— Убери, сука, пока я не засунул её тебе в глотку! Громов взревел, наклоняясь к испуганно хлопающему глазами другу, безумно блуждая взглядом по лицу и яростно шевеля ноздрями. Тёма затушил бычок о что-то мягкое, скорее всего об свою же подушку. И покорно сложил руки в гармошку, сцепив между собой. — Макс, может расскажешь нам, что случилось? — Боря говорил мягко, как санитар с буйным пациентом из психушки, уговаривая проглотить таблетку. — Мне пиздец. Громов обвёл взглядом комнату, кивнул сам себе и вылетел из спальни, шандарахнув дверью так, что над косяком посыпалась штукатурка. — Он что, ректора отымел что ли, что за бесы в него вселились, в самом деле! — Боря недоуменно посмотрел на Тёму. Тот лишь пожал плечами и потянулся к пачке с сигаретами. *** Невыносимо стучало в висках. Он всё испортил. Не так он себе всё это представлял. Хотя, если по правде, то он вообще себе ничего не представлял и не строил никаких планов. Просто тупо много думал о ней, нюхал чёрную маленькую сумочку и дрочил после этого в ванной. Иногда не в ванной. Да он много где дрочил, какая разница! Громов бесил сам себя. Хотелось разделиться и набить себе морду. И совершая последний пинок, доходчиво донести до валяющегося харкающего кровью тела, что бы он не смел к ней приближаться. Никогда не подходить даже на десять метров. Даже на сотню. Не под-хо-дить. Он тупо брёл по заснувшему общежитию, не разбирая дороги. Тёмные волосы небрежно торчали в разные стороны, и общий внешний вид был довольно потрёпан. Если бы кто увидел, не признал. Он всегда выглядел безупречно, под стать высокому положению в обществе. Сейчас же он был ничем не лучше бомжа. Но было настолько плевать, что становилось страшно. Уже светало, а он так и не ложился. Даже не смыл её запах с себя. Одурманенный Ромашкиным ароматом шатался по коридорам, словно пьяный. Вдыхал её в лёгкие и вспоминал. Прокручивал в голове раз за разом события этой ночи. Неимоверно хотелось вернуться в прошлое и всё исправить. Открутить на несколько часов назад, послать Ромашку на хер и уйти спать. Ещё там, в кабинете. А лучше прямиком отправиться к ректору и сообщить, что бы та шла куда подальше со своими дополнительными обязанностями. Вот только сделанного не вернуть. Ноги сами принесли его на то место, где он лишил невинности заучку. Грязно лапал, облизывал, трахал. Вбивал её в стену и в целом вёл себя как животное. Как ты докатился до такого, Громов? Ты что, лишённый какого-либо интеллекта зверь, или всё-таки человек? Тогда где твои мозги, Максим? Где аристократическая стальная выдержка? Где хоть чуть-чуть, самую каплю рассудка? Он спрашивал сам себя и не находил ответа. Его просто не было. Не существовало. Коридор хранил молчание и ничего не указывало на то, что тут произошло. Нет кровавых капель, которые до сих пор маячили перед глазами. Ромашова избавилась от них. Даже в такой ситуации всё сделала правильно. Понимание стучало в дверь, но он отдал приказ не впускать его. Ясен хрен, что это грёбаный качок всему виной. Если бы его не существовало, ничего не произошло бы. Или произошло? Мало таких Смирновых по универу что ли ходит, как же глупо сваливать свой конченный поступок на других. Даже не сметь оправдывать себя, это ещё более жалко, чем помятая рубашка и его общий вид. Громов облокотился о стену и устало прикрыл веки. Он всё исправит. Он обязан. Вот только как? *** Еле подняв своё тело с кровати, Громов привёл себя в порядок. Натянул на лицо непроницаемую маску и отправился на завтрак. Жизнь бурлила вокруг, студенты наполняли коридоры и радовались новому дню, беззаботно стекаясь в столовую. Усевшись между Тёмой и Заболотиным, Громов непринуждённо взял вилку и стал есть. Друзья молчали, а Максим медленно пережёвывал омлет. Запил соком, отправил новую порцию в рот. Молчание затягивалось, и казалось, сидевшие по обе стороны, приятели превратились в истуканов. Смотреть на них или разговаривать не хотелось, но и сидеть, как на подиуме тоже. — Да твою мать, я в норме! Максим со стуком поставил стакан на стол, отчего жидкость расплескалась на скатерть, оставив жёлтые пятна. — А что это тогда вчера было? Буду не против, если объяснишь, — Боря отмер и перестал сверлить друга взглядом, продолжив завтракать. Громов затолкал в рот побольше бекона, и продолжил жевать, стараясь как можно медленнее двигать челюстями. — Странный ты какой-то, — вздохнул мулат, бросая косые взгляды на Максима. Ромашова не пришла на завтрак. И почему он не удивлён? За столом у окна сидели её дружки. Рыжий с набитыми щеками