Глава 1 Чайлдфри я стала лет, наверное, в шесть с половиной. Да, точно, прямо перед школой, примерно двадцать седьмого августа. Очень хорошо помню диалог матери и её тогдашнего поклонника: — И не говори, Игорёк! Столько денег на эту школу уходит — это просто ужас! Но что поделаешь, детям — всё лучшее! — Милочка, солнце, смотри сюда… Это твоей малышке — на ранец и форму, а вот это, красавица моя, тебе лично! Порадуй себя какой-нибудь мелочью! — Игорь! Ты такой милый! Ты — просто прелесть! Ленусик, скажи спасибо дяде Игорю! И вот тебе денежка, сходи и купи нам всем мороженое. Да-да, прямо сейчас сходи! Ой, какая ты нелюдимая у меня, хоть бы улыбнулась! Но мне как-то не улыбалось… На улице моросило и было холодно, но я точно знала, что придётся долго-долго сидеть на подоконнике в подъезде. Квартира у нас была обычной двухкомнатной хрущёвкой, и при мне мама стеснялась «благодарить» своих кавалеров. Ну, лет до тринадцати моих — слегка стеснялась. Вот тогда, сидя на подоконнике и ожидая, пока тот самый Игорь свалит из моего дома, я и решила, что никаких детей никогда не захочу! А также никаких «Игорей» в моей жизни тоже не будет. Заботиться нужно, в первую очередь, о себе, а не о детях! «Все дети — это сплошные расходы и нервотрёпка!». Именно так мама часто говорила своей лучшей подруге — тёте Марианне. Высокая крашеная блондинка красиво курила тонкие чёрные сигаретки, была бездетна и иногда покупала мне чупик или йогурт. Не слишком понимаю, что связывало её с моей матерью, но примерно раз в неделю она забегала к ней в гости. Пожалуй, я ей завидовала, так же, как и моя мать. Тёте Марианне не нужно было о ком-то заботиться, тратить силы и время. А ещё она работала и на новые наряды зарабатывала сама. Мама же на работу устроиться никак не могла. — Ой, Марианночка, ты же понимаешь, кто меня возьмёт на работу, если у меня маленький ребёнок?! Марианна иронично вскидывала бровь, слушая эти признания, но никогда не возражала, и беседа подруг плавно катилась дальше… У меня была бабушка по маме, баба Настя, но я ни разу не видела её. Она существовала где-то в крошечном городке на Алтае, иногда звонила матери, и они обязательно ругались. Отца я не знала — тот погиб в аварии до моего рождения. Жили мы на пенсию по утрате кормильца и подачки маминых кавалеров. Иногда они задерживались в нашей жизни месяца на три-четыре, иногда пропадали после нескольких дней. Первого сентября я смотрела на себя в большое зеркало в зале и мне хотелось рыдать. Я ещё была слишком мала, чтобы понять причины такого нелепого вида, но интуитивно понимала, что выгляжу не слишком привлекательно… Два белёсых кривоватых хвостика с обычными резинками. — Нет, банты мы покупать не будем! Это дорого и бессмысленно! Синяя форма, к счастью — новая, была велика, даже сильно, но мама настояла именно на этой. — Ты через год снова вымахаешь, и что, опять тебе покупать?! Юбка колыхалась чуть выше щиколоток. Конечно, наверное, её стоило подшить, но рукодельничать мама никогда не умела. Ранец был чёрно-серый, совсем не по возрасту. — Посмотри, какую прелесть подарила нам тёть Вера! Мишке они новый взяли, всё же в десятый класс своего оболтуса пропихнули, а тебе этот на вырост — не на один год хватит! В школу меня вела та самая тёть Вера — на сэкономленные деньги мама накачала себе губы и несколько дней не могла выходить на улицу. — Ну, Верочка, ты же понимаешь, мне нужно свою судьбу устраивать! Ну как я без этого! Очень-очень прошу! Ты меня та-а-ак выручишь! Тётя Вера мне и купила по дороге крошечный милый букетик. Это потом я узнала, что такие делают из обломанных цветов и обрезков зелени, а тогда была безумно рада даже этому. Он казался мне ужасно красивым! И я рыдала, когда увидела, что эти три нежных розовых цветка и зелень просто погреблись под лавиной огромных ярких веников. Дети складывали их на учительский стол, и уже через несколько секунд его было просто не видно под роскошными охапками роз, хризантем и гладиолусов. До конца первого школьного дня он не дожил — я видела, как Эльга Александровна, наша классная, брезгливо спихнула измятые цветы в урну. Драться мне пришлось буквально со второго дня новой школьной жизни. И, хлюпая первый раз разбитым носом, я придумала себе маску. «Маску силы». Я «надевала» эту маску и становилась бесстрашной и непобедимой! Вот честное слово — помогало! Эта самая выдуманная маска помогала мне драться, позволяла смотреть на соперников так, что иногда, наговорив гадостей, они