– Надо закапать их в землю. Таковы обычаи. Это возможно? – Да, – ответил Грис, – мы все устроим и обязательно пригласим тебя. Скажешь им прощальное слово. Почтим этих людей достойным погребением. Нам жаль, что так вышло. – Спасибо, – шепнула Саша и они, втроем, как-то не сговариваясь, замолчали. Получилась минута молчания. – Что у тебя в руках, сэвилья? – спросил Аорон. – Аааа, – протянула Саша на лежавший в руке телефон. Это была привычная ноша, так что она и не подумала положить его к остальным находкам. От любопытства рыжий Аорон закусил нижнюю губу и двое драгэти принялись разбирать отданный телефон по частям, а части по частицам, а частицы по светящимся проекциям, которые они крутились в разных направлениях. Телефон заинтересовал их куда сильнее лодки. Несколько раз они – то один, то другой поднимали глаза к Саше и хотели задать вопрос, но каждый раз одергивали себя и решали разбираться с телефоном сами, пока Саша кидала камешки в озеро, попробовала остывший кофе из термоса, кинула на свою доску упакованное полотенце и вдоволь налюбовалась расцветающим небом. Наконец Грис с сомнением спросил: – Сложное устройство. Точно люди делали? Почувствовав обиду за всё человечество, Саша резковато ответила: – Да! Это сделали мы, без всяких богов. – Я просто уточнил, – виновато ответил Грис. – Осторожно, брат. Яростная защитница человечества не задушит, так засмеет, – ласково произнес Аорон. Это не вязалось с прежними высказываниями драгэти. Во взгляде Гриса прогремело удивление догадки, и он обернулся и проследил в какаю сторону идет и ласковый взгляд и ласковый тон и настолько непередаваемо потрясающе отразил это в мельчайшей мимике, что можно смело сравнить Гриса с комиком Джимом Керри или каким-нибудь другим актером, который также талантливо способен передать через мимику мысли и чувства, сводимые к фразе: – Ты что запал на мою девчонку?! Саша устала. Безумно устала за этот бесконечный день, в котором добивала «свинок», поработала в швейной мастерской, порыбачила, нашла человеческий труп, выдержала обвинения вестников в предательстве, и единственным желанием было и есть встать под душ и лечь в постель. Такое состояние прекрасно подходит для тяжелых, щепетильных объяснений, потому что хочется быть кратким. Как получится, так получится, лучше вряд ли получится. – Драгэти Аорон Уэарз сказал, что я – аппетитная, подхожу для плотских утех, – коротко резюмировала Александра, на что Аорон очаровательно подло улыбнулся и начала болеть голова. В висках, – не стоит ссориться, я не буду с вами спать, меня на Земле ждет парень. Давайте жить дружно и все останемся друзьями, а я, если вам здесь больше не нужна, вернусь в укрепление и хорошенько высплюсь. Завтра трудный день, горгона Гелла постарается оторваться за прогулянный день. Стараясь не смотреть им в глаза, Саша забрала телефон, развернулась, зажмурилась на мгновение, открыла глаза и пошла к доске. Объяснилась, значит. Ну и неплохо получилось. – Что такое горгона? – спросил Грис. – Что такое парень? – добавил рыжий драгэти и крикнул, – не останавливайся в лесу, мориспен наделали ловушек. Изирда проводит тебя по воздуху. Доска взлетела над лесом. Саша взглянула вниз и подумала, какое сверху все красивое и видится другим и направила доску к укреплению, чтобы через полчаса встать под душ и чувствовать, как теплая вода скользит по пульсирующим вискам. Словно где-то в голове зажало тонкий нерв, и он вздрагивает, вздрагивает и сложно думать о чем-то другом, кроме этой боли. Закутавшись в серое, махровое полотенце она улыбнулась знакомому ощущению и мысленно отправила немецкому рыбаку тысячу благодарностей, где бы он сейчас не находился. Ведь он мог заказать полотенце поменьше, или не забрать его перед поездкой, мог заварить в термосе зеленый чай, а не кофе. Все бы ничего, но чай бы точно испортился. А еще мог забыть положить сахар. Вот это была бы серьезная ошибка. Кофе остыл, но вкус знакомый и вполне годный для употребления. Саша подогрела кофе на огне, выпила половину кружки и в полудреме вспомнила, что собиралась зайти к Хале за тем загадочным предметом. Было бы замечательно найти силы дойти до уровня бангки и, заодно попросить отвар от головной боли. Да было бы хорошо, только совсем не хочется шевелиться, сладкая полудрема убаюкивала. Пусть доктор сон сделает своё дело. А как улыбался Аорон, когда она сказала…и у Гриса такое смешное лицо было…В дверь постучались. Саша отогнала сон и прислушалась к тишине, пытаясь понять: действительно кто-то стучался или уже успело присниться. В дверь снова два раза тихо постучались. – Кого там несет, – простонала девушка и громко спросила, – Кто? – Это Хала, – донесся из-за двери знакомый голос. – Уан минит! Сразу встать было трудно. Саша лежа сбросила полотенце, также лежа оделась, – крикнув, – уже иду, одеваюсь, – и наконец, поднявшись на ноги, отодвинула дверь и увидела милое и серьезное лицо гологрудой Халы. По вечерам у травницы бывает такое серьезное выражение, что непроизвольно хочется спросить: – У тебя всё в порядке? Хала протянула сжатую в кулак ладонь, развернула ее и открыла рот, чтобы что-то сказать, как сбоку мелькнула тень. По голове Халы ударило что-то тяжелое, раздался неприятный звук ломающихся костей. Глаза женщины закрылись, она упала на пол, что-то звонкое выпало из ее разжавшейся ладони и покатилось по каменному полу. Легкий шорох шагов привел к раскрытой двери гостей с болотно-зеленым цветом глаз. Двое мориспен ниже девушки на пол головы, словно ящерки юркнули в гостиную. Один направился в спальню, другой в ванную. Их головы проделывали резкие, незначительные по размаху движения по сторонам. Вроде как люди поворачивают голову в сторону плавно, а