И все же один раз я пожаловался. Это произошло через полгода, когда к нам вечером зашли трое: молодой парень по кличке Капитан, бывший боксер (мы слышали, что он сидел); страшный, весь в оспах, парень по кличке Оспатый и молодая женщина Валька. Все начали уходить в комнату напротив, а я сидел на кровати и делал уроки. Оспатый подскочил ко мне и закричал: – Щенок, а тебе особое приглашения нужно? А меня как заклинило. Не смотря ему в глаза, говорю: – Мне уроки надо делать. Тот выхватил стилет из-за голенищ и вонзил его прямо в табурет через тетрадь. А после пошла зыковская ругань, хлестающая по мозгам. Сейчас я думаю: уйди, один в поле не воин. Но тогда меня точно заклинило. – Ножик убери, мне уроки делать надо, – говорю ему. Он схватил меня за плечо, но в этот момент вмешалась Валька: – Да пусть сидит, мне он понравился. Да и не мешает пока. В общем, сели они, достали нашу капусту, сало, что висело за окном, консервы и бутылочку «Столичной». Я, если можно так сказать, учил уроки, но на самом деле мне хотелось убежать подальше. Выпили бутылку они быстро. Капитан говорит: – Малый, сгоняй за бутылкой, – и бросает тройку на табурет. А я ставлю условие: – Схожу, если на сдачу конфет куплю. Оспатый уже было убивать меня собрался, когда Валька захохотала: – Ну, паря, даешь! На тебе 20 копеек. Нам еще пачку «Севера» купи. И я пошел. Взял себе шоколадные подушечки, им водку за 2,87 и папиросы за 12 рублей. Часть конфет положил в карман, а часть – на стол перед Валькой. Потом как-то завязался разговор. Капитан пригласил выпить, а я не стал отказываться. Позже сходил им за третьей бутылкой, но уже без условий – все же сам их дерьмо пью. Капитан растрогался, потому что я напомнил ему его в молодости, стал клясться в дружбе. Потом вдруг спросил: «А тебя здесь никто не обижает?» Я брякнул про моих обидчиков, хотя пожалел об этом в ту же минуту, но было поздно… Они повели меня в комнату, где жили мои обидчики. Кобаса не было, остальные же пострадали очень сильно. Как они их били! Я думал – убьют. Главное, что те не сопротивлялись. Я пытался остановить избиение, но все тщетно: из-за водки злобу на жизнь они выместили сполна. После этого случая кто-то вечером избил меня (скорее всего, Кобас и его дружки – я не видел лиц, ударили сзади). Потом, через два года, я еще встречусь с Капитаном, но до этого далеко… III А какие были массовые драки! Недалеко от нас располагалось два общежития горного техникума, где преподавал наш дядя Сережа. Драки с горняками происходили часто. Однажды к нам пришло человек пятьсот, палки летели во все окна. Наша боевая комендантша собрала всех нас и сказала: «Что вы за мужики, если не постоите за себя?!» Наши пытались возразить, говорили, что там живет 600 человек, а у нас – всего около 200, но особого эффекта эти слова не возымели. В итоге мы собрались ночью, наломали палок, снеся при этом местные заборы, и двинулись к горнякам. Между двумя их общежитиями образовалась площадь, и они вышли на нее. Мы долго стояли молча и вдруг кто-то из наших крикнул «Ура», и вся толпа понеслась на горняков. Когда полетели палки, то те горняки, что стояли впереди, бросились назад. Кто-то забежал в общежитие, кто-то остался лежать. Итог: 56 раненых с той стороны и трое с нашей. Ночью, в три часа, когда мы праздновали победу, в общежитие ворвалось около 50 милиционеров. Естественно, зачинщиков не нашли. В пять часов милиция привезла основных главарей из горного и вынесла приговор: если еще раз такое повторится, то с их и с нашей стороны посадят определенных людей. И сразу же перечислили их фамилии. После этого случая массовые драки прекратились, но скорее не из-за предупреждения милиционеров, а из-за того, что мы переехали в центр, ближе к техникуму. Размах хулиганства, беспредела, мародерства был запредельный в 1969 году. Так, уголовные выездные суды в техникуме происходили каждую неделю в воскресенье. Приведу еще один пример, который демонстрирует масштабы беспорядков. Наступал 1970-й год. Директор техникума поздравлял студентов в конференц-зале, который находился на втором этаже. 