Сон обрывается внезапно. Я не знаю, что именно вызывает пробуждение: приятный аромат еды, дразнящий рецепторы, или резкие звуки, доносящийся откуда-то из соседней комнаты. Зевнув, тру веки и бегло оцениваю окружающую обстановку. За окном солнечно, значит, уже наступило утро. Ранеля в постели нет, однако отчетливо слышится его недовольный голос: – Марат, я же тебе сказал, что больше не буду работать с этим хипстером. Он ссыкло и мудила. Чуть всю операцию не запорол. Да мне похуй, чей он кореш! Бизнес есть бизнес. Я не хочу огребать за чужие косяки. Мгновенно настораживаюсь. О чем вообще речь? Какой еще бизнес? – Сколько? – демон испускает утомленный вздох. – Я спрашиваю, какой мой процент? Не-е-ет, братан, как обычно не канает. Если хочешь, чтоб я нянчился с твоим пацаном, то повышай ставки. А с такого это, блядь, перепуга! Риск выше, значит, и бабок должно быть больше. Учебники по экономике читай. Меня охватывает волнение. Я плохо понимаю смысл подслушанных слов, но интуиция истерично вопит о том, что тут что-то нечисто. Проценты, риск, деньги – как-то это все непохоже на разговор рядового автомеханика… Соскочив с кровати, я быстро натягиваю нижнее белье и, подобравшись ближе к двери, напрягаю слух. Но Ранель, как назло, понижает голос. Теперь до меня долетают лишь обрывки фраз, из которых довольно сложно собрать единый паззл. Там что-то про Порш Кайен, гараж и удочку… Какой-то бред, если честно. Внезапно голос Измайлова стихает, и через секунду в дверях спальни появляется он сам. Я аж вздрагиваю от неожиданности и испуганно хватаюсь за сердце. – Проснулась, Шахерезада? – демон обворожительно улыбается. Сейчас его тон совсем не тот, каким был минуту назад. Гораздо более мягкий и спокойный. – Ага, – киваю я, бегая по нему глазами. – А ты… Ты давно встал? На Ранеле лишь низко сидящие спортивные брюки. Крепкий накаченный торс обнажен. Многочисленные татуировки в свете утра кажутся поистине магическими. – Не очень, – он хватает меня за руку и тащит на кухню. – Пошли. Я завтрак приготовил. Завтрак? М-м-м… А вот это уже интересно. Стол накрыт в лучших традициях киношной романтики. Глазунья, жареные тосты с ветчиной и апельсиновый сок в высоких прозрачных бокалах. – Ты сам это приготовил? – с сомнением кошусь на еду, при виде которой призывно урчит в животе. Я всегда думала, что делать завтрак – это чисто женская прерогатива. Даже представить не могу, чтобы мой отец проснулся утром и встал у плиты. Для нашей патриархальной семьи это было бы полнейшим нонсенсом. – Да, я сам пожарил яйца и нарезал хлеб, – иронизирует демон. – Я вообще парень самостоятельный. Что мне особенно нравится в Ранеле, так это отсутствие гендерных стереотипов. Особенно в быту. Я знаю его не так долго, но уже поняла, что ему совершенно не в тягость помыть посуду, протереть пол или выбросить мусор. Несмотря на разгильдяйский характер, он довольно аккуратен. А в его квартире всегда царит идеальный порядок. Возможно, кто-то посчитает такое поведение нормой, но для меня, говоря по правде, это приятный сюрприз. Ведь в моей культуре мужчины не имеют никакого отношения ни к уборке, ни к готовке. В их представлении, это чисто женская работа. – С кем ты говорил по телефону? – любопытствую я, с аппетитом надкусывая хрустящий тост. – С начальником, – коротко отвечает Ранель. М-да. Где это видано, чтобы начальство крыли матом? – Из автосервиса? – Угу. – У вас довольно неформальное общение, не так ли? Демон перестает жевать и подозрительно щурит веки: – Ты что-то слышала? – Немного, – пожимаю плечами. – Ты что-то говорил про хипстера, с которым не хочешь больше работать. – Да, есть там у меня один напарник-гондон. Все время лажает. – Лажает в плане ремонта