эти более резко и часто. Глядя на зеленовато-бурое тело отдаленно напоминающее экзотический загар невольно ловишь себя на мысли, что мышцы этого существа с острым разумом животного расположены не так, как у людей. А как покажет только тщательное исследование вкупе со вскрытием. Их движения похожи на движения, вставшей на задние лапы ящерицы, если б такое могло бы быть, конечно. Взглянув в эти холодные глаза сторонники развития разумной жизни естественным путем торжествовали бы и праздновали триумф, ибо этот умный, безучастный, не знающий жалости и сострадания взгляд мог быть результатом только естественного отбора. Ничего лишнего и странного, никаких сомнений касательно происхождения. Чистая природа целесообразности. Зачем тратить время на детей, когда можно вывести третий пол, специально для этих целей, а эти слишком большие. Большое тело требует много энергии. Уменьшим их тела в опытах над целой расой. Если не хватает ресурсов и грозит гибель от голода, то вполне разумно выжить самим и сожрать более слабых соседей по планете и ничего страшного, что чуть раньше называли их друзьями. Блеск природы и скальпеля патологоанатома, когда чувствуешь, что жизни в человеческом ее понимании нет нив первом, ни во втором случае. Эволюция топает по разным тропинкам. В дверях появился третий мориспен, чьи предки определенно избежали последних генетических экспериментов династии Фиц. Ростом под два метра, он перевел взгляд с лежавшей в крови Халы на своих подручных. Послышалось щелканье языком и набор звуков: – рщрг жщшшш рщрд, – и всё в таком духе, словно сломалось какое-то техническое устройство. Скрип, скрежет, по ушам не режет и то хорошо. Саша потянулась к Хале, она хотела сесть перед раненной на колени, осмотреть рану и позвать на помощь. Конечно же позвать на помощь, кричать, вопить до хрипоты, отбиваться, визжать и царапаться. Эти существа сущий цирк абсурда и можно смириться с «переездом» в Горыянцы со всеми минусами, смириться с «зелеными» на двух ногах представляется невозможным. Тут никакой толерантности не хватит, это что-то выше возможного терпения. На уровне подсознания, на энергетическом уровне полное отторжение. Это далеко не добрый крокодил Гена. Кто это? Что это? Саша потянулась помочь Хале, как стоящий в проходе громила оттолкнул ее в гостиную. Один из подручных тут же появился возле Саши, достал из жесткой юбки по виду сделанной из крупной, очень крупной рыбьей чешуи нечто похожее на коричневую таблетку, сжал ее между огрубевших пальцев и дунул получившуюся пыль в лицо девушки. От этой пыли глаза вдруг потеряли способность сфокусироваться на чем-либо, тело стало бесчувственным, ватным, перестало слушаться. Тряпичной куклой Саша свалилась к ногам мориспен и, встретившись с ледяным взглядом громилы, потеряла сознание. Пришла она в себя скоро, громила забросил ее на плечо и вышел на террасу. Подручные тут же оглянулись и оттащили тело дозорного внутрь жилища. Того самого обожаемого дозорного, который должен был ее охранять. А ведь она даже не спросила, как зовут этого молоденького парнишку и можно сказать еще немного и от необходимости часто видеться между ними завязалось бы знакомство и он бы рассказал о Горыянцы, о своем прошлом. Обо всем бы рассказал однажды. А теперь ничего этого не будет. Никогда не будет, еще одна маленькая человеческая «ниточка» оборвалась. Мориспен передвигались перебежками. Первым громила отправлял одного из подручных, дожидался тихого сигнала: – Тщщщр, – и тогда нес потерявшую контроль над собственным телом Сашу дальше, по террасе. – Неужели это паралич? – с ужасом подумала девушка, – я еще так молода, я не хочу паралич! Пусть всё вернется как было! Сашин мозг отдавал привычные приказы, вроде открыть глаза, пошевелить рукой, пальцем, напрячь пресс, ну и засунуть язык обратно в рот, но всё было бесполезно. Тело отказывалось слушаться. Расслабившиеся мышцы привели к тому, что кончик языка торчал изо рта, хотя это тоже не точно, потому что ощущения вполне могли обманывать. Во рту появился привкус крови. – Может мне отрезали язык, чтобы не кричала, когда очнусь, – в отчаянии подумала Саша, и тут громила подпрыгнул на ограждение террасы, с которого подпрыгнул вверх на навес над террасой и сделал это легко. И те двое сделали тоже самое и поползли вслед за громилой. Сашу никто не держал, не страховал, если упадет, то на площадь первого уровня. – Так даже лучше, – в отчаянии подумала она, – ведь они сожрут меня! Боги, сжальтесь! Я должна найти возможность бежать, не хочу, не могу умереть такой смертью. Со мной такого не случится! – и снова потеряла сознание. В укреплении помимо системы видимых и предсказуемых проходов, арок, террас, коридоров есть проходы до каких-то единичных мест, вроде драконьих «яселек», где содержатся три молодых дракончика. Такие проходы создаются драгэти по мере необходимости и обычно не сильно скрываются, потому как являются внутренними проходами. А есть тайные, ведущие из укрепления проходы, о которых знают только вестники и заслужившие особое доверие люди. И хоть нежелательно даже в мыслях думать слово «дети», все прекрасно понимают, что где-то в стенах, в полу, за шкафом или за каменным валуном скрыт проход к тому месту, где живут и растут обласканные бородачом Аклосом и Геллой человеческие дети. Только боги знают, сколько тайных проходов было сделано при строительстве укрепления и позже, по мере надобности. Делаются они с поразительной легкостью и частенько сами драгэти забывают об их существовании и достают карты и схемы укрепления, чтобы вспомнить, когда и зачем был прорыт вдруг обнаружившийся проход. На внутреннее обустройство проходов не тратится много сил, некоторые и вовсе сделаны