– Конечно, может быть. – Я придаю голосу скучающий оттенок: пусть не догадывается, что, произнося эти слова, я одновременно бешусь и паникую. – А что там со сном?.. В нем был мужчина, да? – О да, разумеется. – Глаза мои блуждают по лицу Джошуа без моего позволения. Кажется, мне удается рассмотреть, какой формы у него ключица. – Он был жутко эротичный. – Нужно послать имейл Джанет, – едва слышно произносит Джош после паузы и хриплого откашливания. Он неуклюже изображает, что печатает, хотя сам даже не смотрит на экран. – Я сказала «эротичный»? Я имела в виду, эзотеричный. Вечно путаю эти два слова. Джошуа прищуривает один глаз: – Твой сон был… загадочным? Что тут ответишь? Пришел мой черед проверить себя на детекторе лжи. – Он был полон символов и скрытых значений. Я заблудилась в саду, и там был мужчина. Некто, с кем я провожу много времени, но на этот раз он показался мне незнакомцем. – Продолжай, – говорит Джошуа. Как странно разговаривать с ним и не видеть перед собой маску скуки вместо лица. Я кладу ногу на ногу так элегантно, как только могу, и его глаза ныряют под мой стол, потом возвращаются к лицу. – Я была замотана в простыню. Больше на мне ничего не было, – произношу я доверительным тоном, потом делаю паузу. – Это ведь строго между нами, да? Джош обалдело кивает, а я мысленно хлопаю сама себя ладонью в ладонь за победу в «словесном теннисе». Нужно продлить этот момент, не так часто я получаю превосходство. Подкрашиваю губы, используя стену в качестве зеркала. Цвет называется «Огнемет», и это мой фирменный стиль. Порочный, агрессивный, ядовитый красный. Как вскрытые вены на запястьях. «Цвет трусов дьявола», по выражению отца. У меня столько тюбиков этой помады, что хотя бы один из них всегда находится в радиусе трех футов. Сейчас я словно героиня черно-белого кино, но благодаря «Огнемету» обретаю цвет. Я живу в тревожном ожидании, что производитель прекратит ее выпуск, отсюда и накопление запасов. – Так вот, иду я по этому саду, а мужчина держится у меня за спиной. – Сегодня я патологическая лгунья. Вот что сотворил со мной Джошуа Темплман. – Он прямо позади. Прикасается ко мне. Даже прижимается. Я встаю и звонко хлопаю себя по заду, чтобы внести окончательную ясность. Слова мои звучат так правдиво, потому что по большей части это и есть правда. Джошуа медленно кивает, кадык на его горле вздрагивает от проглоченной слюны, а глаза путешествуют по моему платью. – Кажется, я узнаю его голос. – Я делаю паузу на тридцать секунд, промокаю губы, поднимаю вверх салфетку, чтобы полюбоваться на маленькое пятнышко в форме сердца, отпечатавшееся на ней. Потом сминаю ее и отправляю в корзину рядом с носками туфель. Начинаю заново наносить помаду. – Ты всегда делаешь это дважды? – Джошуа начинает раздражать эта неестественная манера рассказывать истории. Он нетерпеливо постукивает пальцами по столу. Я подмигиваю: – Не хочу, чтобы она смазалась от поцелуев. – Кто этот парень, конкретно? Как его зовут? – Парень. Ты меняешь тему, но это ничего. Прости, что заставила тебя скучать. – Я сажусь и кликаю мышью, компьютер оживает, начинает урчать. – Нет-нет, – слабо произносит Джошуа, как будто у него перехватило дыхание. – Мне не скучно. – Ладно. Итак, я в саду, и там… повсюду отражения. Как будто он весь заставлен зеркалами. Джошуа кивает, локти ползут вперед по столу, подбородок ложится на руки. Он откатывает кресло назад. – И я… – Я замолкаю и гляжу на него. – Да нет, ничего. – Что? – рявкает Джош так громко, что я подскакиваю на дюйм на своем сиденье. – Я спрашиваю: «Кто ты? Почему ты так сильно хочешь меня?» И когда он называет мне свое имя, я так шокирована… Джошуа висит на крючке моей удочки, глянцевитая рыба, трепыхается, но попалась крепко, не сорвется. Я ощущаю, как воздух в пространстве между нами вибрирует от напряжения. – Подойди сюда, такое я могу произнести только шепотом, – мурлычу я и смотрю направо и налево, хотя мы оба знаем, что вокруг никого на многие мили. Джошуа рефлективно встряхивает головой и смотрит на свои колени. Он не