Уж казать и взором я тебе не смею, Ах! ни воздыханьем, как люблю. Все любовные знаки в сердце заключенны, Должно хлад являли и гореть. Мы с тобой, драгая, вечно разлученны, Мне тебя осталось только зреть. Жизнь мою притяну пременил рок в злую, Сладость обращенна в горесть мне; Только ныне в мыслях я тебя целую, Лишь с тобою говорю во сне. Где любови нашей прежние успехи, Где они девалися, мой свет! О печально сердце, где твои успехи! Все прошло, и уж надежды нет!* Молча сидели в каюте корабля Юлия и Алёна, слушая, как за дверью для них кто-то пел и играл на гитаре... -Милый сударь, - прислонилась к запертой двери Алёна, когда песня закончилась. - Выпустите нас, пожалуйста? Мы можем заплатить! Выдержав длительную паузу, мужчина за дверью всё же ответил: -Сейчас выпустят, познакомитесь с ещё одним милым! -Грубиян, - отошла от двери Алёна, и ту, действительно, в ту же минуту открыли. В каюту вошло несколько мужчин, среди которых был полный, низкорослый, с немытыми длинными волосами. С отвращением и сморщив носы, сёстры проследили за тем, с каким важным видом он сел к столу и взял лежащие там карты. -Играть любим, детки? А впрочем, - не стал дожидаться он ответа девушек. - Здесь мало чем можно будет заняться. Одно точно, разлучить вас придётся, иначе это помешает делу. -Какому ещё делу? - вопросила Алёна, еле сдерживая возмущение. - И куда направляется Ваш корабль? -Нам бы поговорить с капитаном, - несмело добавила Юлия, и человек за столом засмеялся: -А чем я не капитан? Разве не похож?! Сёстры молча переглянулись и прочитали в глазах друг дружки одинаковую тревогу. Они предчувствовали, что похищены, что корабль держит курс никак не на встречу с Гаспаро и Фабио. -Мне кажется, я знаю, кому из этих красавиц повезёт, - подтвердил их подозрения капитан. Он достал из колоды карт червонного туза и указал им на Алёну: -Вот эту можете забрать в лодку. Её характер никак не подходит для дела. Сговариваться будет трудно. За неё ничего не дадут. Она всё одно ничего не знает, пусть плывёт... -Что?! - возмутилась та и в миг оказалась подхваченной за предплечья. - Да я на вас всех армию пошлю! -Вот именно поэтому ты отправишься прочь, - засмеялся капитан и встал, указав на вздрогнувшую от его жеста Юлию. - На палубу! Пусть попрощается с подругой. -Вам придётся расплачиваться за это! - крикнула Алёна, пока её с сестрой вели на палубу. Юлия с холодившим страхом наблюдала, как Алёну заставляли садиться в лодку, что опустили на воду. Один из моряков сел грести к берегу, и Алёна обратилась к прильнувшей к бортику сестре: -Нас найдут, спасут! Отомстят! -А пока ищут, прошу пройти в новую опочивальню, - встал подле Юлии одетый в аккуратный костюм и треуголку молодой господин. Юлия окинула его взглядом и повернулась спиной: -Что бы за планы ни были, ничего у вас всех не выйдет. Всем известно, что мы были в обществе одной дамочки, а там отыщут и вас. -Сударыня, - хлопнул в ладоши господин и ласково улыбнулся. - Мы не могли упустить шанс завладеть таким сокровищем, видя трёх прелестных красавиц. Увы, одна сбежала, так что на корабль попали только вы обе. Мы давно наблюдаем за вашим домиком с прелестницами. -Хватит болтовни! - подошёл к ним капитан и строго воскликнул тут же явившимся двум морякам. - Убрать её в трюм и хорошенько следить! Будет перечить, бросить к остальным! Те только кивнули, подхватив Юлию за предплечья, и потащили за собой. И как только её связали, оставили в трюме совершенно одну в кромешной тьме, воспоминания у Юлии тут же закружились в голове... Она вспоминала, как любовница Льва Азарьева оставила её с Алёной одних, но почему-то сомневалась, что именно она всё подстроила... Куда шёл данный корабль, кто все эти люди, что ждёт — вопросы мучили, а страх рос... * - А. П. Сумароков Глава 38 Я в пустыню удаляюсь От прекрасных здешних мест; Сколько горестей смертельных Мне в разлуке должно снесть! Оставляю град любезный, Оставляю и того, Кто на свете мне милее И дороже мне всего. Пременить нельзя предела, Нельзя страсти истребить. Знать, судьба мне так велела, Чтоб в пустыне одной жить. В тех местах уединенных Воображать буду тебя. О надежда мыслей пленных! Ты тревожишь здесь меня. Повсечасно буду плакать