Урсула попыталась улыбнуться, но у нее, вероятно, не получилось. Лицо Бэллы сразу стало серьезным, она села. – Что случилось? Ты такая бледная. Урсула рассказала. Старалась сохранять беспристрастность и не взваливать вину на Микаэля. Она представила случившееся как общее решение. Нечто, к чему пришли два взрослых человека. Звучало, вероятно, не совсем убедительно. Но Урсула чувствовала, что она на правильном пути. Необходим баланс. Нельзя заставлять Бэллу выбирать сторону. Потому что она знала, кого тогда выберет дочь. Они прогулялись пешком обратно до вокзала. Мать и дочь. Урсула не могла припомнить, когда они в последний раз вместе гуляли. Она уже большая, ее дочь. Умная, взрослая и наделенная душевным теплом, которое сейчас было направлено на Урсулу. Напряжение ушло, и она наслаждалась моментом. Казалось, они ближе друг к другу, чем когда-либо. Это ощущение сохранялось и когда они остановились на перроне возле поезда, которому предстояло увезти Урсулу обратно в Стокгольм. Когда они подходили к вокзалу, Бэлла спросила мать, не хочет ли та остаться ночевать: у нее в комнате можно было устроить дополнительное спальное место. На секунду Урсула задумалась, не удивить ли Бэллу согласием. Но потом передумала. Встреча превзошла ее ожидания, и она побоялась показаться слишком навязчивой. Сослалась на работу, но пообещала снова приехать навестить дочь. Очень скоро. – Ты справишься? – спросила Урсула, подавив желание погладить Бэллу по щеке. – Конечно. Бэлла наклонилась и обняла ее. Когда такое случалось в последний раз, Урсула тоже не могла припомнить. Во всяком случае, давно. – Я не так сильно удивлена, как ты, возможно, думаешь, – опустив руки, сказала Бэлла. Урсула оцепенела. Какой-то внутренний голосок кричал ей, что надо просто улыбнуться в ответ. Улыбнуться и зайти в поезд. Сохранить приятное чувство. Она не послушалась. – Что ты имеешь в виду, говоря, что не так сильно удивлена? – Ну… Мы с папой ведь довольно много разговариваем… Бэлла отвела взгляд, явно испытывая некоторую неловкость. Урсула попыталась понять, что означают в данном контексте слова Бэллы. Ей в голову пришло только одно. – Ты знала, что у него есть другая? – Нет, этого я не знала. Правда. – Но ты знала, что он собирается оставить меня? – Нет-нет, отнюдь. Честное слово, я не имела ни малейшего представления. – Но ты сказала, что не так уж сильно удивилась. Значит, ты чего-то такого ожидала. – Мама… – Значит, ты понимаешь, что он оставляет меня, поскольку я… какая? Человек, с которым невозможно жить? – Мама, я совсем не то имела в виду. – Урсула увидела, как в глазах Бэллы выступили слезы. Она протянула руку, и Урсула с удивлением заметила, что отступает на шаг. Бросив на дочь последний взгляд, разворачивается и идет к поезду. – Останься! – кричала ей вслед Бэлла. – Пропусти этот поезд, чтобы мы могли обо всем поговорить! Но она не осталась. Не поехала следующим поездом. Не отважилась. Где-то в глубине души маленький голосок говорил ей, что Бэлла полностью, полностью права. Урсула продолжала ходить на работу, как обычно, но ничего никому не говорила. Что ей было говорить? Что ее бросил муж? Ни за что. Она никогда не делилась с другими своими проблемами и мыслями за чашкой кофе с булочкой. Ближе всех из коллег ей был Торкель, ее начальник и любовник, но ему она ничего рассказать не могла. Он все истолковал бы неправильно, у него пробудилась бы надежда на то, что их эпизодический секс перерастет в нечто большее. Пока в ее жизни существовал Микаэль, Торкель не претендовал на серьезные отношения. С исчезновением Микаэля ситуация изменится. Поэтому она ничего ему не сказала. Просто подыгрывать, делая вид, что все как обычно, оказалось легче, чем она предполагала. Она пыталась концентрироваться на работе. Однако это давалось ей труднее обычного. Их группа пребывала в режиме ожидания, но Урсула каждый день приходила рано. Разбирала завалы на письменном столе. Проводила чистку в материалах расследований и каталогизировала старые акты. Примерно на неделю этого хватило. Потом она опять осталась без дела. Урсула знала, что Ванья обычно разделяла ее раздражение в подобных ситуациях. Она тоже не была создана для спокойной жизни. Но она как раз подала документы на получение трехгодичного углубленного специализированного образования, организованного ФБР в США, и все время проводила за подготовкой к трудным вступительным экзаменам. Урсула ее днем почти не видела, а если видела, то Ванья сидела, углубившись в книги или не отрываясь от компьютера. Билли вернулся на службу после разбирательства по поводу выстрела, убившего Эдварда Хинде, но в офисе почти не показывался. Ходили слухи, что у него новая девушка. Спасение пришло от Свена Далена, одного из ее бывших коллег по Государственной криминологической лаборатории в Линчёпинге, которого включили в только что сформированную при Госкомиссии по раскрытию убийств общедоступную Группу нераскрытых преступлений. Раньше подобное подразделение существовало в