так, что от пещеры не отличить. Те же неровные своды, извилистые стены, сталактиты и только по нижней части выложена каменная дорожка. Именно ее увидела Саша, открыв глаза, и сразу же смогла сфокусировать взгляд, и еще вернуть язык на нужное место тоже смогла. К счастью, он был цел, только искусан до крови. Лежа животом на плече громилы чувствовалось его грубая кожа-шкура с ороговевшими выступами и пупырышками. Где-то за стенами шумно текла вода. Мориспен ходят босые, кожа на ступнях огрубела. И громила, и те, что поменьше не испытывали проблем с поиском обуви. Она им вообще не нужна. Вдруг тот, что шел сзади прыгнул на стену и быстро-быстро прополз поверху, при этом слышался тихий скрежет когтей по камню, а потом он зашипел своё родное: швррщщщщг ргщш, – и громила ответил в том же духе. Сашину голову подняла когтистая рука, она вовремя закрыла глаза и притворилась спящей. Чувствительность еще не полностью вернулась. Та же когтистая рука провела когтем по Сашиной щеке. Больно не было. Только капли на лице подсказывали, что оцарапали ее очень даже серьезно, до крови оцарапали. Но куда страшней был животный холод, исходивший от этих существ. Прошло не меньше часа. То и дело мориспен ускоряли ход и бежали, потом делали «передышку», во время которой шли быстрым шагом. В какой-то момент возвращавшаяся чувствительность подсказала, что к величайшему сожалению, похитители свободно дотащили ее до леса. Их ноги-лапы тихо шлепали по влажному мху, ночная темнота надежно скрывает их в лесу и лишь раз удалось почувствовать принесенное ветерком тепло разожженного людьми костра. Громила остановился и грубо сбросил Сашу вниз. С мешком картошки и то лучше обращаются. Мориспен активно зашипели на своем гремучем языке, Сашу ухватили за ногу и куда-то потащили по мокрому мху, через ветки и острый камень, хорошенько ударивший в районе поясницы, ее усадили спиной к стволу бархатного дерева. Зажегся свет, и что-то болючее впилось в ногу, так что невозможно было терпеть, и Саша вскрикнула, открыла глаза и потянулась к ноге. Над плечом мориспен горел тусклый шар, внутри которого маленькой точкой горело ярко-оранжевое пламя. Прижгли ее, скорее всего, огнем из этого шара. Что бы это ни было, оно прожгло ткань на брюках и оставило на коже красное, круглое пятно. – Мориспен знали, что я притворяюсь, – догадалась девушка, – столько времени ставить опыты над людьми…конечно, знали. Они разглядывали Сашу с холодным вниманием и будто бы сомневались стоило ли тащиться на территорию врагов и рисковать ради тощей добычи. Или что там у них в голове? Какие мысли рождаются у этих существ? У громилы из одежды помимо юбки, жилет из «чешуи». «Чешуйки» у них вроде карманов. Из одной из нижних «чешуек» он достал сложенный пополам кусок светло-коричневой кожи и хорошо, если эта кожа принадлежит животному, а не человеку. Громила подошел очень близко, можно было разглядеть его покрытые грубой кожей с бугорками коленки. Над плечом висел светящийся шарик и с такого ракурса он напомнил египетского бога Ра в Луксоре, куда они с мамой ездили буквально прошлым летом. Будто в другой жизни было. Громила поднес кусок кожи к Сашиному лицу и резким движением раскрыл и чуть наклонился ближе, чтобы хорошо разглядеть первую реакцию. На куске изображена карта Земли, нарисованная либо гениальным художником, либо пропечатанная на специальной машине. Техника прорисовывания необычная: по центру линии яркие, а по краям будто бы размыты и нарисованы мельчайшими точками. – Горлурбая Длрань, – прошепел громила и добавил, – Землря. Мягкая «л» у мориспен действительно выходила плохо, получалась этакая смесь «л» и «р». Он поставил лапу-ногу на Сашино колено, надавил и спросил: – Да? – Нет, нет, я не знаю никакой Земли. Это Голубая Длань, – сказал Саша. Громила сильней надавил на колено. Если окажется, что Саша не с Голубой Длани, то никакой ценности ее жизнь в глазах мориспен представлять не будет. Ох, как сейчас вспомнились слова Отики в кульките про открытие прохода, про быструю и легкую смерть. Саша простонала: – Умоляю, не надо… – Да? – повторил громила и они встретились взглядом. В холодных глазах можно разглядеть ее гибель. В укреплении Сашу до утра не хватятся, пока хватятся и начнутся поиски, может как раз поспеют закопать ее вместе с Джен и рыбаком. У мориспен впереди целая ночь. Громила вдруг убрал ногу, подскочил его подручный, ухватил Сашу за мизинец, мелькнуло что-то тонкое и длинное. Острая боль отдалась в каждом нерве и кровь, много крови. Саша застонала и прижала левую руку к себе. Половина мизинца осталось в руках подручного, покрутившего часть человеческого пальца, открывшего пасть и кинувшего туда часть Сашиного тела. Человеческие косточки громко хрустели на острых зубах. После резкой боли, слабость расплылась по груди и девушка осела, чувствуя ужасную дурноту и бессилие. Ее жизнь вытекала вместе с кровью. Громила резко наклонился, дернул Сашу за волосы и прошипел: – Да? Его лицо расплывалось в тумане забытья. И тут появился свет. Всю долину осветило, раздался протяжный, долгий трубный гул. Воздух вибрировал и вздрагивал от этого гула. Мориспен сорвали с бархатного дерева ветки, ловко и быстро переплели их между собой и также ловко и быстро с небрежностью заправских грузчиков бросили Сашу на сделанные носилки и побежали в лес и в лес. Скоро резко остановились, громила ухватил раненный мизинец и Саша простонал: – Нет, не надо, – как он что-то намотал и зажал край раны чем-то тугим. Не осталось ничего кроме боли, каждое движение, каждая кочка, по которой пробегали шустрые ноги мориспен, отдавалась по нервам. Боги сжалились, Саша потеряла сознание и упала в глубокий – глубокий сон. Глубокий, как падение