70 % присутствующих были пьяны. Во время поздравления на сцену вышел студент с табуреткой и ударил ею по голове директора. Началась массовая драка со стрельбой. Мне удалось выскочить из зала через запасной выход. И, скажу я, это вам не нынешний фейерверк! IV После Нового года в техникуме появилась чета Домрачевых: Иван – директор, здоровый мужчина с бычьей шеей, решительный и смелый, и его обаятельная супруга Антонина Ивановна, которая в моей жизни сыграла очень большую роль. Ее доброта и детская улыбка напоминали мне о тете Лене. Только Антонина Ивановна была крупной женщиной. Она и стала нашим куратором. Как-то мы разговорились по поводу сложившейся ситуации с Антониной Ивановной. Говорили долго и честно. А она, видимо, потом рассказала о нашем разговоре мужу. Так или иначе, но он меня вызвал и сказал: «Я искореню эти явления. Если хочешь, то помогай снизу, а я буду выполнять свою работу сверху». Я согласился рискнуть, хотя понимал свою уязвимость, но молодость – она рисковая… В это время я занимался боксом у Кости Гурулева, набирал силу. Для начала я стал везде выступать против мародерства и хулиганства. Решил выпускать газету, где освещал все с конкретными фамилиями. За это поначалу меня били. Потом стал ходить с директором по комнатам: мы разъясняли нашу позицию, призывали не бояться. В первое время никто не воспринимал нас серьезно. Однажды мы зашли в комнату, в которой выпивали студенты. Когда директор стал говорить, один из студентов подал ему стакан и сказал: «На, выпей и прекрати пургу нести». Домрачев подошел, взял стакан, а потом одной рукой схватил студента, пригнул его голову к столу и вылил на нее сначала водку, а потом кефир. И сказал: «Еще увижу, прибью…» После этого случая наглости поубавилось, хотя мне потом от тех парней досталось. На втором курсе некоторые из наших, кто отдавал деньги мародерам, сами стали трясти других. Приходилось идти против своих. Однажды я в соседней комнате услышал странные звуки. Заскочил туда и увидел, как мои пьяные сокурсники били бурята Мишку Иринчинова. Отстоял. Потом этот случай вынес на всеобщее обозрение, но было, конечно, сложновато. Я много выступал на судах. Часто помогал людям избежать тюрьмы. Помню, ко мне пришел Рахманинов из Укурея. Ему грозило три года. Пообещав никогда больше не заниматься мародерством, он попросил меня выступить на заседании. Это выступление я помню прекрасно. Построил я его грамотно: осудил явление, разобрал всю жизнь подзащитного, подведя к мысли, что он сам является жертвой. Потом ему дали слово, и он поклялся мамой, что прекратит так себя вести. В итоге получил год условно. И я следил за ним все это время. К четвертому курсу явление исчезло. Домрачев изменил техникум. Я иногда вспоминаю и не верю, что за три года мы смогли изменить систему. Та борьба научила меня многому, дала уверенность, что нет ничего невозможного. V Занятия боксом не только давали уверенность в себе, но и резко увеличивали круг знакомств. В секции у Кости Гурулева нас учили боксировать: не биться, используя силу, а играть с соперником, уметь уходить, изматывать его, если он сильнее тебя, выигрывать по очкам. В секции были в основном трудные подростки, хулиганы, но он многих воспитал. Из-за одного из своих воспитанников чуть не попал под суд… Мне такие знакомства больше помогали, чем вредили. Помню день, когда я впервые полетел на