– Клянусь! Когда ты ее принесешь? ….. Мурашу хоронили на склоне горы утром. На той ее части, что напоминала ад и должна служить преградой для врагов. Здесь, на откосе горы, на мощенной каменными плитами площадке располагалось кладбище бангки. Тела усопших помещают в выдолбленные углубления, проем закладывают битым камнем, укрепленным глиной. Под просыпающееся солнце тоскливо и проникновенно спели похоронную песню. На церемонии прощания присутствовали человек тридцать бангки, Саша и Отика Тринити, который было хотел с ней заговорить, но она как бы невзначай, не специально отвернулась и вообще имеет право хоть немного подуться на человека, предлагавшего убить её, хоть он этого и не помнит. Церемония была простой: к обмазанному до неузнаваемости белой глиной телу подходили бангки, прикладывали руку к губам, а затем к голове Мураши, наклонялись и на ухо шептали прощальные слова и послания умершим родным и друзьям. Бангки верят, что умершие еще три восхода незримо пребывают среди живых, всё видят и слышат и когда окажутся в мире мертвых, то обязательно передадут все послания. Убийцы всегда стремятся попасть на похороны жертвы. Работает это детективное утверждение в этом мире или нет, остается пока загадкой. Никто из подозреваемых на похороны не явился. Пока бангки бормотали свои прощальные слова, Саша высматривала в утренних лучах «крадущиеся тени», «затаившиеся тени» и прочие прячущиеся человеческие фигуры. Внизу, под названной кладбищем площадкой темная, неотогретая, утыканная тонкими каменными пиками долина. Оттуда веет леденящим холодом. Там, конечно, ничего не разглядеть. Сверху же и по бокам подходы к площадке хорошо просматриваются. Хала заложила в погребение последний камень и осталась с двумя товарками петь последние песни. Остальные медленно, смиренно расходились. Никто не говорил об убийце, о справедливом возмездии, покорное принятие с горечью потери читалось на этих лицах. Это время скорби. Лети милая Мураша в лучший мир, к лучшей жизни. Если есть перерождение, то желаю тебе родиться в светлом, безопасном мире и за доброту твою и помощь прожить счастливую жизнь, а если перерождений нет, то лети прямиком рай. Где бы ты не очутилась, пусть это будет хорошее место. – Саша, – тихо позвал Отика и оценивающе выждал время. – Прости. Я расстроена из-за Мураши и из-за вестников, – пошла на мировую Саша, – как там дела? Что говорят? Вы нашли убийцу? Отика аристократически вздохнул и сказал: – Нельзя настраивать брата против брата. Прошу, будь осторожна со словами. Нарушитель порядка и казнен. Вообще, я хотел попросить помощь с тканями. Нужно сшить одежду, а умельцев мало и те заняты. Займись этим, прояви себя: вестники отходчивы, быстро забудут сказанные в запале слова. Мы понимаем: ты всего лишь человек. Саша остановилась, как запнулась и очень постаралась сдержать всё, что хотелось высказать. – Что значит всего лишь человек? – возмущенным шепотом спросила она, – ты словно о собачке говоришь? – О ком? – не понял Отика. – О животном! – А…неееет. Не обижайся. Люди проще, но тоже имеют бессмертную душу. Дргаэти видят души. Грис говорит, человек отчаянно остро живет и это вызывает восхищение. – Очень красиво, – иронично протянула Саша, – я совсем не чувствую разницу между нами, просто вестники так говорят: человек, человек…. Отика смутился. Его впервые «припечатали» за дискриминацию человека. Осторожно подбирая слова он примиряющее сказал: – Люди здесь много пережили. Вся их жизнь была пыткой, поэтому говоря «человек» мы подразумеваем, что нужно сделать поблажку. Ничего оскорбительного в слово «человек» не вкладывается. Страшная с тобой случилась история, – Отика резко перевел разговор в другое русло, – потеряла память, спутала воспоминания, придумала целую планету. Бедняжка, тебя били по голове. Отика замедлил шаг, прищурился на утренние лучи, взглянул назад, помялся и признался: – Это