– Ни хрена! Если бы ты что-нибудь об этом знал, то понимал бы: невозможно завершить курс МВА для топ-менеджеров, работая полный день. А я это сделал. И был среди двух процентов лучших выпускников. Я получил четыре приглашения на работу, и две из этих компаний продолжают звонить мне. – Удивительно, что ты завершил учебу, если это было так трудно, – говорит Энтони. – Я думал, твое любимое занятие – все бросать. – Эй! – выпаливаю я, продолжая стоять, и понимаю, что рука у меня непроизвольно оказалась упертой в бок. – Люси, они просто… – Элейн не знает, как поступить. – Может, ты поговоришь с Джошем на улице, Энтони? Люди за соседними столами сидят, опустив приборы до разного уровня, что выражает жадный интерес или желание не быть свидетелями скандала. Джош недобро смеется: – Зачем, чтобы мы могли по старинке навалять друг другу? Ему это понравится. Энтони выкатывает глаза: – Тебе бы лучше… – Поднабраться силенок? Это ты собирался сказать? Я всю жизнь это слышу от тебя. – Джош ожесточенно смотрит на меня. – Теперь мы можем уйти? – Может быть, лучше обсудить все сейчас. А то могут пройти еще пять лет без толку. – Она из этих нежно-чувствительных натур, – говорит Энтони жене. – Фантастика! Джош угрожающе щурит глаза: – Не говори о ней ничего. – Что ж, она не может не вмешиваться. – Помолчи! – говорит Элейн мужу. Она злится. – Я просила тебя только об одном – соблюдать приличия. Так что закрой рот. Я смотрю на Энтони, он – на меня. Осматривает с головы до ног насмешливым взглядом. Потом фыркает и отворачивается к окну, слушается жену, губы недовольно поджаты. Ну и ну! Я не собираюсь сносить пренебрежение к себе вторично, тем более от другого Темплмана. Мое терпение лопается. – Ваш сын невероятно талантлив. Собран. Очень умен. Без него в нашем издательстве все развалилось бы. – И что он там делает? Облизывает марки? Отвечает на звонки? Мы скрещиваем взгляды. Я издаю резкое – ха! – Вы действительно думаете, что он этим занимается? – Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как вы разговариваете со мной в таком тоне, юная леди. Я видел, как подписаны его электронные письма. Помощник директора. Не знаю, кем вы сами себя возомнили. Он пытается восстановить пошатнувшийся авторитет. Может быть, я сяду и стану хорошей маленькой девочкой. Джош инстинктивно поднимается на мою защиту, но я машу ему, чтобы сидел. Я справлюсь. – Я человек, который знает вашего отпрыска лучше, чем вы сами. Он тот, перед кем отчитываются финансовый отдел и отдел продаж. Его все до смерти боятся. Был случай, когда один сорокапятилетний мужчина умолял меня в коридоре у зала заседаний передать на подпись документы, чтобы только не присутствовать на собрании. Я видела, как сотрудники суетятся, словно муравьи, проверяют цифры по два, по три раза. И даже после этого Джош всегда умудряется находить ошибки. А тогда у кого-нибудь выдается очень тяжелый день. Энтони хочет возразить, но я не даю ему и слова вставить. Я так разошлась, что готова задушить его. Честно, я могла бы обхватить руками и сдавить его шею. Я Лара Крофт, пистолет нацелен, глаза пылают жаждой мести. – Причина, по которой «Бексли букс» не лопнуло до слияния, – это инициатива Джоша сократить штат на тридцать пять процентов. Я возненавидела его за это. Такое хладнокровие. Вы даже не представляете, каким он может быть. Но это означало, что другие сто двадцать человек не потеряют работу. Будут выплачивать ипотеку. Так что не смейте выдумывать, будто он ничтожество! И мне достоверно известно, что Джош был незаменимым во время переговоров о слиянии. Один из корпоративных юристов говорил мне на кухне, что он, цитирую, «чертов упертый осел». – Похоже, меня понесло. Я будто очищаюсь от чего-то. – Его босс, который содиректор только по должности, – толстая, склизкая жаба – помешан на медицинских предписаниях, он едва способен сам шнурки завязать. Джош заправляет всем. Мы оба. – Я смотрю на сидящих за столом. Джош запускает пальцы под пояс моих джинсов. – Простите, что устраиваю сцену. Вы все мне симпатичны. За исключением вас. – Я сурово смотрю на Энтони. – Я провела с Джошем больше времени, чем любой из сидящих здесь, и должна сказать: вы не знаете, кто у вас есть. У вас есть Джош. Он странный, с ним трудно. Половину времени я его ненавижу, и он меня бесит, – очевидно, это наследственное. Вы посмотрели на меня точно так же, как Джош при нашей первой встрече. Сверху донизу, а потом – в окно. Вы все обо мне знаете? Вам и о нем все известно? Я в этом сомневаюсь. – Я пытался дать ему толчок. Некоторых людей необходимо