самолете (это был Ан-24) в Балей, в то время центр области по добычи золота. Тренер Костя сидел со мной рядом. Между рядами проходила стюардесса с подносом, на котором стоял кофе и лежали барбариски. Костя поднес шапку к подносу и смел туда половину конфет. Потом он нас угощал, а я с тех пор всегда беру много конфет… На соревнования я был в самой легкой весовой категории до 49 кг. Мой вес мухи постоянно колебался в пределах 48.5—49.5, поэтому мне приходилось его сбрасывать. Есть хотелось всегда: не знаю, то ли пища была некалорийной, то ли сказывался рост организма. В нашей команде не хватало тяжеловеса (наш сломал руку), а надо было собрать полную команду, и я предложил Косте сагитировать увальня Витю из соседней группы. Витя был полным меланхоликом и не любил физкультуру, не любил издевательств над своим телом. Как я ни уговаривал его, ни в какую! Тогда я предложил ему освобождение от физкультуры на полгода. В итоге смогли мы договориться только с освобождением на год. Я пришел к Косте, он и физкультуру вел у нас, с радостной вестью. Тот поворчал, но согласился – деваться было некуда. Это было за неделю до соревнований. Витя посетил три тренировки, на одной из которых вместо лапы попал в нос Косте, разбив его до крови. В Балее при взвешивании оказалось, что я вешу 49,7 кг. В столовой кормили на убой: давали сметану, творог, мясо. А мне все это было нельзя. Желудок извергал слюну, в то время как мои порции лопал Витя, да так смачно, что у меня голова начинала кружиться. А после столовой мы шли в спортзал, тягали тяжести, потом была баня… В общем, весело. У Вити оказался всего один соперник, но настроение с просмотром каждого чужого боя у него стало падать то ли от переедания моих порций, то ли от страха. Я стал издеваться над ним, напоминая ему сказку про Балду. И вот наступил день расплаты. Соперником нашего горе-боксера был боксер второго разряда. Судья объявляет: «В правом углу боксер „Трудовых резервов“ боев 17, выигранных боев 15. В левом углу Витек, 0 боев, 0 выигрышей». Смотрю, а у Вити пот выступил. Соперник пошел к судье в центр, а Витя уцепился за канат и не слышал ни наших слов, ни слов Кости, который буквально толкал его жирную массу вперед, на бой. Его проигрыш нас не беспокоил, потому что для нас главной была командная победа, а отказ от боя автоматически лишил бы нас возможности лидировать в командном первенстве. Я не выдержал, подбежал к нему и ущипнул его до крови. Он посмотрел на меня так, как, наверное, перед казнью смотрит человек на палача. В его взгляде была злоба, соединенная с безысходностью, и эта смесь облила мою душу. На секунду мне даже стало его жалко, но любая победа требует жертв. В общем, подбодрил: «Вперед, чемпион!». И Витя пошел на врага, зажав лицо перчатками. Подошел к судье и сопернику, держа перчатки у лица, будто мороз щиплет его щеки. Соперник протягивает руки для приветствия, а Витя не видит – он смотрит на врага, как гипнотизер на клиента. Судья силой опускает его руки – приветствие состоялось. Соперник начал пританцовывать вокруг Вити, сместился вправо и Витя повернулся к нему, продолжая держать перчатки у личика. Соперник начал работать левой рукой, попал по перчаткам Вити, попытался ударить в корпус, но Витя прыгнул в другой угол, как гуран со скалы на скалу. Враг продолжал свою линию: то слева обойдет, то справа. Витя на все реагировал простыми поворотами или прыжками. Но вот враг прилепил Вите в разрез между перчаток один, второй раз. Ему пошли очки. У Вити же руки, как привязанные, торчали вверху. Раунд подходил к концу, когда враг зажал Витю в углу ринга. Один удар, второй, третий. Вите это надоело – он вдруг ударил правой рукой в голову врагу. И боксер второго разряда упал, совсем