просто отступали! И я перестала снимать «маску силы» даже дома — мне в ней было легче. Мать записала меня на продлёнку и родительскими собраниями себя не мучила — ей было некогда, так что моя школьная жизнь протекала первый год весьма бурно. Зато я научилась зашивать себе порванную одежду. Ну, криво и косо, конечно, но получалось. Вообще, учиться мне пришлось очень много. Но уже классу к пятому-шестому я просто ждала, когда я вырасту настолько, чтобы жить одной. В школе меня к тому времени не травили, чревато это было — задевать Редьку. Кличку я получила от фамилии. Елена Редина. К моим шестнадцати годам фамилия — это единственное, что у меня осталось общего с матерью. Она начала попивать, кавалеры становились всё противнее, обеспечивать себя мне приходилось самой. Моя выдуманная «Маска силы» всё сильнее прирастала к лицу. Первую работу я нашла ещё в двенадцать. Ну, разумеется, не сама нашла. Та самая тётя Вера, что иногда подкармливала меня, собиралась переезжать на новую квартиру. Вот она то и подсказала мне идею. Объявление «Выгуляю вашу собаку» я развешивала на окрестных домах трижды, но первый питомец у меня появился только через месяц. Хозяйка, Татьяна, была в положении, её муж днём работал и корги Степашка охотно стал выходить со мной на прогулку сразу после занятий в школе. А когда родился ребёнок — трижды в день. Четвёртый раз перед сном с ним гуляла сама Татьяна, «сбегая» от мужа и сына. На продлёнку я давно уже не ходила, справки о материальном положении взять было негде, а платить мама перестала. Я действительно полюбила этого шкодного шалопая Степашку, хотя он пару раз ухитрялся сбегать от меня. К четырнадцати годам у меня уже было трое постоянных питомцев, я знала многих окрестных собачников, научилась разбираться в характерах и привычках разных пород. Объявления я больше не вешала — меня знали все владельцы пёселей всего микрорайона и, при нужде, находили после уроков на пустыре между домами, где я выгуливала своих подопечных. Там мне перепадали подработки. Люди болели и уезжали в отпуск, мотались в командировки и просто работали. А я всегда хорошо ладила с собаками и честно выполняла взятые обязательства. Даже когда болела сама — максимум, могла немного сократить прогулку, так что репутация у меня была хорошая. Часть денег мне приходилось отдавать матери, но, поскольку слишком часто готовкой она себя не утруждала, вторую часть я тратила на еду — йогурты, мороженое, глазированные сырки, а также на школьные принадлежности. К сожалению, в жизни не всё идёт так гладко, как хотелось бы. Мать продала свою двушку, точнее — обменяла с доплатой. На эту доплату она сделала подтяжку лица, а мне пришлось привыкать к новому району на окраине города и новой школе. Здесь уже не нужна была форма, ходили кто в чём хотел. Здесь трудно было найти людей, способных заплатить за выгул собаки. В новой школе преподавали совсем уж отвратительно. К моим восемнадцати мать поменяла двушку на однушку, что было вполне ожидаемо, и мне пришлось снимать жилье. Благо, я уже вполне умела содержать себя и понимала, что кроме йогуртов мне нужна ещё одежда, обувь, фрукты и хоть иногда тарелка супа. Сняла крошечную комнатёнку с пьющими, но тихими соседями. Да и не все из них пили. Несколько семей было вполне обычных. У меня даже появилась подруга Татьяна — я помогала ей дрессировать и воспитывать её колли, которую она, предварительно, ухитрилась разбаловать до невозможности. А ещё я стала встречаться с Альбертом. Первая любовь никого не минует — я оказалась не крепче остальных. Сейчас, вспоминая этого хлыща, я просто не могу понять, чем, ну чем он мог так привлечь меня?! Балованный, привыкший к тому, что он у мамы — свет в окошке, капризный и ленивый. Правда, вполне смазливый, обладающий той юношеской красотой, которая вызывает умиление у стареющих женщин — высокий рост, худощавость, голубые глаза и льняные кудри. Его мама, высокая тётка, крашеная в цвет «баклажан», Маргарита Владимировна, владелица «бутика» с «эксклюзивной» одеждой на местном рынке, каждый раз брезгливо морщила нос, когда видела нас вместе, но молчала. Почему — я узнала совершенно случайно. — И не говори, Анжелочка, так всё сложно! И за здоровьем нужно следить обязательно, да ещё и Бертик сейчас с какой-то шлюшкой связался, я так волнуюсь и переживаю! А мне же совершенно нельзя нервничать, ты же знаешь! Но ты же понимаешь, у мальчика — потребности… Да-да, ты совершенно права! Кроме того, если будет