единственный, кто может заглядывать под стол. – О-о-о, – произношу я, как чересчур догадливая зануда, но, к моему изумлению, на скулах моего визави загораются красные пятна. Джошуа Темплман возбудился в моем присутствии. Почему мне хочется раздразнить его еще сильнее? – Я подойду сама и скажу тебе. – Я блокирую экран компьютера. – Все в порядке. – Мне нужно поделиться этим. – Я медленно подхожу и упираюсь ладонями в край его стола. Джошуа смотрит на мои ноги в сетчатых колготках с выражением муки на лице. Мне почти жалко его. – Это непрофессионально. – Он возводит очи к потолку в поисках вдохновения, а потом завершает: – Кадровики. – Это наше спасительное кодовое слово? Ладно. В люминесцентном свете нашего кабинета Джошуа выглядит здоровым, кожа золотистая, безупречно гладкая, и это раздражает. Однако лицо покрылось едва заметной испариной. – Ты немного вспотел. – Я беру с его стола пачку листков для заметок и медленно ставлю на верхней отпечаток своих целующих губ. Отрываю его и прилепляю посреди экрана компьютера Джоша. – Надеюсь, ты не заболел. Я ухожу на кухню. Слышу, как у меня за спиной тихонько взвизгивают колесики его кресла. Развейся немного. В отсеке Дэнни все сдвинуто со своих мест и выглядит несколько хаотично. Повсюду стоят коробки для вещей, разложены стопки бумаг и папок. – Привет! Он вздрагивает и на авторском снимке, который он фотошопит, остается рваная серая линия. Чисто сработано, Люси. – Прости. Мне нужно было носить на ноге бубенчик. – Ничего, все о’кей. Привет. – Он нажимает «Отменить», «Сохранить», после чего поворачивается ко мне на стуле. Глаза его пробегают по мне вверх-вниз с быстротой молнии, прежде чем спотыкаются о подол моего платья и задерживаются там на несколько секунд. – Привет. Я тут подумала, не изобрел ли ты чего-нибудь, с чего мы могли бы начать? Не могу поверить, что веду себя так прямолинейно, но у меня отчаянная ситуация. На кону стоит моя гордость. Мне нужен человек, который посидит рядом со мной на барном стуле, или Джошуа обсмеет меня по полной. По лицу Дэнни расползается улыбка. – У меня есть незаконченная машина времени, я мог бы показать ее тебе. – Они не слишком сложно устроены. Я могу тебе помочь. – Назови время и место. – Спорт-бар на Федерал-авеню. Сегодня, в семь вечера. – Звучит отлично. Слушай, я дам тебе свой номер. – Наши пальцы соприкасаются, когда он передает мне карточку с телефоном. Ой, ой. Что за милый мальчик! И где только он пропадал все это время? – Увидимся вечером. Приноси, ну, эти… чертежи. Я петляю среди отсеков в обратном направлении, поднимаюсь по лестнице на верхний этаж, мысленно присыпая руки тальком, как атлет перед подходом к снаряду. Пора браться за работу. Плюхаюсь на свое кресло и начинаю составлять предложения, как воплотить в жизнь наше стремление сплотить коллектив. Оставляю внизу место для двух подписей, расписываюсь сама и погружаю листок в поднос для входящих документов на столе Джошуа. У него уходит два часа на то, чтобы добраться до этой бумаги. Когда долгожданный момент наступает, он тратит на чтение не больше четырех секунд, размашистым росчерком ставит подпись и не глядя кидает на свой поднос с исходящими документами. Сегодня мой коллега пребывает в каком-то странном настроении. Соединив пальцы домиком, я начинаю игру в гляделки. Проходит минуты три, наконец Джошуа вздыхает и блокирует экран. Мы так пристально всматриваемся в глаза друг другу, что будто соединяемся в мрачной трехмерной компьютерной реальности, где нет ничего, кроме зеленых линий сетки и тишины. – Что? Нервничаешь? – С чего бы это? – Из-за твоего важного свидания, Печенька. У тебя уже давненько их не было. Думаю, столько времени, сколько я тебя знаю. – Слова «важное свидание» он закавычивает, сгибая по два пальца на каждой руке. Он уверен, что все это ложь. – Я очень разборчива. Джошуа сцепляет пальцы так сильно, что кажется, ему должно быть больно. – Верно. – Тут явная нехватка подходящих мужчин. – А вот это неверно. – Ты подыскиваешь себе симпатичного холостяка? – Я – нет… Заткнись!