в пропасть. Сколь бесконечно она туда падала, столь же неожиданно ее оттуда вырвало и вернуло в действительность, которая сейчас ощущалась необычайно остро. Саша приоткрыла глаза. Это всё еще лес перед укреплением, небо светится, как днем, при этом за полосой света видно ночное небо и спутники Горыянцы. Значит, кто-то решил зайти к ней в гости и поднял тревогу. Вестники ищут вторгнувшихся на их территорию врагов, но лес большой, а вестников мало. Мориспен вряд ли пойдут через болото: там их легко будет заметить, скорее всего, двинутся напрямик через лес, между озерами и выйдут к холмам. Там Саша не была и не слышала, есть ли там растительность или другие места укрыться. Двое подручных слажено бежали по лесу, избегали полян и почти не переговаривались между собой. Громилы поблизости не видно. Не видно? Саша тихонько приподняла голову и огляделась. Громилы, действительно, не видно. Неужели бросил этих двоих? Или проверяет, чист ли путь? Что-то твердое давило на живот и к удивлению девушки, этим чем-то оказался круг. Мориспен прихватили из укрепления вестнический круг! Зачем он им понадобился догадаться не сложно. Отдадут своему драгэти и он сотворит по образцу и подобию такие же круги. В этом мире необычайной, необыкновенной силы имеет место быть промышленный шпионаж и это удача! Это такая удача, что другой точно не будет. Саша окончательно проснулась и потихоньку, чтобы бегущий позади мориспен не заметил, нащупала бороздки на поверхности круга и, к сожалению, трещину. Пусть трещина узкая и маленькая, доске нанесен урон. Специально была повреждена доска или случайно, теперь только запустив ее, можно будет сказать, как сказалась трещина на работоспособности доски. Пан или пропал. Даже подумать страшно, что отгрызут эти две умные ящерки в случае неудачного побега. Послышался мощный, объёмный трубный гул, будто гудели и содрогались небеса. От пронесшихся вслед за этим вибраций загудел весь лес. Мориспен прибавили ходу. Погоня «хлестала» по пяткам. Саша снова приоткрыла глаза и сквозь кустарник и моховые кочки увидела озеро с цветной галькой, с домиком без окон, без дверей, с зеленоватой, прозрачной водой и надеждой на спасение. Такой сильной надеждой, что сердце выпрыгивало из груди. По крайней мере, озеро будет запасным вариантом. Если доска не поднимется в небо, то возможно получится добежать до берега и тогда…тогда…вот бы увидеть меж густой бархатной листвы блеск вестнических досок, но если они и рядом, ничего не видно. Еще немного, еще чуть-чуть, ближе, ближе к «волшебному» домику. Саша глубоко вдохнула, как нырнула в омут, хлопнула по доске, схватила ее и кувыркнулась с носилок. Доска зависла в воздухе! И пока мориспен соображали, что произошло, она запрыгнула на доску и направила ее вверх и в сторону берега, через видимое пространство между порослью бархатного дерева и кустарниками. Повинуясь приказам доска рванула вперед, но совсем не поднялась вверх. Ни на чуть-чуть. Пролетела до берега и просто зависла в воздухе и не дальше ни на что реагировала: ни вперед лететь, ни влево, ни вправо, не наверх, даже назад «отказалась» лететь. Царапина засветилась синим светом. Саша бросила попытки «растормошить» доску и бросилась бежать к хранилищу. Получив хорошую фору, она боковым зрением заметила бегущих по лесу параллельно ей двух мориспен и на ходу крикнула: – Тиль-тиль! Голос звучал хрипло, но дверь открылась. – Да будет свет! – пару раз отдышавшись, крикнула Саша. План родился быстро, прямо как-то моментально. Не думалось, не планировалось, просто делалось. Перед входом в рыбацкое хранилище она бросила рыболовную сеть, в дверях поставила три капкана, как раз для мориспенских ступней, и схватила тяжеленный меч. В обычное время хрупкой девушке вряд ли бы удалось держать этот меч так долго. Теперь выбирать не приходилось: что первым попалось более-менее подходящее, то и схватила. Болел покалеченный палец, и эта боль злила Сашу, вливала в нее невиданную храбрость и решительность. В светящимся небе, точками видны вестники, но с такого расстояния кричать бесполезно. Послышались быстрые шаги, босые ноги мориспен шлепали по камням. Саша с мечом, от тяжести которого начало сводить руки, встала за дверью и сама не своя крикнула «аааа» и рубанула сверху вниз по появившейся из-за двери голове. И зеленая голова, к удивлению Саши, не ожидавшей, что это будет так легко, полетела вниз. Одновременно с этим сработал капкан. Это второй подручный громилы угадил ногой в капкан и противно взвизгнул от боли. Выражение лица его осталось прежним, Саша не заметила обычной в таком случаем для людей мимики. Ничего не нахмурилось, ни скривилось, ни сложилось, ни заскрежетало зубами. Рот мориспен приоткрылся, на мгновение показался и обратно исчез раздвоенный, длинный язык и после этого странного языкового выпада и прозвучал скрежет-визг. И словно забыв о зажатой в капкане ноге, он сделал рывок вперед, выбил у Сашки из рук меч и рухнул вниз. – Тиль-Виль, – грозно прохрипела она и двинула по голове врага ногой. Дверь начала закрываться, мориспен пополз вперед, глядя своими мутными, холодными глазами на добычу и ничуть не горюя о гибели боевого товарища, из которого хлестала зеленовато-красноватая слизь, больше походившая на гной, нежели на кровь. Нельзя было допустить, чтобы он вырвался из ловушки. Саша уперлась ногами в каменную полку, спиной в пол, схватила меч и удачно ткнула им в голову мориспен, чье казалось бы совершенное тело обнаружило такой изъян, как малая гибкость. Жесткое тело этого существа плохо гнется. То есть он не может просто увернуться от меча в сторону, если только ползти назад. Видимо боль и предчувствие скорой гибели лишило его здравого рассудка и следующие