* * * Скандал разразился там, где не ждали, и развился в том направлении, о котором подумать не могли. Игорь снял трубку внутреннего телефона, окаменел лицом, уставился на Алексея. — Сейчас идём. Деревянным движением положил трубку и встал. — К директору. — Что случилось? — в коридоре спросил Астролягов. — Ничего хорошего. Сейчас нам объяснят. Сверху по лестнице шелестели торопливые шаги. Редакторов догнали возле отсекателя административного этажа. Это был дизайнер с тоннелем в ухе, имя которого постоянно вылетало из головы, и Астролягов звал его про себя нгандонским человеком. С ним — начальник вёрстки. — Попались, косячники? — приветствовала секретарша ободряющим тоном. — Что случилось, Лена? — справился Игорь, который был с ней на короткой ноге. — Черкезишвили бучу устроил. — Как шеф? — быстро спросил Игорь. Секретарша ухмыльнулась во всю желтозубую пасть старой лошади и мотнула мордой на дверь. — Сейчас вставит вам пистон. Двигайте, работнички. Самый хитовый автор оказался самым склочным. Он не стал размениваться на мелочи, а пришёл к самому главному и закатил истерику возле кормушки. — Я виноват, — хмуро сказал Игорь. — Я должен был проверить макет сам лично, потому что новый сотрудник, — он кивнул на Алексея, — может не знать нюансов. «Сталин расстрелял своих астролягов», — подумал Астролягов. История с газетой повторялась. Невнимательность к дизайнерам-верстальщикам губила его, а подлые дизайнеры устраивали козни и втихомолку радовались. Сидячих мест в заваленном книгами кабинете на всех не нашлось. Сотрудники выстроились в ряд напротив стола, где мог бы лежать ковёр. Матвеев в упор смотрел на них, скрестив руки на груди. — Позиция литературного отдела мне понятна, Игорь Михайлович. Теперь я хочу заслушать объяснения художественной части. Как так получилось, что на лицевой стороне и на заднике псевдоним написан правильно, а на корешке — с кучей ошибок? — специально для дизайнеров-верстальщиков повторил генеральный директор, имея все основания не сомневаться в их интеллекте. Начальник вёрстки с укоризненным испугом повернул жало к дизайнеру, недвусмысленно переводя стрелку на подчинённого. — А что? Я не знаю, — нгандонский человек схватил со стола экземпляр «Нищего и мёртвого», ткнул пальцем в корешок. — Должно быть, ошибся, когда набирал. Там местами не понять, чего автор хочет. Я по правилам русского языка набил по-привычке. Думал, что шрифт ужат, если не видно пробелов между инициалами с точками, а в слове «маньяк» кириллическое «и» поставил, потому что так правильно пишется. — Зачем ты вообще имя на корешке заново набирал, если делал по старому шаблону? — окончательно отмежевался от беды начальник вёрстки. — По запарке снёс. Что там набить? Секундное дело, — пожал плечами нгандонский человек. — Взад вернуть клавиш в фотошопе нет? — Да сделал и сделал, — вспылил дизайнер. — Что уж теперь! — Тихо, творцы, — пресёк ссору в курятнике Матвеев. — Пока вы тут сумочками драться не начали, уясните для себя, что работу проверять надо. Не только хорошо делать, но и контролировать исполнение, Семён! — надавил он на начальника вёрстки. — Потом проверять результат. Не ожидал от тебя, Игорь Михайлович. От кого, от кого… Ты всегда проверяешь. — Бес попутал, — повинился Игорь, заметив, что босс перешёл на «ты» и оттаял. — Тоже по запарке забыл глянуть. — Да чего там такого-то? — возмутился нгандонский человек и чуть было не испортил всё дело, потому что Матвеев опять нахмурился. — Из-за пары пробелов? Давайте я ему листок с пробелами подарю. — Давайте без «давайте», Егор, — поставил его на место генеральный директор. — Потому что потому. Вам — так — понятно? Потому что Черкезишвили — ранимая творческая личность, а этот его «А.Р.