Рукой она указывает вправо – там находятся лестница и лифт. Я благодарно киваю, и мы начинаем двигаться туда. Стены серые, скудные и одинаковые, но висящие на них сплошным рядом картины придавали им яркости и скромной грациозности. На одной изображён вечерний закат – ярко-оранжевый полукруг солнца величественно возвышается над ровной водяной гладью тёмно-синего моря. Мне особенно нравятся блики на волнах и небо, мягко выкрашенное голубой, жёлтой и розовой акварелью, что плавно сплетались друг с другом в нежных полупрозрачных оттенках. Художник явно знает толк в своём искусстве. На следующей картине изображено поле. В отличие от предыдущей, скромной, спокойной, но при этом поразительно завораживающей, она вся такая яркая и лучистая, как и солнце, изображённое на ней. Здесь солнце светлое и жёлтое, точно весенний одуванчик, и такое же круглое. Оно стоит над поляной, почти под прямым углом, но всё же чуточку ближе к земле. Непонятно, утро это или вечер, но я всё же склоняюсь к первому варианту. Всё такое яркое, говорит само за себя. Атмосфера, которую создаёт картина, тоже очень важна. Она так и принуждает улыбнуться, порадоваться наступлению нового дня вместе с пёстрокрылыми бабочками и жучками, что также изображены на данной картине. Трава по цвету очень близка к салатовому. Каждая травиночка детально прорисована, и я даже могу разглядеть капельки росы на некоторых из них. На третьем этаже картин уже практически нет, а стены всё такие же серые. Не скучные, как в большинстве других офисов (по правде говоря, их серьёзный дизайн чаще всего наоборот отпугивает, нежели завлекает). Тут стены светло-серого оттенка, создающие уют и успокаивающе действующие на зрение, уставшее от слишком уж стремительно развивающейся городской жизни. Конечно, я не дизайнер, но разве это отбирает у меня право судить некоторые вещи, опираясь на собственный вкус? Мы проходим чуть меньше половины коридора, прежде чем я замечаю нужную дверь. Дверь, на которой висит небольшая табличка с аккуратно выведенными на ней циферками. "Сто тридцать восемь". Это наш номер. Что же за этой дверью? Гигантская лаборатория? Комната пыток? Хотя… Для чего Организации комната пыток? Да и какой нормальный стал бы располагать её, к тому же, на третьем этаже? Тогда уж логичнее в подвале. Я приоткрываю дверь, образуя для начала небольшую щёлочку, в которую можно было бы заглянуть, и мои глаза автоматически начинают обследовать комнату. Помещение достаточно обширное, раза в два больше нашей гостиной и раза в два светлее. Да, тут большое окно, в которое вваливается бледный свет скрытого тучами солнца, стены будто нарочно окрашены в белый, отчего немного даже слепит глаза. Стул, стол, стенды с различными пробирками… Люди. Я вижу группу из пятерых человек, столпившихся вокруг кого-то или чего-то. Среди них я узнаю Эрику. Она не сразу замечает меня, но, когда это происходит, будто загорается и быстрыми шагами направляется в мою сторону. – Здравствуй, Влада, – она горячо пожимает мою руку, – Вижу, Максим тоже с тобой. Вы оба решили поучаствовать в эксперименте? – Да. Я всё ещё не уверена, что согласна. Даже не так: я полностью уверена, что не согласна с тем, чтобы брат подвергал себя такой опасности, но запретить ему я не могу. Он прошёл медицинскую проверку, вследствие чего выяснилось, что проблем со здоровьем у него нет. Это значительно сокращает риск, как заявили врачи, однако гарантировать лучший исход не может никто. Пока мы с Эрикой мило беседуем, мы привлекаем внимание остальных присутствующих. Высокий мужчина и дама пожилого возраста обращают на нас своё внимание, но первым подходит молодой парень. Его лицо кажется мне знакомым. – Это мой брат, Виктор, – заявляет Эрика, переводя взгляд на подошедшего. Когда парень становится рядом с ней, я замечаю теперь уже очевидные сходства их внешности. Такие же нежно-голубые глаза. Такие же розовые пухлые губы. Только вот волосы у них совершенно не похожи – у Эрики белые и воздушные, длиной своей почти доходящие до изящных тонких плеч своей хозяйки. Волосы парня, напротив, прямые и чёрные, словно уголь. Длинная чёлка практически полностью закрывает правый глаз. И взгляд… Несмотря на схожесть цвета глаз, их взгляды абсолютно различны. Эрика смотрит смущённо и словно бы извиняется перед каждым, на кого случайно взглянет. А у её брата взгляд равнодушный, холодный, пробирающий до мурашек. Виктор