драгоценные для отступления мгновения он безрезультатно пытался освободить голову и вертел ею из стороны в сторону. Саша с трудом удерживала меч, удерживала мечущегося мориспен, как он слишком поздно догадался, попятился назад и прочувствовал весь ужас насильственной смерти, которой часто потчевал людей. Дверь медленно раздавила его, расплющила голову, тело, полилась красновато-зеленая жижа. – Сдохни тварь, – всхлипнула миролюбивая Сашка и долго лежала, прижавшись виском к холодной, каменной полке. Снаружи послышались знакомые вестнические голоса: – Тиль-тиль, – радостно сказала она, встала, перескочила через капканы и кишки и только успела увидеть, как над лесом пролетели две доски. – Я здесь! Здесь! – прохрипела она. От всех злоключений голос ослаб и получилось тихо. Вестники не услышали, пролетели дальше. Да даже если б голос был прежним слишком высоко и далеко. Нужно подать сигнал: развести огонь. Конечно, в темноте его было бы видно лучше, но если они снова пролетят рядом с озером, то огонь вполне может привлечь внимание. Быстрей, быстрей! Кишки, капканы. Сашины руки шарили по полкам, поднимали вещи, переворачивали, скоро стол с углублением для угля был переброшен через капканы и чудом уцелели все ножки. Туда же полетел мешок с углем, оставалось найти розжиг, и Сашин лоб нахмурился, помогая вспомнить, чем вестники разжигали огонь. Какие-то черные палочки на веревках, высекающие «лавину» искр старым, добрым способом через трение их друг о друга. Палочки длиной и толщиной с земную письменную ручку. Поиски шли своим ходом, как снаружи резко стемнело. Драгэти сочли поиски близ укрепления и ближайших озер бессмысленными и «притянули» свет на запад. Над озером спустились сумерки, поверх которых вторым слоем лежало ночное небо. – Спокойно, спокойно, – сказала себе Сашка и вздрогнула. То ли померещилось, то ли вправду что-то шуршит снаружи. Тишина. – Показалось. Разожгу огонь и закрою дверь, – прохрипела она вслух. Тут лежат сети, на этой полке лежало два летательных круга. Видимо их забрали для перевозки останков и вещей в укрепление. Немного не свезло. Снова сети, столы, столы, столовые приборы, какие-то гайки в ящике, каменные «скатерти», топорик. О! Пояс с узкими кинжалами. Саша одела его, подняла взгляд и увидела у стены нужные палочки для розжига. Снаружи было тихо, только ветерок пробежался по лесу, да накатывает на цветную гальку вода и всё же идти было боязно. Она выглянула из-за двери, огляделась и минут десять прислушивалась к нарастающей тревоге. Опять та же игра: пан или пропал. – Главное, сделать всё быстро, – уговаривала она внутреннюю дрожь, разжигая огонь. Пальцы не послушно вздрогнули и всё же с первого раза высекли искру. Уголь загорелся точками, Сашка разворошила его кинжалом и почувствовала на себе пристальный, холодный взгляд. Переиграл ее, всё это время ждал, когда она выйдет из хранилища. Так и есть. Перекрыв вход в рыбацкий домик, громила выпрямился во весь рост и, поймав ее взгляд, сказал: – Да. Голрубая Дрлань. – Да, – не узнавая собственный голос от небывалого спокойствия и смелости, ответила Саша, – да! Голубая Длань. Посмотри, какими могут быть люди. Я одна справилась с двумя мориспен и дай боги тебя прикончу, – и вытащила из пояса кинжал. – Идти. Жшшшивая, многоррр коррррма, – прошипел громила. В ответ Саша рассмеялась и подумала, что это не смешно, а больше страшно. Громила считает вполне достаточным поманить едой, чтобы вопрос был решен. Предлагает жизнь в обмен на покорность. Не думай о страхе, просто делай то, что нужно. От взвившегося напряжения двое дуэлянтов не сразу заметили, как забурлило озеро и что-то опасное быстро двигалось в их сторону, а громила тем временем наступал на Сашу. Раз, два, три шага под соусом холодного, беспристрастного взгляда, верно рассчитавшего: эта блестящая металлическая железяка в женской руке не нанесет шкуре-броне серьезного урона. Если только царапину оставит. Беглянку нужно живой доставить в кулькит для местных драгэти. Это очень ценный человек. Обладая интеллектом уровня человеческий, мориспен прекрасно себя контролируют без всей этой животной жаждой крови и осознанно делают выбор, когда и кого можно подать на стол, а кого стоит приберечь до другого времени. Вдруг громила резко повернулся в сторону озера. На шершавой глади воды появилась голова маленького дракончика. Бурый! Его могли отпустить на ночь полетать над лесом, покупаться в озерах, размять крылья. Драконы быстро привыкают к вестникам и веревка днем больше нужна для безопасности людей. Бурый хоть и считается малышом в драконьем сообществе, вполне самостоятельный дракон: самостоятельно летает, самостоятельно охотится. Что найдет на то и охотится. Сейчас нашел мориспен и человека. Первых драконы не едят и их можно понять, изнутри мориспен не очень симпатичны. Громила отошел в сторону и кивнул на рыбацкий домик, предлагая спрятаться. Спрятаться, конечно же, вместе с расчетом на покорность и на то, что когда Бурый улетит дальше искать пропитание, они вдвоем продолжат путь и теперь уже без всяких глупостей в виде побегов. Так не хотелось попадаться дракону и не быть при этом хотя бы Дайенерис Бурерожденной, или не иметь при себе автомат, или гранату, или плаща-невидимки. В общем, ни одного годного варианта в запасе не было, а тонкий ножичек против дракона не поможет, и Саша просто побежала к лесу. Сзади громила шлепал по камням босыми ступнями, а за ним, стряхнув с крыльев камни воды, взлетел Бурый. – Помогите! Помогите! На помощь! – кричала Саша и голос как ни странно послушался ее и выдал чуть хриповатый крик о помощи. Громила нагнал ее и толкнул в спину, отчего Сашка поскользнулась на камнях, чудесным образом