не отрывая взгляда от тарелки, спросил он, когда Урсула уже подумала, что отделалась коротким «да». Она опять вздохнула. На самом деле все довольно просто. Правда или ложь. Разъехались или женаты. Трудно или труднее. – Похоже, мы снова все больше и больше сближаемся, – сказала она с умеренным сожалением в голосе. – Понимаю, – кивнул Торкель. – Хорошо. – Поэтому было бы неправильно, чтобы мы с тобой… – продолжила Урсула. Уж если лгать, то лучше основательно. – Из-за этого я держалась немного недружелюбно. Я должна дать нам шанс. Вероятно, он у нас последний. – Безусловно. Я понимаю. – Торкель вытер попавшую на подбородок простоквашу. – Удачи, – добавил он. Он говорит откровенно. Замечательный Торкель. Рано или поздно он узнает о том, что они с Микке разошлись, и поймет, что она ему солгала, но думать об этом сейчас она была не в силах. Самый насущный кризис разрешен. Торкель будет держаться в стороне.