странно. Прошлой ночью ты говорила очень убедительно. А потом полет до кулькита и оказывается тебя воспитали няньки мориспен, – Отика подозрительно глянул на Сашу умными глазищами. – Сейчас буду врать, – со вздохом подумала Александра и верно состроила такую несчастную гримасу, что Отика сделал неверный вывод: – Горе от ума. Напридумывал себе, да? Скажи, тебя няньки учили шить? Говорят, они отличные швеи, – сказал Отика и встал на летающий круг. – Немного, – с облегчением ответила Александра и встала рядом с Отикой, раз он уж приглашал лететь вместе. Круг в воздухе развернулся и, следуя направлению правой руки Отики, которая лежала на ограждении одновременно служащим пультом управления, поднялся выше, на горный хребет. Утро выдалось теплым и обещало светлый, летний денек. Отика продолжал сомневаться. Вдруг хмурился, вспоминал кроссовки, странную одежду, целый описанный мир с названием Земля, переводил взгляд на Сашу, сам себя уговаривал промолчать, аргументировал внутренние сомнения потерей памяти и спутанностью сознания и вроде разглаживалась складочка на лбу, как новая мысль подпитывала сомнения. – Так кто убил Мурашу? – спросила Саша и услышала следующий рассказ. После обнаружения тела несчастной целительницы начался обыск всех жилых секторов укрепления. Искали Сашу, искали свидетелей и выражаясь земными словами, улики. Ближе к ночи на тренировочную площадку первого уровня бодро вышагал некто Ириг(рид) – молодой человеческий мужчина, еще в детстве лишенный носа и ушей. Он перепутал день с ночью, потому что накануне участвовал в поедании галлюциногенных зеленых «мандарин», которые правильно называть каи. Ириг съел много каи и ничего не помнил о прошедших сутках. Его одежда была в крови. Аорон Уэарз разложил следы крови и кровь Мураши и образцы совпали. Современные земные лаборатории позавидуют такой скорости и мобильности исследований, что уж говорить о скорости вынесения и исполнения приговора. Вестники запрещают есть каи, каи одурманивает. Но за нарушение этого запрета наказания нет: просто забирают «мандарины» и отправляют отсыпаться. Суд был быстрым, Григ казнен прошедшей ночью через разрывание сердца. – Это быстро, – успокоил Отика, – милосердный конец. Драгэти направляют силу, рывок, сердца нет. – А если он не виновен? Его подставили: измазали кровью, он же не помнит ничего, то есть не помнил, – вздохнула Саша и наткнулась на крайне удивленный взгляд Отики. Как это говорится? Глаза на лоб полезли. – Почему ты так решила? – спросил он. – У меня есть доказательство, – чуть не выпалила Саша. Но доказательства пока нет. Нет его. Хала сказала, что припрятала найденную вещицу, и пока принести ее незаметно не получится. Надо выждать пару дней. Еще большой вопрос, что принесет милая Хала. Может эта вещь вообще не имеет отношения к убийству. Ну что ж мисс Марпл, вы не учли вариант совершенно случайного убийства. Некий молодой человек, подсевший на поднимающий настроение фрукт, совершает нападение и ничего не помнит. К сожалению, такое могло случиться. На Земле нечто подобное случается. – А этот Ириг раньше на кого-нибудь нападал? – спросила Саша. – Нет, – отмахнулся от вопроса Отика, как от малозначительного и глаза его приобрели нормальный размер, и он с сочувствием взглянул на девушку. В его голове все сложилось. Без всяких доказательств эта чудачка обвинила драгэти в ошибке. Жалко девчушку, видимо сильно по голове досталось. – Вот такая моя репутация стала жертвой интриг и хитросплетений судьбы, – подумала Александра. – Не оправдал Иригрид своего имени – защищающий мир света. Мы дали людям имена. Важно иметь красивое, доброе имя. Э, Айа, Ап, Погань. Ну что это за имена? Что ни говори имя важно. А тебе кто дал имя? Еще и двойное. – Я не помню, – ответила Саша и отвернулась к сияющей утром лесной долине. Глава 9 Швейную мастерскую устроили в одном из пиков горного хребта, поближе