— Не работает он нынче, Борк-то. Был мастер Борк, да весь кончился. А потом, как бы разозлившись, она подняла голову, и глядя мне в глаза, пояснила: — Безногий он теперь, так что ступайте, кёрста, подобру-поздорову, не работник он боле. Она попыталась захлопнуть дверь, однако Марсель успел вставить каблук в щель и помешать ей. — А нам не нога его нужна, а голова и руки. Если хотите, чтобы муж работать начал — может пустите нас поговорить? С некоторым сомнением, поколебавшись, женщина распахнула дверь шире и в морозный воздух клубами ударил влажный, резко пахнущий хозяйственным мылом пар. — Ну, проходите, коль не шутите. Дом мастера Борка еще недавно представлял собой образец местного благополучия. На выцветших обоях заметно было яркое пятно от висевших здесь часов-домика — самой дешевой модели, которую я раньше видела только в лавке старьевщика. В углу стоял пузатый буфет, с полок которого уже пропала вся красивая посуда, и уголок кружевной салфетки свисал, как белый флаг капитуляции, с пустой полки. Вокруг обеденного стола, пока еще не проданного, вместо стульев располагались три обшарпанных старых табурета и два чурбака. При этом ни грязи на полу, ни паутины в углах. Даже белые занавесочки на окне радовали глаз чистотой. В комнате было жарко и очень душно — на расположенной в углу печурке, в огромном баке, вываривалось белье. Похоже, жена мастера после того, как он потерял работоспособность, взвалила обеспечение семьи на себя. — Подняться вам нужно на мансарду, — хмуро сообщила нам хозяйка, а после этого открыла рот и во всю мощь своего голоса крикнула: — Михель, к тебе тут пришли! Подниматься с нами она не стала. Лесенка была чуть скрипучая, но крепко сбитая, а перила даже навощенные — хозяйка продолжала следить за своим домом. Маленькая комнатка, куда мы попали, была супружеской спальней. Широкая кровать с белоснежной простыней уже лишилась одной пуховой подушки — вместо нее лежал какой-то тряпичный куль. Одеяло явно было приобретено в лавке старьевщика — я прямо видела перед глазами картинку, как выглядело это сдобное супружеское ложе еще несколько месяцев назад. Вместо тряпки из разноцветных клочков здесь наверняка была роскошная пуховая перина, заправленная в такой же белоснежный пододеяльник, две пышных подушки и, наверняка, теплый коврик на полу. Не знаю, зеркало или картина висела раньше на голубой стенке, но и отсюда хорошие вещи потихоньку уходили на продажу. Нищета вползала в дом медленно и неотвратимо. Мастер Борк сидел на единственном оставшемся стуле, похожем на венский, у окна. Рядом прислонились два неуклюжих самодельных костыля, а на подоконнике разложены были какие-то предметы. Я не сразу поняла, что мастер ремонтирует обувь, и это — обыкновенное шило, дратва и кусок воска. Сам мастер выглядел лет на сорок пять-пятьдесят. Был сухощав, с обветренным морщинистым лицом, с которого частично уже пропала краснота, и обладал хорошими рабочими руками — натруженными и чуть узловатыми. Несколько неприветливо глядя на нас, он спросил: — Чего угодно кёрстам? Разговор был не так и легок, как я ожидала. Точнее, сам-то мастер быстро понял, что я от него хочу. И согласен был, кажется, на все. Но вот не утерпевшая внизу хозяйка вмешалась в разговор со своими подозрениями: — А ну как обманут, Михель? Так хоть соседи за обувку заплатят, пусть и медяк. А так — ты и не заработаешь ничего! Мало что ли эти богатеи тобой попользовались?! Под взглядом жены мастер тоже нахмурился и заколебался, однако Марсель решил эту проблему довольно легко: — Мастер Борк, завтра я пришлю к вам человека, вы продиктуете ему список инструментов, которые вам нужны. Если вдруг, понадобится верстак, или удобное сиденье — не стесняйтесь, он все закупит, привезет и установит. А это — аванс. Мой жених положил на подоконник перед мастером две золотые монеты. С каким-то странным всхлипом, типа «О-о-о-ха..», хозяйка взялась за