девочка из хорошей семьи — это такая ответственность! А тут всё проще, аборт оплачу и дело с концом. Ой, всё, дорогая, моя очередь… Этот дивный монолог по телефону я услышала случайно, в местной поликлинике, куда зашла пройти медкомиссию. Очередь в регистратуру была велика, народ стоял в несколько рядов, из пяти окошек работало только три, меня вынесло толпой прямо к вожделенному окошечку через одно от неё. Думаю, кроме меня это слышал ещё не один десяток человек. То, что Маргарита Владимировна не заметила моего присутствия, было просто везением — толпа колыхнулась ещё раз и разделила нас с ней. Я застыла, боясь, что она повернёт голову налево и увидит моё бордовое лицо и полыхающие уши. Мерзко, отвратительно… Я чуть не плакала, но уйти не могла себе позволить — меня брали на работу! На настоящую работу с договором, трудовой книжкой и стажем! И здесь снова пришла на помощь «маска силы». Я не могла позволить себе уйти из поликлиники, потому поплотнее прижала воображаемую маску к лицу и протиснулась к окошку регистратуры. Удача, конечно, просто небывалая — с работой у нас в городе не слишком всё хорошо. А собачий питомник — лучшее, что я только могла придумать. Хозяйка оказалась подругой Татьяниной матери, несколько надменной и молчаливой дамы, которая, однако, предложила мне это место. Почему-то она всегда обращалась ко мне на «вы»: — Вы, Елена, находитесь в сложном положении. Думаю, что постоянная работа будет для вас выгоднее этих ваших подработок. С хозяйкой питомника, Ольгой Игоревной, общий язык найти я так и не смогла. Она была придирчива и почти всегда не слишком довольна мной. Но, тем не менее, платила мне небольшую зарплату, с собаками я поладила и, хотя работа была тяжёлая и грязная, была рада, что она вообще имеет место быть. Питомник находился за городом, и, чтобы я не тратила полтора часа на дорогу туда и столько же обратно, хозяйка предложила мне крошечную комнату в домике-сторожке. — Заодно ночью, если что, за собаками присмотришь, — она брезгливо поджала губы. Это решало почти все мои проблемы. Еду я покупала самую простую, джинсы и куртку взяла в секонде, так что каждый месяц у меня оставалось больше половины зарплаты, которые я откладывала на дальнейшее обучение. Я собиралась проработать здесь три года и поступить на ветеринара. Эта идиллия кончилась через два с небольшим месяца, когда под утро я проснулась от воя Фанды. Голоса своих питомцев я чётко различала. Роды у Фанды прошли неделю назад, и, испугавшись за неё и щенков, я вскочила с кровати и быстро оделась. Осень в этом году была тёплая, но всё же это осень. На улице стоял прохладный туман, который еле пробивали слабые солнечные лучи. Я зябко поёжилась и пошла по мощённой красивой плиткой дорожке к собачьим вольерам. С Ольгой Игоревной мы столкнулись практически на середине пути. В руках она держала старое эмалированное ведро, в котором я таскала воду для собак. В ведре копошились и недовольно попискивали три толстых неуклюжих комка. — О, как ты кстати! — она протянула мне ведро, — Возьми это и закопай. Ветеринар отбраковал. Я совершенно ошарашенно смотрела на неё, не понимая, что именно она от меня хочет. Почему-то Ольга Игоревна рассердилась: — Что ты уставилась на меня? Возьми и закопай этих выродков! Вся моя жизнь, все мои драки с одноклассниками, конфликты между моими питомцами, общение с моей матерью, научили меня одной вещи — принимать решения мгновенно. Вот так же мгновенно я поняла: я никогда не буду ветеринаром. Это не моё! Я машинально взяла ведро, запустила в него руку и вытащила тяжёлое горячее тельце, два остались там. Ведро поставила ей под ноги, посмотрела в глаза, плотнее прижав к себе жалобно пищащий комок, и сказала: — Это я забираю как зарплату за последние две недели! Посмотрела на несколько оторопелое лицо Ольги Игоревны и добавила: — За трудовой я заеду через два дня. И пошла укладывать свои вещи, прижимая к себе… Даже не зная кого. Только в комнате я разобрала, что мне попался мальчик. Глава 2 Как мы выживали тогда с Греем — это отдельная история. Ему нужно было детское питание, тепло и уход, мне — крыша над головой и еда. Тех денег, что я скопила, хватило бы, максимум, месяца на полтора. Если бы не случайная встреча на остановке с тётей Верой, бывшей моей соседкой, кто знает, как бы мы с ним выжили. А так, уже через два дня я вышла работать в самое шикарное ателье города на должность принеси-подай, с гордой записью в трудовой книжке — «ученица швеи».