к вестникам и подальше от драконов. Снаружи ничего не выдавало наличия сверхсекретного объекта, разве что если подлететь совсем близко, можно заметить укрытую под каменным навесом террасу. Внутри это было совершенно замечательное помещение, которое впору назвать королевским залом приемов и если не основным залом, то точно запасным. Свет заливал мастерскую. Волнистые окна тянулись от пола до почти самого верха, снаружи они выглядели черными, внутри прекрасно пропускали свет, добавляя в него едва уловимый благородный серый налет. Поверхность рабочих столов чуть светится, края у столов не ровные, волнистые, на столешнице видны годовые кольца, какие бывают на срубленном дереве. Возле каждого стола находится один-два каменных столика на колесах, на которых хранятся инструменты. Швейные иглы похожи на иглы, ножницы напоминают нож для пиццы, далее нужно было догадываться, к чему приспособить колюще-режущий арсенал швеи. При таком тщательном подходе система измерения должна быть ну просто хотя бы как на Земле рулетка. Но нет. Система измерения состояла из палки чуть больше метра с равными делениями и плотным, узким отрезом ткани. Надо понимать, что отрезом снимают мерки, потом прикладывают к палке, потом кроят или записывают результаты и тд. Надо будет подсказать, как упростить этот процесс, выкинув лишнее звено. На передвижном столике также лежали нитки, в углублениях хранились разные бусинки, золотые застежки, золотые пуговицы. Золота в мастерской было предостаточно. Посередине зала на каменном длинном столе, как за витриной ювелирного магазина лежали всевозможные украшения из золота. Это даже лучше, чем в магазинах, потому что здесь нет стекла. Подходи, бери что хочешь. Чтобы сэкономить место в столе имеются углубления, набитые колечками, цепочками, серьгами, браслетами и бог весть чем еще, в эти углубления можно запустить руки и услышать приятное побрякивание золота о золото. Илия в новом вестническом плаще любовалась отражением в напольном зеркале. На ней одеты новенькие, прикрепленные за ушные раковины серьги, несколько цепочек разной длины с множеством круглых медальонов, крупный браслет на запястье и шесть или семь плоских колец с природными и геометрическими узорами, подобранными невпопад. Илия старалась вжиться в вестнический образ, искорки благородства так и мелькали в ее взгляде, чтобы вспыхнуть и покатиться вниз. Зацепиться благородству не за что. Выглядело это по-детски наивно, трогательно, а если недолюбливать Илию можно сказать жалко. – Этот желтый металл внушает благородство. Для людей полезно, – сказал Отика и довольно кивнул на не отрывающую взгляд от зеркала Илию. Еще один человек заинтересовался золотом. Дозорный осматривал стол с украшениями и как раз в этот момент решился примерить мужской браслет. Решился, защелкнул на запястье и был доволен, как его окатила паническая атака. Он вдруг начал нервно озираться по сторонам, словно ожидая появление мориспен, на лбу выступили капли пота, кожа побледнела, он закрыл глаза, сам себе отрицательно качнул головой и глубоко выдохнул. Справившись со страхом, он безразлично посмотрел на груду золота и отправился дальше исполнять свои обязанности. На другом конце стола, в дальней части зала спиной ко входу был занят наиважнейшим делом сам Аорон Уэарз. Рядом с ним из золотых слитков выстроена пирамида. Аорон развернул правую ладонь вверх и от слитков легкой, разряженной дымкой потекли три золотистых, сверкающих пылью ручейка. Аорон размалывал слитки на частицы. Саша слышала про плавку золота, но вот этот процесс незнаком, хотя выглядел вполне реальным, как иллюстрация из научного шоу о будущем. Ручейки свернулись клубочком и превратились в широкие кольца с прорисованными на них каплями дождя. Готовые кольца звонко брякнули по куче других колец и процесс производства продолжился. Аорон не обернулся, когда Саша появилась в