жмёт руку Максу, затем смотрит на меня, вымолвив тихое: "Здравствуйте". Он выглядит так, как будто ему абсолютно всё равно на происходящее. И наконец к нам подходит пожилая женщина в сопровождении крепкого лобастого воина, на форменной куртке которого гордо поблёскивало несколько медалей. – Здравствуйте, – она лучезарно улыбается, глаза её мягко смотрят на нас обоих. Всем своим видом она создаёт впечатление милой старушки, хрупкой и худой, уже повидавшей кое-что в этой жизни, но пока что слишком молодой для того, чтобы иметь внуков. Неужели она тоже пришла на эксперимент? – Меня зовут Тамара Львовна, я директор Организации в Санкт-Петербурге. Это мой заместитель и главный помощник, Андрей Валентинович Туканов, – мужчина рядом с ней оставался серьёзен, но приветственно кивнул. Я улыбаюсь ей в ответ и как Макс отвечаю на предложенное мне рукопожатие. В первые мои соображения мне верилось гораздо больше, нежели в её слова. Хотя было в этой женщине и что-то, что принуждало не опровергать их полностью. Её рука достаточно крепко пожимала мою ладонь, и её сила чувствовалась определённо ясно. – Вы Владислава и Максим? Эрика предупреждала о вас. Пожалуйста, пройдёмте со мной. Она двинулась к прежнему месту своего нахождения, призывая следовать за ней. Мы подходим. Ноги сами собой подкашиваются от увиденного. Нет, это не выглядело жутко или так устрашающе, что прямо-таки пугало до мозга костей. Человека способно напугать что угодно, особенно то, с чем он не знаком. Хочу сказать, впервые застать настоящую форму демона для меня стало настоящим шоком. Часто ли вы видите людей с абсолютно чёрными глазами, рогами из головы и огромными крыльями за спиной? Вот и я тоже не ожидала ничего подобного. Точнее, нет, ожидала, конечно же, но всё равно не могла отреагировать совершенно спокойно. Глаза чёрные, словно залитые нефтью и достаточно крупных размеров; толстые чёрные рога тянулись вверх, выбиваясь из-под копны золотистых волос, и немного сгибались к концам в сторону друг друга, словно намагниченные; из-за спины виднелись два больших чёрных крыла. Возле правого глаза, пусть и не сразу, я замечаю нечто похожее на шрам. Могут ли у демонов быть шрамы? К моменту, когда я начинаю об этом задумываться, я обнаруживаю, что кожа демона светлая, кремовая, как у людей. На нём был очень длинный чёрный плащ из чьей-то кожи, достающий до самых колен, и плащ этот был увешан толстыми цепями. Ворот белой рубашки и галстук проглядывали лишь едва – всё остальное абсолютно чёрное, как и глаза самого беса. Удивительно, у него даже есть одежда. Конечно, крылья и рога – это то, чего и следовало ожидать. Демонов ещё во время войны запомнили такими, и я не один раз встречала их на артах и фотографиях в сети или на страничках в учебнике истории. Но всё равно: наблюдать со стороны и столкнуться лицом к лицу – вещи абсолютно разные, хочу я вам сказать. От демона исходило нечто отталкивающее, что не давало подойти ближе чем на пять метров. Будто злая энергетика… Тёмная аура… Чёрт, я рассуждаю совсем как старушка с какой-нибудь передачи на Рен-ТВ. Очевидно, моя растерянность и демону становится заметна. Он ухмыляется, и теперь я обращаю внимания ещё и на чёрный цвет его губ. – Боишься меня? – спрашивает он с насмешкой, не для того, чтобы узнать ответ, а чтобы таким нестандартным методом постебаться надо мной. Голос у него низкий, однако к тому же и спокойный, но призывает мурашек вновь пробежаться по моей спине. – Вовсе нет. Делаю голос максимально твёрдым и стараюсь казаться храбрее, когда на деле у меня дрожат колени. – Да ладно врать. Я же вижу, – он опускает глаза, тоже обратив внимание на мои подкосившиеся ноги. – Это абсолютно нормально. Людишки и должны нас бояться, не стоит этого скрывать. Мне требуется несколько минут, чтобы унять дрожь и нервно сглотнуть образовавшийся в горле комок. Демон говорит с явным превосходством, и смотрит на меня, как император на бедного крестьянина, которого в любой момент может приговорить к смертной казни, если ему что-то там не понравится. По росту он очень высок – чуть ли не метра два высотой – что так же прибавляло ему величия. – Меня зовут Шрам, – с ухмылкой он протягивает мне свою широкую ладонь. Я боюсь её пожимать, и, к моему огромному счастью, этого мне делать не приходится, ведь директор обхватывает меня за оба плеча и резко оттягивает назад, от чего я едва не