Сконе[3] – большой отдел с шестью следователями, куда входил и Свен, но теперь предстояло повторить достигнутый ими успех на национальном уровне, и Свена попросили возглавить криминологическую часть. Он получил офис этажом ниже Госкомиссии, и они пользовались той же лабораторией. Урсула начала придумывать себе дела этажом ниже. Прогуливалась мимо кабинета Свена. Спрашивала, не хочет ли тот выпить кофе. Беседовала. Интересовалась деталями и давала советы. Старалась постоянно быть на виду. Вскоре к ней обратились с вопросом. Речь шла об убийстве в Ханинге. Восьмилетней давности. Не могла бы она ему помочь? Она могла. Торкель понимал, чем она занимается, но ничего не говорил. Урсула, у которой есть работа, была гораздо лучше Урсулы, которая неугомонно бродит, подобно тигру в слишком маленькой клетке, и ищет, во что бы ей вцепиться. Поэтому он промолчал, когда она, даже не спрашивая разрешения, практически начала работать в отделе Свена. Допоздна. С раннего утра. Все время. Свен отправлял ее домой. Говорил, что ей надо заниматься семьей. Урсула лгала, отвечая, что никаких проблем не возникает. Они всего лишь вдвоем с Микке, а муж все понимает. «Как всегда», – говорила она с улыбкой. Поэтому она продолжала работать дальше, прекрасно сознавая, что пользуется работой, как щитом, чтобы отгородиться от всего остального. Александр Сёдерлинг встал с дорогого эргономичного компьютерного кресла и подошел к окну. Несмотря на поздний час, на Дроттнинггатан здесь и там прогуливались люди. Он взглянул на часы. Дети уже спят. Хелена тоже. Сегодня он так и не увидел никого из них. Весь день вылился в целую череду разных совещаний. Дела уже некоторое время шли хорошо. Фирма росла, но возрастала и рабочая нагрузка. Он вернулся обратно в офис около шести и подумывал, не наплевать ли на все. Поехать домой. Отвезти в виде исключения Сельму в конный манеж. Остаться там и понаблюдать за уроком. Провести перед сном часок с Хеленой. Это было заманчиво, но он все-таки избрал компромисс. Он плюнет на гору бумаг, которые секретарша перед уходом положила ему на письменный стол, но просмотрит электронную почту. Чуть более получаса. Вероятно, пропустит конную школу, но час с женой провести успеет. Через сорок пять минут он закончил и, довольный собой, решил перед отъездом домой пробежать глазами последние новости. Верхний заголовок на первом же сайте гласил: «МАССОВОЕ ЗАХОРОНЕНИЕ В ГОРАХ» В статье сообщалось не многим больше. Туристы наткнулись в горах на могилу. Несколько человек, пролежали долго. Александр поискал на других страницах. Те же сведения в другой форме. Больше никаких деталей. Нигде не было сказано кто, сколько или как долго. Александр откинулся на спинку кресла. Опустил плечи, которые от напряжения почти прижимал к ушам. Выдохнул, попытался расслабиться и думать трезво. Их нашли. Или? Да, это должны быть они. Сколько массовых захоронений может находиться в Йемтланде? Александр принес чашку кофе. Ехать домой сейчас нельзя. Он выпил кофе, стоя у окна и глядя на Дроттнинггатан, затем опять сел к компьютеру. Еще с час просматривал разные сайты, чтобы проверить, не обновились ли статьи, и не появилась ли дополнительная информация, но ничего не обнаружил. Предположил, что она появится завтра. Вопрос в том, что делать? Позвонить, проинформировать? Они, наверное, уже в курсе. Но если он не позвонит, то его могут обвинить в пассивности. В халатности. Он решил, что звонок может оказаться ошибкой, но не такой большой, как если он не позвонит. Поэтому он встал и опять подошел к окну. Начался дождь. Редкие прохожие ускоряли шаг, пригибаясь на усиливающемся ветру. Александр достал мобильный телефон. Набрал номер. Ему ответили с третьего гудка. На заднем плане музыка. – Да? Женщина на другом конце больше ничего не сказала. Музыку Александр узнал. Люкке Ли. «Возможность». Они в офисе часто заводят Люкке Ли. – Это Александр. Сёдерлинг, – добавил он на всякий случай. – Мы давно не разговаривали. – Да, знаю. В любом другом разговоре Александр вежливо спросил бы, как обстоят дела или все ли в порядке. Услышанные им краткие ответы подсказали ему, что здесь его любезность едва ли оценят. Он перешел прямо к делу. – Вы читали газеты? – Что мне там следовало прочесть? – В Йемтланде обнаружили массовое захоронение. – Нет, этого я не знала. – Это написано в Интернете. – Вот как. Александр стоял молча, глядя, как капли дождя быстро стекают по стеклу напоминающим кровеносные сосуды рисунком. Он ожидал вопроса, например, о том, что там написано, но вопроса не последовало. – Мы, наверное, можем исходить из того, что это они, – уточнил Александр, по всей видимости, совершенно напрасно. Действительно, сколько в Йемтланде может быть массовых захоронений? – Вот как. На этот раз тоже больше ничего не последовало. Женщина на другом конце явно не намеревалась поддерживать разговор. Она казалась даже не особенно заинтересованной, чуть ли не рассеянной. У Александра возникло ощущение, что звонок все-таки был ошибкой.