горло, пытаясь, очевидно, заставить себя промолчать. Эта женщина вызывала у меня все больше уважения. Сумма в два золотых — огромная, но стелиться после этого она перед нами не стала. Под внимательным взглядом мужа она подошла к окну, спокойно проверила обе монеты на зуб и сказала: — Ну, Михель, похоже не врут тебе гости. Так что, думай сам, соглашаться или нет. Ежели сможешь сполнить заказ — нам бы денежки пригодились. Да, она груба, не образованна и подозрительна. Однако, став кормилицей в семье не попыталась отнять главенствующее положение у мужа и начать руководить им, признавая за калекой такие же права, как раньше признавала за здоровым. Это можно назвать одним словом — порядочность. Я повернулась к ней и спросила: — Почтенная трок, мне говорили, что у вас трое детей. Она солидно кивнула головой и ответила: — Трое, кёрста. Сынок старший сейчас уже в подмастерьях год как работает. У «Арманд и Стонгер». Еще дочка есть, тринадцать лет уже, так она сейчас с малышом в детской. Хорошие у меня детки, благослови их Айлюс, — она нетороплива коснулась ритуальным жестом бровей и рта. — Почтенная трок, вы позволите сделать вашим детям подарок? Хозяйка с каким-то подозрением посмотрела на меня, еще раз оглядела с ног до головы Марселя и почти нехотя кивнула: — Вроде как нет в вас дурного, кёрсты. Ежели от души подарок, то отчего не разрешить? Все же мы казались ей странными и слегка подозрительными, но я не хотела ждать, пока мастер сделает нужную безделушку — этой семье нужна была помощь прямо сейчас. Они не бездельники и не алкоголики, а несчастье или увечье может коснуться каждого. Я достала еще один золотой, протянула женщине и сказала: — Потратьте его по своему разумению, так как лучше будет для детей. Глаза ее чуть увлажнились, но марку она выдержала — взяла монету так, как взяла бы медяк на конфеты, и чуть хрипловатым голосом сказала: — Обязательно так и сделаю, кёрста. Благодарствуйте на добром деле. Дома меня ждала печальная новость — заболела Эжен. У сестренки был неприятный лающий кашель и жар, ясные голубые глазки помутнели, она капризничала и отказывалась пить какой-то горький травяной взвар. Встревоженная кёрста Тиан как раз встречала в холле приехавшего доктора. А я согрела руки и пошла в комнату сестренки. Больше всего я боялась воспаления легких, но моложавый доктор, выслушав грудь малышки красивым медным стетоскопом, сообщил, что легкие чистые, и это самая простая инфлюэнца. Он оставил рецепт на лекарства, но в составе я обнаружила опий и запретила травить ребенка: — Я даже спорить не буду, кёрста Тиан. Состояние Эжен не критическое и травить ее такой дрянью не позволительно! Вот в травяную настойку я верю гораздо больше. Отложив на несколько дней все дела, я плотно засела в комнате малышки, развлекая ее разговорами, пересказами диснеевских мультиков и рисованием для нее прекрасных сказочных фей. Очередная идея пришла мне в голову на шестой день, когда Эжен чувствовала себя уже настолько хорошо, что после обеда ей разрешили поиграть с Греем. Радости сестренки не было предела, она смеялась, брыкала толстенькими ножками, когда Мона подвязывала ей чулки и даже без скандала выпила горькую микстуру. А я смотрела на эти сборы и понимала, надо прекращать использовать эти кошмарные подвязки. Так что мой визит с кёрстой Тиан по бельевым мастерским был вполне предсказуем. Самое забавное, что колготки в этом мире уже существовали, пусть не в том виде, к которому мы привыкли, но балетные танцоры носили их. Почему никому не пришло в голову надевать такое же каждый день, мне было совершенно не понятно. Глава 48 Немного покатавшись по городу и посетив различных мастериц, я убедилась, что путь мой лежит на фабрику к кёрсту Грассу. Заказ мой он принял, хотя и удивился: — Неужели, в столь юном возрасте дети уже обучаются танцевать в балете? Съехать с темы мне очень ловко помогла кёрста Тиан, задав какой-то незначительный