перевернулась на лету и упала на спину. На камни. В ушах сразу зазвенело, и лицо громилы раздвоилось и только-только его холодные пальцы с твердыми когтями впились в плечо, как оба лица громилы вовсе исчезли. Что-то хлынуло и упало. Саша закрыла глаза, досчитала про себя до двадцати и открыла. Над ней завис Бурый, его ноздри трижды раздулись, глубоко вдохнули и выдохнули. Дракон вблизи прекрасен, величественное, царственное создание и очень-очень древнее. Ни на что не похожее творение давно остывших звезд и исчезнувших миров, чудом оказавшее здесь, в этом времени и где-то на уровне знаний чувствуется, что ему здесь не место. Где-то далеко в прошлом, в диком мире где еще нет умной добычи им самое приволье расправить крылья и лететь за ветрами. Совершенная красота. Ни какое животное рядом не устоит с этой мощью и совершенством, с этими глазами, в которых купаются звезды. Вестники говорят, что раньше драконы были по-человечески умны и владели несколькими способами общения, а потом, когда стал уходить древний мир, они стали изменяться, их мудрость кипит древним знанием за молчанием и забытьем. При сходстве внешних черт с динозаврами, как их изображают в кино, не было ожидаемого чувства страха и неизвестно откуда взялась уверенность: – Он меня не тронет. Он вообще миролюбивое существо и мориспен откусил только потому, что я просила о помощи. И даже не стал есть. Откусил и выплюнул. Какой чудесный, завораживающий взгляд…, – с восхищением думала Саша, глядя в драконьи глаза, а глаза глядели на Сашу, – он не слышит людей, не понимает их разумности, поэтому нападает также, как на червяков. Вестники могут говорить с ним. Ни так как люди говорят, это особый способ общения и результаты у него особые. Нельзя просто сказать…не ешь людей, потому что они умные. – О чем это я? – зачарованно думала Саша, переживая за эти мгновения часы и дни уникального опыта, – ему нужно доказательство разумности. И если он не слышит человека, то что-то доказывать бесполезно. А меня почему-то слышит. Может так кровь вестников действует: осталась на коже, на одежде, вот он и чувствует знакомые вибрации. Его голос звучит магической музыкой, от которой в груди разгорается тепло. Саша улыбнулась, и голова дракона наклонилась в бок. Бурый слегка развернул шею и «подал» ее Саше, как делал, приглашая вестников полетать. Проснувшаяся осторожность нашептывала: – Какое летать!? Александра Максимовна, не вздумайте! Чудно, что дракон унюхал остатки вестнической крови и не сожрал вас, но не стоит сильно на это надеяться. Разумно будет остаться возле озера, разжечь угли и дождаться вестников или утра в надежном укрытии. Все эти развлечения, полеты …не смотри дракону в глаза. Саша всё прекрасно понимала, и то, что драконы обладают способностью к гипнозу, тоже прочувствовала. Так бы сказали на Земле: – О, да, ее будто загипнотизировали, все деньги отдала или еще какую глупость сделала. Но это только отчасти правда, потому что Саше самой жутко захотелось лететь, до дрожи, до трясучки. Мало чего за короткую жизнь ей хотелось так сильно, как взлететь на драконе, разве что один раз куклу в шестилетнем возрасте, и она дотронулась до бугристой кожи-брони, провела рукой по шее, отчего послышалось приятное, горловое, драконье булькание, и взобралась Бурому на спину. Дракончик развернулся к озеру, сделал несколько шагов по галечному пляжу и как взрослый, величественно расправил крылья. В этот раз Сашу не придерживала сила драгэти и она прочувствовала необходимость подстраиваться под драконьи маневры. – Птицы – самые счастливые создания на Земле. Какое необычайное чувство свободы даёт полет, – подумала Саша, поднимаясь в воздух на драконьей спине. Сделав два круга над лесом, Бурый развернулся в сторону укрепления. На западе горела полоса дневного света, поиски продолжались. Теплая ночь обещала спокойное возвращение к дому, воодушевленная победой Саша не придала большего значения появлению двух других драконов. Пришлые драконы бывает залетают на территорию вестников, обычно ночью, обычно не доставляют хлопот и такое появление обнаруживается только по оставшимся признакам. Им нравится ночью греться на нагретой за день каменной дороге. Драконы поднялись из леса, летели совсем близко к верхушкам деревьев и переговаривались между собой на дельфиньем языке. Шкуры у них зеленые, а значит это точно гости. Бурый начал тихо, по дельфиньи попискивать, словно передавая кому-то информацию. Встреча была нежелательной. Некоторые драконы нападают на молодняк по непонятным для вестников мотивам, это не борьба за территории и пищу, такая враждебность «выскакивает» совершенно неожиданно. Нападение будет продолжаться вплоть до гибели. Вполне может быть, что это связано с незрелостью «систем» общения молодых дракончиков и кое-какие взрослые особи просто не опознают их как сородичей. По неопытности, желая уйти от погони Бурый взметнулся вверх. От укрепления в воздух поднялись два старших дракона, которые хоть и не проявляли к Бурому большой любви, теперь спешили на помощь и направляли его. Получив летящие по воздуху указания, дракончик резво начал снижаться и какое-то время двигался в одном направлении с недружелюбной парочкой, как обманул их ожидания и ушел резко левее. Маленькому дракончику легче лететь и в скорости он немного выигрывает. К сожалению эту фору преследователи быстро нагнали. По меньшей мере, тридцатиметровая метровая угроза набрала высоту и поравнялась с Бурым. Второй дракон продолжал лететь ниже. Саша достала кинжал, прицелилась в шею, бросила и промахнулась. Мимо. В руки «пошел» второй кинжал, выглядевший против дракона, как иголка против танка. – Вот любопытно. Можно ли иголкой остановить танк. И почему