подталкивать, – говорит Энтони. – Нельзя действовать двумя противоположными способами. Невозможно совершенно пренебрегать человеком и в то же время смешивать с грязью его выбор. Энтони поднимает руку ко лбу и потирает его, как будто у него разболелась голова. – Мой отец давил на моего младшего брата. – И как ему это нравилось? Энтони отводит глаза. Не слишком убежденный, я полагаю. – Он не стал врачом. Из-за этого. – (Энтони таращится на меня.) – Но я хочу, чтобы вы кое-что поняли. Джош мог бы, если бы захотел. Он мог бы стать кем угодно, если бы только захотел. Тут нет никакой ошибки. И дело не в том, что он недостаточно хорош. Это его выбор. Я со вздохом сажусь. Минди и Патрик переглядываются с разинутыми ртами. Черт, все люди вокруг пораскрывали рты. Я слышу, как кто-то начинает аплодировать, потом поспешно останавливается. – Простите, Элейн. – Я делаю большой глоток чая, едва не обливаюсь им. Руки у меня трясутся. – Не извиняйся за то, что так защищала его, – слабо отвечает она. Полагаю, под «так» она подразумевает – как разъяренная львица. Я набираюсь храбрости и смотрю на Джоша. У него вид совершенно контуженный. – Я… – Энтони умолкает, и я направляю на него свой самый лучший взгляд. Тот же испепеляющий, бесстрастный взгляд, каким я смотрела на его сына уже тысячу раз. – Я… кхе… – Он прочищает горло и смотрит на свой нож и вилку. – Да, доктор Темплман? Поделитесь с нами? – Ну я и нахалка. От такой дерзости дух захватывает. – Я мало что знаю о твоей работе, Джош. У всех челюсти отпадают еще ниже. У меня – нет. Он такого удовольствия не дождется. Я смотрю ему в глаза и мысленно вонзаю ржавый рыбный нож ему в кишки. Вскидываю бровь. – Мне… было бы интересно поговорить с тобой об этом, Джош… Я перебиваю его: – Теперь, когда вы знаете о его успехах? Знаете, что он почти наверняка получит должность главного исполнительного директора крупного издательского дома? Вам будет о чем рассказать приятелям за гольфом. – Сквош, – говорит Патрик в сторону, обращаясь ко мне. – Он играет в сквош. Наверное, Энтони в жизни своей не получал такой головомойки. Он не способен вымолвить ни слова. Это замечательно. – Вы должны любить его и гордиться им, даже если бы он занимался разборкой почты. Даже если бы он был безработным, сумасшедшим и жил под мостом. Мы уезжаем. Элейн, для меня знакомство с вами было большим удовольствием. Минди, Патрик, еще раз примите мои поздравления, наслаждайтесь медовым месяцем. Простите, что устроила сцену. Энтони, все это была правда. – Я встаю. – Теперь мы смоемся отсюда, как Тельма и Луиза. Джош поднимается и идет поцеловать мать в щеку. Она беспомощно хватает его за запястье. – Когда мы увидимся? – Элейн смотрит на Джоша, но и на меня тоже. Я замечаю, как напрягаются скулы Джоша, и почти слышу отговорки, которые вертятся у него на языке. Он хочет выйти из поля зрения всей семьи Темплман сразу, исчезнуть с экранов их радаров. Следующая сказанная мной фраза удивляет меня саму. Особенно если учесть, что я только что распрощалась со всеми. – Если вы приедете в город в ближайшее время, мы с удовольствием пообедаем с вами. А потом можем сходить в кино. Энтони, вас мы тоже приглашаем. – (Его челюсть, которая и без того уже отвалилась, начинает покачиваться на ветру.) – Но только если вы готовы вести себя цивилизованно и начать новое знакомство со своим сыном. Думаю, вы понимаете, больше на него злиться нельзя. Это позволяется только мне, потому что ему так нравится. – Нам с тобой нужно кое-что обсудить. На улице. Сейчас. – Элейн встает на ноги и указывает на французскую дверь, ведущую в сад. Энтони выглядит как человек, идущий на виселицу. Разъяренную львицу себе под стать я могу узнать с первого взгляда. Я беру Джоша за руку, и мы извилистым путем покидаем своих обомлевших зрителей. – Бесподобно! – говорит мне кассир. – Леди, это было лучше, чем в театре. Я забираю наши вещи у администратора – к счастью, на этот раз не у той похотливой блондинки. А то я могла бы снести ей башку ударом наотмашь. Идя в ногу, мы с Джошем покидаем холл отеля, как два окружных прокурора – борца за справедливость в телесериале. Я прошу служителя подать машину. – Ладно, давай обсудим это. Я только что устроила невероятно постыдную сцену. Вижу, что люди, ожидающие такси, переговариваются обо мне. Я стану героиней двадцати разных переложений «Инцидента в ресторане». Джош поднимает меня с земли и говорит: – Спасибо тебе. Большое тебе спасибо. Когда мы целуемся, раздаются аплодисменты. – Ты не сердишься, что я заступилась за тебя? Мальчики в этом не нуждаются.