— Я почтиии… боже мой! Андрей… Андрюша… сильнее, ммм! — он глушит мой вой поцелуем. Оргазм разрывает меня на части. Огромный член распахивает интимные мышцы, раскрывает изнутри. Мне до одурения круто. — Не могу… пиздец… прости… — он делает последние толчки, изливается внутрь, — сука… Анютка, ты лучшая… ох… аж в ушах зазвенело. Хихикаю, жмусь к Андрею. Меня, как магнит, притягивает его внутренняя мужская сила. Не болтун, человек дела. Порой молчаливый и даже угрюмый. Но в постели безумный, порочный, сильный. Наутро я просыпаюсь с первыми лучами солнца. Лёши уже нет, кресло-кровать заправлено и собрано. Мне вдруг становится стыдно. Он волновался обо мне, тогда в душе. Сдерживал себя. А я… так просто отдалась Андрею. Мужчины уже на кухне. Помогают дедушке с завтраком. Валера сидит, качается на стуле. — Доброе утро! — пищу, Андрей мне подмигивает. — Доброе, доброе, дочка, как спалось? — хихикает дедок. Краснею. Нас все слышали? На лице брюнета ни одной эмоции. В чем дело? — Лёш, привет! — не нравится мне его поведение. — Утречка, — сухо отвечает мужчина и отворачивается. Упс! По-моему, в нашем трио наметились проблемы. Мне очень неловко. Кажется, что я предала Лёшу. Он такой ласковый, как котик. Заботливый. А я… блин. Между нами с Андреем этой ночью случилось что-то невообразимое. Ни с кем у меня такой бешеной химии не было. Но Лёша… он ведь вызывает во мне похожий отклик. И если ему больно, то мне тоже… Пока мы завтракаем, Андрей задаёт какие-то вопросы дедульке, тот охотно отвечает. Потом мы переодеваемся, загружаем наши лыжи на багажник дряхлой «четверки». Садимся в машину. Семен Ильич, так зовут дедушку, и Андрей на передние, а мы на задние сиденья. Лёша по-прежнему очень холоден со мной. Это душит, мне плакать хочется. Я чувствую себя предательницей. — Ничего, через пять минут приедем в ваши «Петушки», — бодро рапортует старичок. — Лёш, все хорошо? — тихо спрашиваю. — Да, а что? — его равнодушный голос режет без ножа. — Хочу поговорить. Он молчит, лишь пожимает плечами. Дедуля подвозит нас к главному корпусу. Ещё очень рано, основная масса отдыхающих спят. Андрей крепко меня обнимает, целует. А брюнет даже не смотрит. — Вы заезжайте, если хотите. Веселые ребята, — он окидывает взглядом нас троих, — и не ссорьтесь. Непростые у вас отношения, но крепкие, я вижу. — Спасибо вам! — искренне благодарю. — Приезжай с наследником, дочка. Познакомлю тебя с моей Людмилой, может, подружитесь, — подмигивает старичок, — и мужиков своих привози. Зимой у нас красиво, но летом вообще загляденье. В речке искупаться можно, по грибы сходить. Крепко его обнимаю. Он не дал нам замерзнуть. Обогрел, накормил. Всё-таки наши люди самые душевные на свете! Мужчины снимают лыжи. — Валерон, — басит Андрей, пристально глядя на меня, — пойдем, вернем инвентарь. Нас потеряли, небось. Заодно расскажу, как стать мужиком и лучшую птичку в сети поймать. — Пошли! — воодушевляется дрищ и следует за бородачом. Дедуля уезжает. Мы с Лёшей остаёмся вдвоём. Неловкость зашкаливает. — Пойдем, — он разворачивается и быстрым шагом топает к домику. — Лёш! — бегу за ним. Молчит. Хватаю его за руку. — Подожди! — Ну что такое? — устало спрашивает. — В чём дело? — умоляюще гляжу на него, — ты всё утро как в воду опущенный! Я… беспокоюсь! — Правда? — выгибает бровь, — когда с Андрюхой трахалась ночью, тоже беспокоилась? Он ревнует? Слова Лёши, словно пощёчина. Неужели это так отвратительно? Опускаю взгляд, шмыгаю носом. — Прости, — он быстро подходит ко мне, — хуйню сморозил. Прости, помпончик. Я идиот… просто… Но слёзы уже не остановить. Это было обидно. Я вдруг почувствовала себя последней шлюхой. Пытаюсь отстраниться, но брюнет меня не отпускает. — Не плачь, Аня… я кретин. Просто ты рядом с ним такая… аж светишься. Я в себе неуверен пиздец. Такая девочка… ты ведь лучшая, Ань. Хочу быть важным для тебя. — Я и рядом с тобой такая. Вы оба мне нравитесь, — всхлипываю, — оба важны. И если вы будете из-за меня ссориться… — Прости… пожалуйста, — он поправляет мою съехавшую шапку, берет лицо в руки, — у тебя слезы на щечках замёрзнут. Ну? Лёша заглядывает мне в глаза. Выглядит совсем виноватым. Вся моя обида в миг проходит. Но просто так я это не оставлю! Отхожу. — Думаешь, одним извинением отделаешься? Он смотрит на меня. Такой красавчик! Лёша очень привлекательный. Разворачиваюсь, иду к ближайшему сугробу. Беру горсть снега в руку. — Аня, что ты… — брюнет договорить не успевает. Хрясь! И плотный снежок влетает в его лицо. Поделом. Мужчина ошарашенно глядит на меня. Потом стряхивает снег. — Ну всё, хулиганка! — рычит, подбегает. Мы начинаем кидаться снежками. Вся неловкость мгновенно исчезает. Задорно смеёмся, уворачиваемся от метких и не очень бросков. Спустя минут пять оба уже все в снегу. Он всюду: на лице, за воротниками, в волосах. — Иди-ка сюда! — Лёша хватает меня, обнимает и мы вместе падаем в белый сугроб. Начинаю бултыхаться. Но мужчина крепко держит. — Я влюбился, Ань. Как безумный, одержимый, — чмокает меня в губы, — прости! Ты нужна мне! — Ладно, — приникаю губами к ледяному носу Лёши, — на первый раз прощаю. Но чтобы я больше такого не слышала. — Как скажешь, мой помпончик, — он впивается губами в мои. — Ну что, всё выяснили? — Валерон и Андрей возвращаются, — вижу, что да. Погнали, лыжные ботинки тоже сдать надобно. Он знал? Бородач помогает нам подняться. — Ну что, айда в домик? — подмигивает Андрей, — у нас ещё дела есть с Анечкой. — Эм… — Валерон мнется. — Так! Я тебе сказал! — гремит мужчина, — всё сделаешь и тогда встанешь на путь нормального мужика. Нет, и всю жизнь будешь под мамкиной юбкой прозябать. — Я подумаю… — гундосит Валера, как вдруг со стороны главного въезда слышится вой сирен. Мы все разворачиваемся. Две полицейские машины подъезжают, из одной вываливается грузная маманя Валеры и бежит к нам. — Сыночек! Милый! Ах вы! — она наступает на мужчин, — похитили моего мальчика! Товарищ милиционер! — Мы полицейские, — устало потирает нос немолодой мужчина в форме, — вы сына нашли, с ним все нормально… мы поеха… — НЕТ! — верещит она, затем злобно зыркает на меня, — это ты всё! Окрутила мальчика моего! — Мам… — пищит айтишник. — Ведьма! — рычит тётка. — Так, стоп! — гаркает Андрей, — девушку нашу не трогайте!