падаю. Демон удивлённо вскидывает брови. – Разве у вас на Земле не так принято здороваться? – Не прикасаться без разрешения, – отрезала женщина, всё так же держа меня за плечо. Господи, как я ей сейчас благодарна! – Ясно. Значит, всё ещё не доверяете мне? – Ты демон. Вам доверять – себе дороже. – И то верно. Тогда почему же? – он обходит нас по кругу, наклоняясь корпусом чуть вперёд. Мурашки по моей спине пробегают десятый по счёту марафон. – Почему вы согласились на эту сделку? – У нас не было выбора. Он вновь нахально усмехается. – Противоречите сами себе. Странный вы, людишки, народ. Шрам останавливается справа от меня, сводя пальцы обеих кистей друг с другом в позе делового офисного работника. – Но хорошо. Уговор есть уговор, и его условия меня вполне устраивают. Что, значит, нужно делать с этими людишками? – Наделить их магией. Раз уговор ты знаешь, то должен понимать, что ваши фокусы с нами не пройдут. Попытаешься сопротивляться или сделать хоть что-то во вред гражданским – понимаешь, что будет. Резко Шрам приближается ко мне лицом и своими глазами впивается в мои. Эти чёрные, бездонные глаза подобны пещере, в которой, оступившись, утонешь раз и навсегда. Чувствую, как мои конечности холодеют, а сердце уходит в пятки. Он оглядывает меня с ног до головы, будто обладает способностью раздевать одним только взглядом. – А если они помрут? Это от меня не зависит. – В смысле? Что ты этим хочешь сказать? – задаёт вопрос директор. – То, что даже я не могу обещать, что детишки выживут. – он подходит ближе, зачем-то берёт в руки прядь моих волос, которые я мыла только вчера, и начинает досконально изучать с неизвестной целью. А я стою, застыв, будто каменная статуя. Будь он человеком – не побоялась бы врезать. – Это зависит от того, насколько они крепки от природы. Если их тела выдержат такое количество маны, они станут счастливыми обладателями магии, но если нет… Я не просто вижу – чувствую на себе эту кривую надменную ухмылку. – Они просто помрут, вот и всё. Забавно, не правда ли? Придётся довериться случаю. Он говорит абсолютно равнодушным (по правде, немного даже насмешливым) тоном, что, очевидно, раздражает директора. Она вскидывает бровь и снова спрашивает: – И что, ты не можешь проверить их запас? – Не-а. Даже демоны и ангелы не могут видеть запас маны человека, которого собираются наделить особым даром. И во время войны столетней давности, воспоминаниями о которой вы, людишки, так необузданно дорожите, ангелы доверились случаю. Да, много людей погибло, так и не успев вступить в бой. Но что поделать… Не рискуешь – не живёшь. И тут Шрам открывает рот, кажется, резко вспомнив о чём-то очень важном. – Хотя Вы, наверное, помните сами. Многозначительный взгляд, брошенный демоном в сторону Тамары Львовоны, крайне озадачивает. Я не понимаю, что он имеет ввиду, но Тамара Львовна, похоже, понимает, и на лице женщины читается неловкость. Что он имеет ввиду? Мне любопытно. Надо будет спросить, но потом (если, разумеется, выживу), ведь сейчас есть проблемы и поважнее. Директор обращает свой взгляд в нашу сторону. – Вы всё ещё можете отказаться, если желаете. Я отрицательно мотаю головой. – Что ж, будь по-вашему! В следующее три минуты "посторонние", как соизволил выразиться Шрам, покинули комнату. Остались только я, Тамара Львовна и сам демон. Максим получил талон, обозначающий его вторым в очереди (то есть, непосредственно после меня), и был отправлен в коридор дожидаться вместе с остальными добровольцами результатов эксперимента и своего вызова. Уж не знаю, сколько народу там собралось, но за дверью ясно слышались шаги и голоса приходящих людей. Похоже, героев у нас в городе больше, чем я могла себе предполагать. С одной стороны, быть первым в очереди – это очень даже хорошо. Отстрелялся, так сказать – и на выход. И не нужно томиться в коридоре, тесном и душном из-за большого количества потребителей кислорода, нервно дожидаясь собственного череда (хоть коридоры в здании достаточно большие, и, к тому же, я не знаю точное количество собравшихся). Но с другой стороны – пугающе и даже ужасающе. Когда производят деталь для машины или какой-либо иной конструкции, над ней проводят ряд экспериментов, прежде чем выставить на продажу, дабы оценить пригодность новоиспечённого товара. Если первая деталь не проходит тестирование, на заводе начинают думать, изобретают и тестируют ещё, и ещё, и