мастерской, ни повернул голову, когда она стала медленно приближаться к золотой пирамиде. Медленно. Не стоит делать резких движений, когда рядом драгэти и чтобы скрасить «долгую» дорогу разглядывала украшения и заметила одну существенную разницу между земными серьгами и местными. Для ношения серег на Горыянцы не нужно протыкать уши – это либо клипсы, либо разные варианты цепляющихся за козелок уха либо за всё ухо легких украшений. Изящные паутинки, запутавшиеся ветви, зеленая листва. Прекрасные изделия, но руки Саши потянулись к мужскому браслету. Точно такой же чуть ранее одел дозорный и, отойдя от приступа страха, сумел оценить достоинства приобретенной вещицы. Браслет в ширину где-то сантиметров пятнадцать и по всем представлениям должен быть не удобным, как доспех. Дозорный согнул руку у входа, остановился и брови его слегка сгорбатились. Саша решила опробовать браслет и защелкнула его до своего размера. Защелка шла мягко, кожу нигде не пережимало и это просто чудо! Не верится, что Аорон сделал это из золота только с помощью своих мозгов. Да, да, мало иметь врожденные способности, надо придумать что к чему. Покрытый круглыми заклепками браслет повторял движения руки и сидел второй кожей. На столе было еще много интересного, не понятно как устроенного. Есть маленькие смешные человечки из золота, толстобрюхие птицы, которые на Горыянцы не водятся, домики с круглой крышей, на круглой золотой подставке фигура девушки с нарисованными на лице тюльпанами. Фигурка высокая, с половину метра, в вестнической одежде, облегающих брючках и шарфом-юбкой. Эта сэвилья излучает уверенность, дочь драгэти и богов, с детства обласканная вниманием и дарами вестница. – В мирах Альмахатери нет никого выше вестницы, – тихо повторила Саша, как-то сказанную Отикой фразу. – Да, – резко ответил Аорон. Можно сказать разговор завязался, и чтобы не пришлось начинать всё заново, Саша сделала последние шаги до Аорона и спросила: – То есть они сильнее драгэти? – Да, – чуть мягче ответил Аорон, создавая браслеты с зелеными камнями, и пояснил, – сила бывает разной. У вестниц руки с детства в капищной пыльце, поэтому они бьют без промаха, драгэти сила не выстоит против этого удара, – сказал Аорон и вздохнул, надо понимать, сожалея, что на Горыянцы нет вестниц. Для местных Фиц это стало бы большим сюрпризом. Секретное оружие, способное переломить ход всей войны. – Они могут накормить пыльцой…, – запнулся Аорон, посмотрел на Сашу и махнул рукой «аааа», – как будто объяснять не имело смысла. Объяснять действительно не имело смысла. Вестниц поблизости нет и говорить о них только расстраиваться. – Что ты от меня хочешь, драгэти? – проникновенным полушепотом спросила Саша. Производство сережек остановилось. Как есть они замерли в воздухе. Аорон посмотрел на Сашу с таким вниманием, будто видит в первый раз: – Боги ничего не хотят, у них нет желаний, ибо всё, что возжелали они получили в тот же момент, – ответил Аорон и по тону было ясно, что это цитирование. – Ну уж нет! Я вижу, ты злишься. Давай только между нами: это ведь ты приказал убить Мурашу. Хочешь таким образом избавиться от меня. Я ни в чем не виновата, клянусь. Работа золото обрабатывающего «станка» возобновилась, Аорон ухмыльнулся один в один как мажор из параллельного класса, который считает что жизнь его чрезвычайно сложна, чтобы с кем-то говорить об этом и научиться нормально здороваться. – Мне нет до тебя никакого дела. Чего я хочу? Хочу вернуться домой, проплыть по теплому океану, выпить вина и биться на мечах с другом, как делали каждое короткое лето Тарса, хочу бурю над каменными скалами, слышать ее завывание, чувствовать вкус соли на губах, хочу прокатиться на кивриках по Флуоции, пройтись по мощеным улочкам поселений, послушать хорошие стихи, посетить родных, обнять братьев, поохотиться с родичами из имения и заснуть под их байки и шум ручья. Хочу