Она стала навязчивым образом, постоянным жителем его мыслей. Её глаза, когда не выражали глубокое презрение, были несравнимы даже с самым сладким сном. Они отражали радость, непонимание, или злобу, не важно. Они отражали её суть. Особенную, неповторимую, притягательно-желанную. В которой хотелось растворится. Зарыться с головой и остаться там навсегда. Одним своим присутствием она оживляла воздух вокруг себя, заставляя миллиарды частичек атомов кружиться вокруг него по кругу. Дёргали за ниточки чувств, оживляя одну эмоцию за другой. Он послал ей букет цветов. Просто не смог противостоять своим навязчивым мыслям, бьющим по сознанию, словно молоток, отбивающий нескончаемый звон. Он долбил как по раскалённому железу, впиваясь каждым ударом в сознание, мысли, саму душу. Хотелось услышать её. Ощутить волнение, радость, её звонкий смех. Даже если это произойдёт на расстоянии. Даже если воочию не увидит её реакции, он будет точно знать, что она хотя бы улыбнулась. Что он вызвал в ней чувство, пусть даже не зная, кому оно адресовано. Он будет знать, что у неё есть что-то от него. Сама мысль о том, что цветы стоят рядом, пока она спит, грела душу. Этого было достаточно. Достаточно, чтобы хотя бы на время усмирить переполнявшие чувства, так яростно рвущиеся наружу. Многогранный вихрь эмоций подкидывал. Приземлял. Опустошал сознание. Проникал длинными щупальцами в самое нутро, направляя электрический заряд в самые оголённые места, накаляя их до предела. Он чувствовал падение. С каждым часом, минутой, секундой он падал все глубже. И сопротивляться было бесполезно. Или он просто этого не хотел. *** — В десятый раз вам повторяю, это не я! — устало повторял Тёма. Громов с Заболотиным устроили другу допрос в гостиной общежития в перерыве между занятиями. — Я даже не знаю, что это такое, — добавил Нагаев, чуть отворачиваясь, пряча улыбку. — О, я не сомневаюсь, святой Артемий, — прищурившись протянул Громов, — Мне было бы абсолютно насрать, если бы не мне это дерьмо пришлось разгребать. Хоть весь универ хуями изрисуй, но не сейчас. — Да не я это, — устало запустил руку в темные волосы Тёма, — Я сам офигел. Мне бы такое даже в голову не пришло. Как они это сделали? Что это за краска такая? — Если не ты, то кто мог это сделать, представления не имею. И мотивы непонятны. Просто повеселить народ и позлить ректора? — Да пофиг если честно, — устало вздохнул Боря, — Ты как, готов к патрулированию с Ромашкой? Подфартило тебе с напарницей конечно. Но если бы мне разрешили в любое время бродить по универу и покидать его пределы, я бы согласился это делать даже с ней. Боря мечтательно закатил глаза, завистливо глядя на Громова. — Я как-то об этом даже не думал, — задумчиво ответил Максим, глядя куда-то сквозь друга. Он думал не о привилегиях. Он думал только о том, что скоро увидит её. Будет находиться рядом с ней. У них была совместная задача и им придётся разговаривать, обсуждать и выдвигать предположения вместе. В гостиной раздался громкий хлопок, отчего все присутствующие вздрогнули. — Громов, тебе сообщение от ректора, — пискнула, смущаясь Чеслава, протягивая тощей рукой свёрнутый кусок бумаги. Громов взял послание и развернул: Максим, для вас и Елизаветы готов кабинет на шестом этаже, первая дверь справа. Кабинет давно пустовал, но сейчас там наведён порядок и предоставлено всё, что нужно для работы. Два ключа для вас и Лизы под ковриком. Нужные бланки уже предоставлены. Начнёте патрулирование сегодня после отбоя, дальнейшее расписание обговорите с Ромашовой, главное условие — выходить на патруль один раз в неделю. Спасибо и удачи. — Очаровательно, — пробормотал Громов, лёгким движением руки отправляя скомканную бумагу в мусорное ведро. *** Остаток дня пролетел незаметно. Между учёбой и общением с друзьями ничего интересного не произошло. Паулина так же липла к нему, как и раньше. Постоянно таскалась за ним и вываливала тонну ненужной информации, будто он был её лучшей подружкой. Лучшей подружкой с членом между ног. Она старалась как можно чаще касаться его, как бы ненароком, случайно. На занятиях, в коридорах, разве что в туалет за ним не заходила. Раньше ему нравилось её настойчивое внимание, самая популярная и красивая девушка потока всё-таки. А он выбирал для себя всегда всё самое лучшее. Но сейчас её присутствие угнетало. Хотелось думать о своём, но слух всё равно прорезал её резкий звонкий голос. Заткнуть бы ей чем-нибудь рот… За ужином он принципиально сел между Тёмой и Заболотиным, голова начала болеть от надоедливого голоса Паулины. Громов уже доедал жаркое, как заметил парочку студентов, медленно направляющихся к выходу из зала. Ромашова, в своих узких джинсах, и кофте в тон к длинным волнистым волосам, небрежными локонами спадающими на спину, шла рядом со Смирновым, повернула к нему голову и мило улыбалась. Захар уверенной походкой вышагивал рядом, что-то весело рассказывая, чуть потрясывая своими мерзкими кудрями. Они шли рядом, как влюблённая парочка, осталось только встать и засосаться. Как же противно на них было смотреть. Громов с силой впился в вилку, отчего та начала загибаться. Заболотин, заметив напрягшегося друга, и проследив его взгляд, непонимающе спросил: — Эй, Макс, ты чего? Ты уверен, что на патруле ты её не прибьёшь? Но я бы тоже злился, если бы меня поставили в пару с Ромашкой. То ещё удовольствие. Будет непрерывно учить тебя жизни, как всегда умничая. — Да нет, всё нормально, — Максим уставился в свою тарелку, ощущая дикую ярость, накатывающую огромными волнами. Вот-вот начнётся шторм. *** Кивнув на прощание друзьям, Громов направился на выход из гостиной. Путь лежал почти через весь корпус до шестого этажа, где находился теперь их новый кабинет с заучкой Ромашовой. Громов шёл быстро, подгоняемый злобными мыслями, стучащимися в висок. Грёбаный блондин-выскочка. Хотелось схватить его за мелкие светлые кудри и хорошенько приложить о колено. Что бы он никогда больше к ней не подходил. Максим не узнавал ощущения, раздираемые его сейчас. Он был с ними не знаком. Ведь Захар конкретно ему ничего не сделал. Но что-то подсказывало, если бы даже и сделал, то реакция была бы не такой острой. Нахмурив брови и накинув на лицо непроницаемую маску, Громов распахнул дверь нужного кабинета и зашёл внутрь. Ромашова стояла к нему спиной. Перебирала бумаги, укладывая их в ровные стопки. Выглядела она немного иначе, с последнего раза, когда он её видел. Серые джинсы, кеды и мешковатый чёрный свитер. Максим почти не заметил перемен, ведь она в любом одеянии притягивала его взгляд. Громов осмотрелся. Пара дубовых столов, между ними небольшой диванчик с кофейным столиком. Несколько картин с изображением природы, большое окно в форме арки. Кабинет небольшой, но уютный, ничего лишнего. — О, ты уже здесь, — сказала Лиза, обернувшись к застывшему на месте Максиму, — Я уже разложила бланки по датам, предлагаю взять их с собой, чтобы потом заполнить самостоятельно, не возвращаясь в кабинет. Максим молчал. Сверлил хмурым взглядом девушку, сунув руки в карманы брюк. Девушка замерла, ожидающе глядя своими большими карими глазами на Громова. — Мне сейчас нужно радостно подпрыгнуть или что? — медленно произнёс Максим, презрительно глядя на неё в упор. Девушка стушевалась. Под напором тяжёлого взгляда отвела глаза, нервно теребя стопку бумаг в руках: — Просто ввожу в курс дела, — буркнула она, сдвинувшись с места и обходя его, толкая дверь, — Ты идёшь? Громов двинулся за ней, прожигая взглядом хмурых серых глаз каштановый затылок. Пока они шли по коридорам в полном молчании, заглядывая в каждый укромный уголок, между ними повисла незримая напряженная нить. Максим старался даже не смотреть в её сторону. Вот только нос не заткнёшь. Она была рядом, и он чувствовал её, ещё больше раздражаясь. И когда она наклонялась, проверяя в различных отверстиях, взгляд невольно огибал стройную фигуру, задерживаясь на округлых бёдрах, так выгодно выделявшихся в узких джинсах. И когда она, стоя на четвереньках посмотрела на него снизу-вверх, ему как будто дали под дых. Ромашка в этой позе выглядела слишком невинной и ранимой, но в то же время чертовский захотелось схватить её за волосы и оттянуть к себе. Смотреть, как раскрываются её глаза, а брови удивлённо ползут вверх. Чувственный рот приоткрывается в немом вопросе… — Я думаю мы закончили, осталось пройтись по гостиным общежития на первом и втором этажах, — выдернул его из мечтаний тихий голос Лизы. Максим молча кивнул. Проходя мимо информационного стенда, Лиза засмотрелась на доску объявлений с новым выпуском студенческой газеты и шепотом прочитала: — Что всегда перед нами, но мы его не видим? Она задумалась на мгновение, и воскликнула: — Время! — Какого хрена, Ромашова, не время читать местную газетенку, — раздраженно рявкнул Максим, смотря на Лизу, которая лихорадочно соображала, закусив губу. — Я просто хочу отгадать загадку. — Мне насрать чего ты там хочешь, — угрожающе прищурив глаза, шагнул к ней Громов, — Я сюда не на развлекательную программу пришёл. — Ой, отвали, Громов, — Лиза скрестила руки на груди и вызывающе посмотрела на него, не отступив. Максим резко приблизился, отчего Лиза уткнулась в стену. Он с размаху опустил ладони по обе стороны её головы, приблизившись почти нос к носу. — Ты слишком дохуя о себе возомнила, грёбанная выскочка, — от него повеяло ледяным холодом, — Почему бы тебе просто не заткнуться? Или поведение шлюхи пробудило в тебе безграничную храбрость? Лиза замерла, широко распахнув глаза. Громов сверлил её своим яростным взглядом, а грудь часто вздымалась. Она была непозволительно близко. Он вжимал её в стенку всем своим существом. От него исходили волны ярости. Он сам стал яростью. Большим пульсирующим сгустком зла. Она съёжилась, глаза забегали, а нижняя губа задрожала. — Будущее, — повернув голову к стенду с загадкой, рявкнул Максим. Он резко убрал руки от стены, и круто развернувшись, ушёл прочь, оставив Лизу потрясённо смотреть ему в след. Глава 11 Лизе было ничего не понятно. Она смотрела вслед Громову, пытаясь прийти в себя. Что это сейчас было? Что она такого сказала, вызвав столь острую реакцию? Создалось ощущение, что он хотел её убить. Всего за одно слово? Он конечно был придурком, но не до такой же степени! Псих, одним словом. Ему бы обратиться к местной медсестре не помешало бы, за успокоительным. А то того глядишь и на людей кидаться начнёт, как собака.