размахивал руками, что-то бурно рассказывая. Максим мог поклясться, что заметил, как из уродливого рта вылетело нечто и приземлилось прямиком на макушку Глеба. Они не косились на Громова, это значило, что Ромашова им ничего не рассказала. Ржали, ели и пили. Ничего нового. Только не хватало её. Вечно укоризненного взгляда, которым одаряла рыжего, когда тот вёл себя как баран. Стопки книг, которые она везде с собой таскала, выстраивая пирамиды и зарываясь так, что виднелись только каштановые патлы. Носилась за своими идиотами словно мамаша, читая нотации. Вечно задирала свой нос и учила жизни других. А когда вскидывала руку, стоило преподавателю лишь открыть рот, хотелось намотать на кулак растрёпанное нечто, что у нормальных людей называлось волосами, и уебать о парту. И с наслаждением смотреть, как она захлёбывается в собственных кровавых соплях. Вот только это будто с прошлой жизни. Он помнил её такой настолько ярко, что вдруг понял. Такой Ромашовой больше нет. Есть другая, более усовершенствованная версия. Может она летом прошла исправительную школу, где из зануд мастерят нормальных девчонок? Интересный вариант, надо будет поинтересоваться, когда они в очередной раз сядут пить чай. Похохочат вместе над тем, как Громов по- дружески присунул ей в коридоре, обсудят последние сплетни и, стукнувшись кулаками, разойдутся по гостиным. Сука. Сука, сука, сука. Как же паршиво. Где её носит? Сидит в своей спальне, ничего не жрёт и рыдает в окружении груды смятых салфеток? Она настолько стала непредсказуема, что размышления, а-ля «как всё исправить», утыкались в тупик. Ромашова элементарно выглядеть стала по-другому. Изменения заметил даже Боря, ещё когда они наблюдали, как она засасывает Смирнова. Волосы не торчали в разные стороны, а одежда не походила на одеяние нищенки, придерживающейся целомудрия. А нежные черты лица так сочетались с хрен знает откуда взявшейся дерзостью, что хотелось засунуть Ромашку в карман и утащить к себе. Забрать, завладеть, поставить у изголовья кровати и любоваться каждый грёбаный день. Осознание того, что он жевал бекон как жвачку уже несколько минут подряд стукнуло по голове. Громов гипнотизировал стол друзей Ромашовой, опустевший хрен знает какое количество времени назад. Навязчивая мысль найти Лизу и объясниться цеплялась всё настойчивей, продалбливала стену сомнений и расковыривала по крупинке груду отговорок. Подобрав остатки собственной ничтожности и беспомощности, Громов отправился следом за однокурсниками. Учёбу никто не отменял, и срать все хотели на то, что он пытался склеить себя по кусочкам. Глава 18 На общую лекцию по истории для всего потока Ромашова тоже не явилась. Где Ромашова? Почему все ведут себя так, будто ничего не изменилось и все были на месте? Ромашова всегда присутствовала абсолютно на всех, без исключения, занятиях. Где она? Подойти и спросить Глеба что ли. А какой предлог придумать? Громов с остервенением чиркал по тетради, представляя, что располосовывает похотливые конечности Смирнова. Где Ромашова? Где? Впервые в жизни отсутствие заучки ощущалось удручающим ущемлением в груди. Паулина назойливо вертелась рядом, посылая похотливые импульсы, и вертела задом, как потаскуха. Громов боролся с желанием схватить её за башку и стукнуть об стол. *** Громов занял наблюдательный пост под лестницей возле столовой. За весь день он так её и не увидел. Ужин подходил к концу, и он молился всем существующим и не существующим богам, чтобы поймать кого-нибудь из окружения Ромашовой в одиночестве. Желательно рыжую. Но боги послали его в ад, где ему самое место. Рыжая вместе с братцем и дружком под руки выплыли из зала, и, весело переговариваясь, ушли в закат да сука, что делать то… — Привет, что ты здесь делаешь? Блуждающий в облаках голос заставил подпрыгнуть на месте. Боги, откуда она тут взялась, через стены что ли научилась ходить? Полина стояла рядом и смотрела на Максима из-под розовых очков, и лыбилась, будто лучшего друга встретила. — Дрочу на прохожих. — А ты забавный, — хохотнула она, по-дружески хлопнув Максима по плечу. Она же тоже её подруга, чёрт, а это шанс... — На самом деле я прячусь от Паулины, у неё вдруг началась паховая чесотка, и она ходит за мной и клянчит мой член, а я не могу уже, и так стёр его до кровавых мозолей. Сука да что ты несёшь, спроси про Ромашову! — А мне показалось, что ты кого-то ищешь, — Полина склонила голову набок, изучающе сканируя нервно поддёргивающееся лицо парня. — Где Ромашова? — на одном дыхании выпалил Максим и замер, перестав дышать.