домой. Прочь из этого болота тупости и грязи, где я просто жду своей смерти, а перед этим увижу гибель всех моих товарищей и крах моих попыток посеять здесь хоть чуток разума. Если уж тебе так любопытно, Альмахатери свет и сила – родительница всех богов любит играть с нами в предзнаменования. Ты похожа на риспиек… или я давно не видел нормальных женщин. Когда ты появилась, я подумал: это конец. Твое появление к скорому поражению. Смысла убивать тебя или Мурашу или любую другую сэвилью нет. И желания тоже. У Саши мурашки по спине пошли. Как это было сказано. По-мужски сдержанно, так что вся жажда возвращения осталась между строк давно потухшей надеждой, сочилась между букв недосказанностью и недосягаемостью. Когда так чего-то хочешь, что начинаешь «гореть» и, сгорев, остается только кучка пепла, которая то ли надежда, то ли ты сам. – Я не верю в плохие концовки. Должна быть надежда для нас для всех! Выход есть, надо искать и искать, – горячо прошептала Саша. – Никто не верит, тяжело просыпаться с этой мыслью. Сначала каждый вдох ценишь, как дорогой подарок, а потом привыкаешь. Если задуматься, никто не задержится в этих телах навсегда. Тебе что-нибудь сделать из золота? – вдруг предложил Аорон и Саша сняла свои серьги. Скоро у нее было три пары отличных, новых серег. Одни точная копия Сашин серег – золотые квадратики с креплением гвоздики, по периметру белые фианиты, по центру зеленый квадратный камешек, наверное, тоже фианит, вторые серьги в форме капли с красными камешками, третьи блестящие шарики из голубоватых камней. Приятная неожиданная радость в потоке безрадостья. Потом Аорон сделал браслет, шириной сантиметров пять, состоящий из выпуклых с внешней стороны пластинок. Зрительно пластинки между собой ничем не соединяются, вроде как мягко притягиваются друг к другу магнитами. – Я таких много сделаю. В случае опасности брось браслет на что-нибудь твердое. Браслет должен рассыпаться. Это будет сигнал тревоги. – Спасибо, – шепнула Саша, перебирая подарки и чувствуя сильное желание извиниться за свои обвинения, – я тоже сильно хотела вернуться домой, но ведь туда уже никогда не вернуться. Ожидание другой жизни испортит эту жизнь, испортит всё хорошее, что здесь может быть. Мы настолько изменились, что нашего дома больше не существует. Он остался только в памяти. Если даже каким-то чудом вернемся, всё будет казаться другим, чужим. Здесь теперь наш дом и наша война. Здесь… Аорон не обернулся, как был сосредоточен на работе, так продолжал создавать украшения. Сложно понять откликнулись ему Сашины слова или нет. Наконец, ровным голосом он сказал: – Помоги сэвильям сшить юбки. Саша улыбнулась. Вроде как ступай шить юбки, на это твоей сообразительности должно хватить, не приставай с болтовней. Аорон Уэарз хамоват и это не самая большая проблема этого мира. Еще раз оглядевшись, Саша приступила к делу. Шить она немного умеет. У дорогой мамулечки золотые руки: шторы, постельное белье, накидки и прочая мелочевка сшиты мамой. А еще она любит шить длинные юбки, есть такое пристрастие: всем родным и подругам нашила. Про выточки, кокетки и мерки Саше слышать приходилось. Вместо бумаги на светящемся столе можно делать заметки каменной палочкой или собственным пальцем. Саша сняла свои мерки, нарисовала две подходящие ей модели, хотя раньше таких юбок не носила, и заметила интерес к своей работе. Присутствующие в мастерской женщины растерянно стояли возле тюков с тканями, надо полагать за всю жизнь они столько не видели, и что с ней делать понятия не имели. Они трогали ткань, гладили, насмотреться не могли. Думается, отрезание ткани будет сопоставимо с членовредительством божеству. Единственная лежащая на раскроечном столе уже готовая, хорошо поношенная юбка представляет собой прямоугольный отрез ткани с дырочками и завязками. Неизвестная мастерица проявила всю имеющуюся в запасе фантазию, всю