Манiак» не только выстраданный на последних каплях сока мозга псевдоним, а зарегистрированная торговая марка. В искажённом виде она недействительна. Получается, мы выпустили контрафакт. Гурам Вахтангович мне битый час в межушный ганглий заливал про это всякую юриндистику. — Но это не так, — серьёзно сказал Игорь. — А, по его мнению, весь тираж надо отозвать из магазинов и пустить под нож, чтобы не нанести ущерб репутации и не погубить Имя, — последнее слово прозвучало столь весомо, будто Матвеев отлил его из бронзы с прописной буквы и бросил на стол. — Будем отзывать? — упавшим голосом спросил Тантлевский. — Можно, не вопрос. Чтобы удержать ценного автора, чего не сделаешь, Игорь Михайлович? Тантлевский взъерошился и надулся как нахохлившийся воробей. — Пришлось заплатить из своего кармана, не хотел напрягать контрагентов. Для них возврат новинки — это стянутый из миски кусок, а для издательства — самый настоящий удар по репутации. В отличие от брака на корешке, на который никто не обратит внимания, — язвительно добавил Матвеев. — И… что он? — спросил Игорь. — Деньги увидел — сразу успокоился. Честь восстановилась, карьера вышла из-под угрозы. Претензий к нам больше нет. — Если не секрет?… — осторожно спросил начальник вёрстки. — Пять тысяч долларов, — сказал Матвеев, и не понять было, врёт он или говорит правду. — Сравнимые издержки с возвратом и печатью нового тиража. Астролягов подумал, сколько главный редактор носит в кошельке, и что запас налички — вещь нужная. — Вот так издательство на бабки и попадает, — показал кнут генеральный директор. — На Западе вкатили бы вам штраф на полную сумму, пахали бы за миску лапши, пока не возместили аппетиты автора. Ваше счастье, что мы не на Западе, а в свободной стране. Идите, работайте и будьте внимательны. Языками не болтайте. Всё, что здесь прозвучало, должно остаться в этой комнате. Понятно? — Так точно, — хором ответили пролётчики. * * * — Черкизон — это шалава, упёршаяся в деньги, — Григорий давно наблюдал за авторами и мог дать любому подходящее определение. — Тошна, жопошник гнойный, — прошамкал Дима, утирая бородой пивной рот. Сидели в «Мюнхенской пивной», смывшись из конторы пораньше. Взяли сразу литр, чтобы залить чудовищный факап, и пива — запить. — А ведь он действительно такой, — негромко сказала Ната, глядя в дно рюмки. — За деньги родину продаст, — дно рюмки сурово стукнуло по пропитанным доскам стола. — И в жопу даст, да и уже давал, я думаю. Поскольку Гурама Вахтанговича видели не далее, как вчера, все представили эту картину и поняли, что надо срочно закусывать водку чем-нибудь холодным. Щёлкнули пальцами мальчику за стойкой. — Ната, ты знаешь, что по проверенным данным британских учёных гомофоб — это латентный гомосексуалист? — борясь с тошнотой, спросил Григорий. — Ничего, что я женщина? — уточнила Ната. — Это слегка подрывает веру в западную науку, но ничего… — Ты не подорвёшь мою веру в силу науки, — сказал Астролягов и впился зубами в поднесённый кельнером огурец. — Вопрос веры, — шёпотом ответила Ната. — Наука говорит, что наши мечты неизбежно сливаются в унитаз. И самым физиологическим образом, — после вызова на ковёр Астролягов чувствовал себя несбывшейся мечтой. — Я в самотёке читал. — Ааа, в самотёке, — дружно сказали редакторы. — А ещё у меня есть новый роман Черкезишвили. Буду осваивать. Как теперь с этим чёртом сотрудничать, ума не приложу. — Забей, — сказала Ната. — После выкупа он будет вежливый и услужливый. Игорь налил водки, поднял тост: — За тебя и наше дальнейшее сотрудничество. За Астролягова давно никто не пил. Алексей растрогался, пока не обратил внимания, что речь шла о коллективе. — Сил побольше, — добавила Ната. Это было лично ему. — Сука он, я б его на нож посадил, — прошамкал Дима, который тяжело переживал утрату $5000, ушедших в карман автора, заслугой которого было только его бесстыдство. — Заслужил, тварь.