ещё. В конце-концов, результат становится достойным неустанного труда. Первая попытка далеко не всегда удачна. Что, если мне не повезёт? – Закрой глаза и расслабься. Да уж, тут расслабишься! Но, разумеется, я слушаюсь не то просьбы, не то приказа Шрама, послушно сомкнув веки. Его холодные, точно у трупа, пальцы касаются моего лба, и от этого его действия по всему моему телу пробегает холодок. Я не в состоянии расслышать его слов, но он однозначно говорит что-то. Голос, его голос убаюкивает меня, точно колыбельная песня матери, под которую я засыпала ещё в далёком прошлом, в раннем-раннем детстве. В глазах темно, их хочется разлепить, но я не делаю этого. Не только потому, что запретили, но и потому, что не могу физически. Словно что-то тяжёлое наседает на них, что-то вроде повязки, но не думаю, что мне завязали глаза – я бы почувствовала. Сознание погружается неизвестно куда, мысли растворяются в пучине томительной бездны. Состояние приятное. Похоже на сон. Но сон ли это? Глава 4 Вокруг такая темнота – хоть глаз выколи. Никогда не понимала прикол этой фразы: если выколоть глаз, то уж тем более ничего не увидишь, а здесь и с нормальным зрением – та же песня. Будто и правда глаза лишили. Не знаю, есть ли поблизости что-либо или кто-либо, но если это и так, то я об этом, похоже, не узнаю в ближайшие минуты. Не могу сделать и шага. Может, мне насильно завязали глаза и заставили идти по тонкому канату? Почему я тогда не падаю? Признаюсь, мне страшно. Я никогда не замечала за собой страха темноты или клаустрофобии, что могли бы выявиться во время игры в прятки, но вот одиночество – штука страшная. Страшная и безжалостная. От осознания, что я абсолютно одна здесь, что поблизости нету никого и ничего, тело прошибает мертвецким холодом. Ни звука, ни запаха. Неужели я правда мертва? Неужели это и есть она – загробная жизнь? Я никогда особо не задумывалась о том, что ждёт меня после конца. В жизни бы ещё для начала разобраться, а потом уже думать о смерти, если уж совсем не на что будет растрачивать свободное время. Но многие имеют на этот счёт разные предположения, основанные, правда, неизвестно на чём. Вероятно, они просто не хотят верить, что жизнь когда-нибудь закончится раз и навсегда, что когда-нибудь им придётся расстаться с самым ценным, что они имеют или имели когда-либо. Некоторые считают, что после смерти они попадут в Рай или Ад, – в зависимости от их характера, поведения и поступков за отведённое время – станут демонами или же ангелами. Но я не верю, что люди, пусть и далеко не самые хорошие, которым было судьбой предрешено оказаться после смерти в Аду, могли бы нападать на точно таких же людей, какими они сами когда-то являлись. Иные думают, будто души умерших становятся призраками, вечно блуждающими по нашему миру и наблюдающими за всем и вся. Кто-то и вовсе не верит в гипотезу о так называемой загробной жизни. Но вот я, стою сейчас здесь, вроде бы не живая, но и не мёртвая. Тихо, словно в пустоши. Я чувствую себя обнажённой, но нет, даже одежда на месте. Моя красная тонкая куртка, узкие джинсы, моя белая футболка, жёлтые носки с вышитыми на них мини-арбузами и красные кеды. Нет, всё не могло так закончиться. Разумеется, я знала, на что иду, когда забирала справку из рук лечащего врача. Я знала, каковы риски и возможные последствия, когда открывала дверь в нужный кабинет. Я всё это знала, но желание быть полезной, сделать что-то невообразимое и, наверное, безысходность подтолкнули меня к решительным действиям. Хотела стать героем, почему-то решив, что в таком случае само небо меня благословит за мою невероятно бескорыстную душу и пощадит меня. Был также и страх, который оказался побеждён шилом в одном месте. Может быть, меня и запомнят героем, но чувство паники и подкатывающей истерики факт того не способен изменить никак. Люди не хотят умирать. Я не хочу умирать. Перед глазами вспыхивает яркий свет, заставивший глаза автоматически зажмуриться, а ноги – сделать шаг назад. Как оказывается, никакой пропасти позади меня нет, а есть то-то вполне твёрдое, как прозрачное стекло, которое, собственно, и не видно из-за его прозрачности. Спустя секунд десять я вновь открываю глаза и обнаруживаю… Огонёк. Да, это самый настоящий огонь, самое настоящее пламя, полыхающее перед моими глазами. Самосохранение должно, по сути, заставить меня двинуться назад, однако я не делаю этого. Тепло.