машин? – уточняю я. – Ну да, – роняет непринужденно. Я коротко киваю, хотя его слова совсем не вызывают у меня доверия. Ранель явно темнит. И я пока не могу понять, почему. Глава 31. Ранель Двенадцать лет назад. После всего, что мы с мамой пережили, возвращение в стены храма могло бы стать приятным событием, но удача, увы, так и не перешла на нашу сторону. Прошлое оставило слишком яркий отпечаток. Слишком многое за собой повлекло. Едва мы перешагиваем порог храма, как к нам липнут холодные осуждающие взгляды. Никто из тех, кого мы встречаем на пути, не улыбается и не спешит нас приветствовать. Неужели уже забыли? Ведь и года еще не прошло… Нервно теребя подол длинный выцветшей юбки, мама подходит к Аксинье, продавщице из иконной лавки. Раньше они были довольно дружны. Даже вместе по вечерам на реку ходили. – Ася, здравствуй, – негромко произносит мама. – Как у тебя дела? В ответ женщина плотно поджимает губы и, сделав вид, что не расслышала вопроса, демонстративно отворачивается в другую сторону. Мы с мамой непонимающе переглядываемся. Это очень странное поведение. Раньше Аксинья всегда была милой. – Ася, что с тобой такое? – вновь подает голос родительница. – Ты не признаешь меня, что ли? – Оля, поди прочь, – сухо отзывается женщина. – Не мешай торговать. Мама в растерянности озирается. Никого из прихожан тут нет. Пусто. – Что вы несете? – не выдержав, вмешиваюсь я. – У вас от силы два покупателя в день бывает! – Ольга? – неподалеку раздается мужской голос. По направлению к нам торопливо движется Александр Владимирович, здешний эконом. Подол его черной рясы развевается на ходу, а на лице царит негодующее выражение. – Что ты здесь делаешь? – понизив голос, он оглядывается по сторонам. Будто в том, что он общается с моей мамой, есть что-то постыдное. – Здравствуйте, Александр Владимирович, я к вам пришла, – мама силится улыбнуться. – Поговорить хотела. – Нам не о чем с тобой говорить, Ольга! – строго отрезает он. – Уходи по-хорошему. Не срами святое место. – Но… Почему? – родительница всплескивает руками. – Почему вы так со мной разговариваете? – А то ты не знаешь! – мужчина хмурит густые брови. – Дурочкой-то не прикидывайся! – Я… Я правда не понимаю… Эконом испускает утомленный вздох, а затем хватает ее за локоть и тащит в сторону своего кабинета. На меня внимания никто не обращает, поэтому я просто молча плетусь следом. – Оля, зачем ты пришла? – мрачно интересуется он, захлопнув дверь. – Александр Владимирович, я хотела у вас пожить немного, – дрожа всем телом, выпаливает мать. – До тех пор, пока новую работу не найду. Со старой у меня не сложилось… – Какую еще работу? Да в нашем городе тебе никто руки не предложит, не то что должность! – восклицает он. – Кто в здравом уме захочет связываться с воровкой?! – С воровкой? – родительница произносит это слово так, будто впервые его услышала. – Оль, все уже в курсе, почему у тебя с прежней работой не сложилось. Алсу Каримова рассказала, как ты у нее фамильные украшения воровала и в ломбард за бесценок сдавала, – брезгливо бросает Александр Владимирович. – Честно говоря, не ожидал от тебя такого! Мама пребывает в полнейшем смятении, а я делаю шаг вперед: – Это ложь! Мама ничего не брала у Каримовых! – А тебе вообще слова не давали! – рявкает эконом. – Знай свое место, малец! – Александр Владимирович, это какая-то ошибка, – лепечет родительница. – Воровством я отродясь не занималась… Это же грех большой… – Оля, хватит! К чему этот спектакль?! – на лице мужчины проступает отвращение. – Какой резон уважаемой женщине возводить на тебя поклеп? В правдивости слов Алсу Каримовой никто сомневаться не посмеет! А вот тебе отныне веры нет! Надо было думать, когда чужое брала!