сообразительность и несмотря на жалкий вид изделия, у Сашеньки «рука не поднялась» критиковать сей шедевр. По этой юбке и планировали учиться шить. Саша отрезала красной ткани. Глаза наблюдателей округлились, некоторые забывали в положенное время сделать вдох. Резинок здесь нет и, увы, как сделать это чудо в Горыянцы Саша не представляла. Казалось бы такая удобная вещь, привычнейшая, в любом швейном магазине по копеечной цене отрежут сколько надо, а вот нет и взять негде. Значит, у юбки будет пояс, который сзади завяжется бантом. Когда Саша сшивала выточки, ее стол окружили все присутствующие женщины. Илия отошла от зеркала и в своем новом плаще горящими от любопытства глазами наблюдала за рождением красной юбки. Эльна приложила хорошенький пальчик к подбородку, в ее глазах рыбками мелькали вопросы, вопросы, вопросы, которые она не задаст и никому другому не позволит задать. Продуктивность Аорона была куда выше. Он успел «переплавить» десяток золотых слитков в украшения и статуэтки, но это никого не интересовало. Люди уже видели это чудо и сами хотели что-нибудь создать. – Что еще нужно для процесса? – играючи спросил местный интеллектуал Отика. – Швейная машинка, – окрыленная успехом сказала Саша и прикусила язык. Надо придерживаться легенды. Вряд ли няньки Трирекона слышали про швейные машинки. Настроение у Саши было игривое, и она даже вспомнила культовую фразу: «Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу…». – Чудо бы какое-нибудь создать, чтобы игла сама двигалась и соединяла ткани, – выкрутилась Саша. – Ага, – деловито поддакнул Отика, оглянулся на золотых дел умельца и протянул, – разберемся. Ты пока делай, делай… И Саша забылась работой, увлеклась и не заметила, когда и куда ушли обещавшие помощь вестники. Следующие три часа пролетели на одном дыхании. Были закончены все выточки, пришит пояс, проведена первая примерка – прямо в швейном зале. На женских лицах был написан восторг, повязанный бант ввел добрую половину зрителей в состояние транса, и пока Саша не развязала бант, они не сводили с него глаз и все вместе проследовали за Сашиной юбкой от зеркала до стола. После примерки настало время подшить подол юбки. Женщина с обожженными руками и плечами засунула нитку в иголку и неумело ткнула в край юбки. Ей очень хотелось поучаствовать и поняв, что сделала что-то не так, она бросила иголку и посмотрела исподлобья взглядом резко поумневшей кошки, когда понимаешь, что не понимаешь. Саша достала иголку, отрезала лоскут ткани для тренировки и сказала: – Вот. Учись здесь. Вот так, девочки, смотрите внимательно. Это обычный шов, раз – два, раз – два, научитесь сначала так шить, потом покажу обратный шов. «Девочки» на ее слова не отреагировали, стояли и, молча, смотрели. Можно биться об заклад, потом будут учить этот шов до онемевших пальцев. И вот когда Саша заканчивала подшивать подол, в швейную мастерскую вошел бородач Аклос со «своими» вестниками, женским окружением и дозорными. Последние надолго задерживаться не стали, вместе с вестниками быстренько свалили треть золотых украшений в каменные тележки и ушли, улетели на серебристых кругах. А вот Аклос с женщинами остались смотреть шоу «Саша шьет юбку». Компаньонки бородача принялись оживленно обсуждать развитие сюжета и просили пересказать, что было в «прошлых» сериях. Саша расправила готовую юбку и услышала восторженное «Аххх». Тут же красную прелесть начали трогать, поглаживать и мягко подергивать. Саша отдала юбку в руки зрителей и ее тут же утащили на соседний стол, там разложили и живо обсуждали, как это можно было создать, проговаривая все этапы. – Это успех. Ты – молодец! – сказал бородач, которому очень бы пошла курительная трубка. – Спасибо, – расплылась в благодарной улыбке Саша. Так приятно, когда с тобой говорят нормально, без всех этих диких и недовольных взглядов. – У меня просьба…., – затянул интригу Аклос.