вдруг танк. Тогда уж динозавра, – подумала Саша, – ведь при каком-то условии это должно быть возможно. Какие странные мысли лезут в мою голову сами по себе, без разрешения и в самый неожиданный момент. И опять тепло пробежало от груди по руке: – фуххх…, – пропел кинжал, рассекая воздух, и совершенно ясно Александра увидела драконий, рыжий глаз и как к нему летит кинжал. Видение длилось мгновение, по долине пронесся резкий дельфиний крик. Словно подбитый самолет, дракон спикировал вниз, а оттуда развернулся на север, оглушая долину жалобными криками. Возмездие со стороны противника не заставило себя ждать. От мощного удара Сашу не только выбросило из «седла», но и Бурый потерял равновесие и какое-то время падал, просто падал вниз. Очутиться в свободном падении, занятие не из приятных: в поисках опоры ноги и руки сами по себе размахивала по сторонам и в голове мелькнуло: – Это конец. Страх и бьющий в лицо воздух, от которого сложно вдохнуть. Неожиданно появился Бурый и попытался взять Сашу «на крыло», но при такой скорости руки не смогли зацепиться за гладкие крылья. До бархатных деревьев оставались считанные метры, и, несмотря на неудачность попытки, это снизило скорость падения. Ветки, ветки, ветки, ломающиеся ветки. Падение на мягкий, водянистый мох и тишина. Сашу оглушило и чудилось жалобное дельфинье попискивание попавшего в беду Бурого, заставлявшее цепляться за хлипкое сознание, как будто она могла чем-то помочь. На теле не осталось ни одного живого места, синяков будет, как шаров на новогодней ёлке. Девушка со стоном открыла глаза и увидела, как сквозь щелочку в бархатистой кроне мелькнул ее любимец. Бурый падал и, вероятно, получил перед этим второй сильный удар. Надо идти! Саша перевернулась на бок, проверила руки-ноги, хвала богам, косточки целые, а на животе царапина неглубокая. С легким головокружением она поднялась на ноги и огляделась. Место не знакомое. Это у вестников лес близ укрепления хожен на сто раз, ориентируются по густоте кустарника и насечкам на деревьях. Лес здесь густой, бархатные деревья стоят близко друг к другу, и сумеречный свет почти не разгоняет ночную тьму. Подо мхом что-то проползло, а чуть левее чьи-то лапки прохлюпали по лужице. Выйдя из укрытия пышной кроны первого дерева, Саша очутилась под точно таким же укрытием соседнего дерева, остановилась и прислушалась к мирному, затихшему небу. Драконы улетели. Удалось ли Бурому вернуть равновесие? Жив ли он? Ранен? – А если он где-то поблизости, его в такой темноте не найти, да и мне самой нужна помощь, – с тоской думала Саша, выбираясь из-под укрытия очередного дерева и раздумывая над тем, как поступить. Наверное, самое лучшее решение залезть на дерево и переночевать. В лесу стоят капканы на мориспен и угодить в него не лучшая перспектива, а небо по-прежнему молчит. – Бурый! Бурый! – крикнула Саша. Встревоженные криком смолкли лесные шорохи. В следующее мгновение нога запнулась за корягу, и девушка снова упала на мягкий мох. Коряга хоть и послужила причиной падения, оказалась очень кстати. Прежде чем сделать шаг, теперь почва проверялась корягой. Там, где мох стоял в воде, от шлепающих шагов затихали невидимые глазам обитатели леса. Если же попадались сухие участки, можно было расслышать шорохи, шуршание, карабканье, поскребывание, хлюпанье …от которых Саша теряла самообладание. Был бы это знакомый лес с ёжиками и березками, было бы, конечно, легче: понятно чего ждать и чего опасаться. Паника в ее случае вылилась в растерянность и решимость идти не останавливаясь, до конца, пока не упадет. Но до этого не дошло. Очередное раскидистое дерево привело к лабиринту из кустарников, через небольшое расчищенное пространство, упирающееся в белоснежную, каменную дорогу, светящуюся в сумерках неземной белизной. Кустарник, зрительно напоминавший помесь мха и папоротника мягкий, идти через него легко и чтоб не тащить корягу, Саша перебросила ее через «лабиринт» ближе к дороге, проверила почву на надежность, поставив ногу вперед и так сделала шаг, второй, третий…дорога совсем близко, в небе заблестели огоньки вестнических досок и послышался голос Отики, выкрикнувший: – Саша! Саша! – и доски стали спускаться к дороге. Радостное предчувствие скорой встречи звало прибавить шагу. Люди – это не мориспен и, увы, легко забывают об осторожности. Сделав очередной шаг, не сводя глаз с неба, Саша с головой провалилась в глубокую яму. – Ловушка мориспен, – судорожно подумала она, пытаясь вынырнуть и хоть разочек вдохнуть. В яме не вода, что-то липкое, затягивающее ко дну, заполняло узкую яму и, несмотря на прогретый лес, ледяное до судорог. Рывок, второй. Еле вынырнув для вдоха, Саша вцепилась было в край ямы, но руки скользили, рыхлая почва крошилась и осыпалась, а вязкая жидкость безвозвратно затягивала вниз. Больше ей не вынырнуть, не хватит сил. Из потока сумбурных, судорожных мыслей блеснула одна действительно ценная. Браслет! Нужно разбить браслет на руке. Драгэти Аорон Уэарз обещал, когда звенья браслета разорвутся, он услышит что-то там и поможет. Сейчас пытаться снять браслет бесполезно, соскользнет. Вязкая жидкость забилась в уши, нос, глаза, склеила волосы, забила каждую клеточку тела. Ледяное, засасывающее болото. Саша ударила браслетом по краю ямы и тут же ушла вниз. Внутренняя воронка неотвратимо затягивала ее на дно, а она долбила и долбила по стене уже не чувствуя руки и не видя ничего сквозь матово-молочную жижу. Слабый свет остался там, наверху, где летали драконы и остались вестники и жизнь. … Словно новорожденный ребенок холодная, мокрая Сашка очнулась и хрипло вдохнула, чувствуя боль в груди и забитыми слизью глазами едва различала фигуры вестников. – Дыши! – сказал