упал! Витя победил нокаутом! Чудеса, да и только! Еще долго все слушали его рассказ о том, как он пришел, увидел, победил! В этот день, когда Витя стал чемпионом, я занял второе место. Он потом меня учил тому, что главное в боксе – талант, а не тренировки, однако сам больше на бокс не пришел… VI Через год бокс мне запретили из-за глазного давления, и я переключился на легкую атлетику. Тренировки были не менее напряженные, а так как скорости у меня не было, я готовился к забегам на длинные дистанции. Тренировки проходили в районе ЗабВО, там, где стадион и кладбище. Я часто бегал кроссы: бежишь в лесу по тропинкам и песку, встречаешь то подъем, то горку, а воздух пьянит, мысли суетятся – красота! Бегал много, останавливала лишь изжога из-за пищи. Все же пища была больше углеводная: хлеб, картошка… Может, ели много, не знаю, но это не мешало сильно, да и мода помогала. Мои старания тренер заметил и всячески подбадривал. Запомнилось мне ярко два случая. Один связан с творчеством Высоцкого. Помните, в песне слова «Он рванул, как на пятьсот, и сдох…»? Когда я ее слышу, вспоминаю тот забег на 10 тысяч метров. Был чемпионат области, а у меня за спиной только три месяца тренировок. Бежало человек 20: два мастера спорта, остальные первый и второй разряд имели. Мне сейчас кажется, что Высоцкий сидел на трибуне, ибо первый круг в 400 метров я бежал быстрее всех, рванул действительно как на пятьсот. На третьем круге, когда меня все обогнали, я почувствовал вату в ногах, пот лился градом, а караван бегунов уходил все дальше. Как я бежал – непонятно. Пел про себя «По долинам и по взгорьям…» Пробежал 15 кругов, услышал с трибуны, как мужики спорили на каком круге я сойду. Стало вдруг легче, может, привык или второе дыхание открылось. Некоторые меня уже на два круга обошли. В общем, пробежал я все 25 кругов, но попал в больницу. Профессор притащил студентов, чтобы показать мое сердце, увеличившиеся в два раза. Смотрите, говорит, редкий экземпляр, еще и шутит… Потом я дома отходил недели две, с трудом на второй этаж поднимался, слабость была дикая… Но все проходит, прошло и это. А песня Высоцкого до сих пор сразу уносит на стадион ЗабВО. Второй случай меня поразил. Мы бежали кросс в том же районе. Я уже бегал по второму разряду, только что финишировал. Хожу, сгибаясь, пытаюсь привести дыхание в норму уже минут пять. Прибегает молодой парень со временем лучше, чем у мастеров. Высокий кудрявый шахтер из Букачачи, никогда бегом не занимавшийся. К нему все тренеры бегут, а его тренер наливает ему стакан водки, тот его опрокидывает внутрь! Вот такого природного здоровья я не видел. Тренеры все стоят, обалдевшим взглядом смотрят, начинают приглашать в свои команды, а он им: «Мне в шахте 400 рублей платят, и никаких у меня забот нет». Не уговорили. После этого я бегал на многих соревнованиях, но такого нигде не видел: в разной степени, но тяжело было всем. Легкая атлетика дала хороший задел здоровью. Самое большое расстояние, которое я пробежал, было 76 километров. Там, между сосен Читы… VII В техникуме происходило и много хорошего. Особенно с нашей мамой, как мы называли Антонину Ивановну. Хорошо помню ее заботу обо мне: она оставалась и все расспрашивала, приглашала домой. Я тоже не забывал ее, заезжал. Последний букет дарил ей на юбилей, 80 лет… Группа у нас в техникуме была неплохой, а по учебе так вообще сильнейшей. Мы часто ходили в походы на Ингоду. Тогда шашлыки не жарили, но запекали рыбу на ивовых веточках, если ее удавалось поймать, и картошку. В группе были как местные – читинцы, так и приезжие – их была почти половина. Из местных у меня друзьями были П. Петухов, А. Фролов и огромный нелюдимый Рябов, а позже появился и мариман Валерка Зимин.