теплый, знакомый голос Аорона. Глава 12 Тоска – время отдышаться, когда жизнь стала слишком тяжела и надавила всем весом на хребет. И хребет начал трещать. Не хочу больше бороться за жизнь, почему собственно нужно бороться за то, что принадлежит мне по праву рождения. Сколько дней прошло за умиротворяющим разглядыванием стены вперемежку со сном, в котором она снова тонула в яме, смотрела, как дожевывают ее пальчик, ее милый мизинчик и убивала мориспен направо и налево, чтобы проснуться и уткнуться в стену, чувствуя образовавшуюся внутри пустоту и бездну безразличия. Гелла поправила чистое, свежее одеяло и вышла из спальни. На каменном пятиугольном блоке сто одна точка, если считать яркие, то пятнадцать. Справа снизу ломанная серая линия похожа на сверкнувшую в летнем небе молнию. В общем-то, они все похожи на молнию, но эта особенно сильно похожа. Чуть выше другая ломаная линия напоминает взметнувшегося в ветреную погоду воздушного змея. Вьются по ветру ленты, может быть даже алые. В середине блока линия похожа на запутавшуюся в сетях малую медведицу, мирно плывущую в океане грез в окружении смутно различаемого света большой, расплывшейся точки-звезды. Слева сверху ломаная линия улеглась тупым углом. Это тополь под окном старой московской школы и первого сентября первоклашкам он казался огромным деревом. Первый класс, все нарядные: мальчики в рубашках, девочки с огромными бантами на голове, звучит гимн первоклассников – «Учат в школе, учат в школе, учат в школе». Захватывает дух перемен, огромный, новый мир вчерашних детсадовцев, где они чувствуют ветерок свободы. Из года в год, из класса в класс этот ветер будет усиливаться, пока однажды не станет штормом взрослой жизни. Родители знают об этих ветрах, поэтому у них такие серьезные глаза, поэтому нет-нет и накатит слеза. Саша была счастлива и хорошо помнит этот день и новенький рюкзачок с золотой рыбкой, и белую блузку и Светлану Владимировну – молоденькую, симпатичную учительницу в старой московской школе. Потом Светлана Владимировна расскажет, что сама здесь училась и девочкой бегала по этим коридорам и о особом духе этой школы расскажет. Она улыбается, берет цветы у будущих учеников и скрывает волнение за строгостью учительской юбки и пиджака. Светлана Владимировна – волшебница в глазах маленькой Сашеньки. На ступеньках с микрофоном появляется директриса – женщина в возрасте. Аккуратно уложены седые волосы, молодит светлое платье и глаза у нее молодые, любопытные, жадные до жизни и говорит она бодро, живо, энергично и Саша растворяется в этом потоке слов и улыбается светлому, осеннему дню и застрявшим в ярких, тополиных листьях золотым лучам, источавшим умопомрачительный запах тепла. Красавица-учительница Светлана Владимировна наклонилась и полушепотом сказала: – Люблю драконов. Надо вернуться в кулькит. При чем тут кулькит? Какие драконы? Саша очнулась от видения. В спальне недовольно бормотала Гелла: – Надо есть, чтобы быть сильной. Это каждому понятно. Чтобы быть живой. Нет еды – всё?! Всё. А там тепло, красота, наши гуляют, с вестниками днем в лес пошли. Ой, как хорошо. Все кто хотел идти, всех взяли, набрали черного мха, под ним растут вкусные ягодки. От тех ягод много сил в теле наливается. Думаешь, просто достать было? Такие ягоды раньше один раз видала, ни разу не едала. Тебе передали, я сварила питьё. Каждую ягоду раздавила. Выпьешь и начнешь говорить, поправишься. Лежишь одиннадцатый день, как мертвая, ни с кем не говоришь, ни ешь. Жизнь из тебя уходит. Слышишь? Неужто помереть охота? Саша затылком почувствовала строгий взгляд приставленной сиделки и слышит сочувствующий вздох и как обратно на стол ставится каменный стакан с варевом из чудодейственных ягод. У Геллы большие, мясистые, теплые руки. Первые пять дней после спасения эти руки нежно ухаживали за ней, вырываясь из постоянной, непробиваемой стены забытья Саша чувствовала приятное поглаживание по спине и голове и неразборчивый, ласковый шепот. Жидкость, которой была заполнена яма, оказалась жутко неприятной, въедливой и долгоиграющей по выходу. Она выходила со рвотой, текла из носа, из глаз, ушей и пор кожи, так что Гелла часто обтирала Сашу вымоченной в теплую воду тряпкой. А Грис говорил, что именно из-за противной жижи Саша не хочет ни с кем говорить, отвернулась к стенке и постоянно молчит. – Ну хватит! – прикрикнула Гелла и приказала, – живо поворачивайся и пей! Получив в ответ тишину, она выскочила из спальни, ходила по гостиной и громко отчитывала подопечную: – Сколько можно молчать?! Понятно, тяжелое испытание! Надо ходить, слышишь, надо расхаживаться. Надо вставать и жить. Отнимаешь моё время капризами, здоровая же уже. Привычные средства воздействия – ласка и угроза не действовали, оттого властная Гелла нервничала, не понимала, как помочь и чтобы успокоиться, прижимистая с таким ресурсом как время сиделка переключилась на кройку и шитье. В гостиной установили швейный стол. Саша подняла безразличный взгляд на знакомую стену. Все изученные точки и линии на месте. Понимая болезненность своего состояния в такие моменты когда до нее пытались докричаться ей хотелось плакать. И пусть со слезами выйдет пустота, холод и безразличие. А впрочем, все равно и спать снова хочется. …. В спальне кто-то находился, и кто-то недавно говорил. Сказанное полушепотом вибрировало в каменных стенах. Вырвавшись из кошмаров, где черная жижа бесконечно долго затягивала ее на дно, а в перерывах аморфные существа окружили, оплели, уселись на плечи и гнусно и одновременно задорно похихикивали, Саша прислушалась. – Гелла говорит, она так ничего и не ела и не сказала ни слова, – шепнула Илия, сочувствующе вздохнула и положила руку на плечо Гриса.