вопрос. Внимание галантного управляющего немедленно переключилось. Через две недели я получила первый, экспериментальный образец. Одев его на сестренку, я поняла, что было не так — на колготках не было ластовицы. Снимала я их почти со скандалом. Новинка так понравилась Эжен, что она со смехом пыталась убегать от меня и не реагировала на строгие требования немедленно переодеться. Я еще раз внимательно рассмотрела изделие — швы шли по бокам, как на тренировочных штанах, а следки были такой формы, как шили на детских ползунках. Конечно, ползунки — вещь хорошая, но мне-то нужны были колготки. Похоже, мы с кёрстом Грассом не слишком поняли друг друга, так что второй визит на фабрику был неизбежен. Кроме швов на нужном месте второй вариант был снабжен на поясе небольшими крючками, что давало возможность подогнать изделие по конкретной талии, а передняя часть, как современные спортивные штаны, регулировалась шнурком. Таким образом надеть колготки и моментально снять можно было без помощи горничных. Кёрст Грасс несколько недоуменно пожал плечами и буркнул что-то вроде: — Как пожелаете, кёрста Элен. Новый образец я получила еще через две недели и в этот раз он был почти идеален. Так что, съездив еще раз на трикотажную фабрику, я оставила достаточно большой заказ. Для Эжен — все колготки были белыми и бледно-розовыми, а вот для меня, кёрсты Тиан, Ивонны и кёрсты Жозефины я заказала спокойные телесные оттенки и пробные черные. Весь вопрос теперь стоял так, как преподнести столь интимный подарок — не вызовет ли это шока и неприятие у женщин, с рождения обремененных огромным количеством условностей? С кёрстой Тиан все было просто — она видела одежку Эжен, и когда ей доставили с фабрики пакет с дюжиной колготок, она просто мило порозовела и, стесняясь, поблагодарила меня. С двумя другими дамами было чуть сложнее. — Нет, Элен. Категорически нет! Это слишком интимный подарок. Такой поступок будет выглядеть неприлично. Оставалось ждать нужного случая. Оформление патента в первый раз прошло с некоторыми осложнениями — в бюро не хотели признавать колготки, как новинку. По совету кёрста Форшера мне пришлось изготовить довольно большую куклу ребенка, ростом с Эжен, и там, на примере, объяснять, чем колготки полезнее чулок, и почему должно быть именно такое расположение швов. Кёрсты в бюро смущались, нервничали, и, как мне кажется, утвердили патент на новый вид белья для детей исключительно для того, чтобы отвязаться от меня. Второй патент, на колготки для взрослых, мне выдали молча и без пререканий — обсуждать женское нижнее белье никто из служащих бюро не рискнул. Следующий, третий патент, на инерционный двигатель для игрушек, дался мне уже значительно легче. Женщины в патентном бюро по-прежнему были в диковинку, поэтому все служащие уже знали меня в лицо. И прекрасно понимали, что за моей спиной стоит такой законник, как кёрст Форшер. Потому, просто вздохнули и принялись оформлять кучу бумажек. Четверть прав на патент я закрепила за мастером Борком — может это был и слишком роскошный подарок, но и сам мастер и его жена вызвали мое уважение. А денег мне и так хватало. Кроме того, я позволила себе небольшую прихоть. Заехала в магазин посуды и купила практичный недорогой сервиз на шесть персон для семьи мастера, добавив к нему роскошную хрустальную вазу под фрукты, набор из шести стопочек — для гостей и высокую вазу под цветы — честное слово, такая хозяйка и мать семейства заслуживала немного радости. Дело плавно шло к началу весны. И Эжен, и я, и кёрста Тиан с удовольствием носили колготки, радуясь, что нет нужды в подвязках. Патенты уже были оформлены, а о моем «странном» заказе на трикотажной фабрике никто и не знал. Пора было выводить эту удобную штучку в люди. Первой жертвой я наметила Ивонну Мерридж. — Кёрста Ивонна, у меня к вам небольшая просьба. — Слушаю вас, Элен. — Понимаете, я всегда обращала внимание на то, с каким вкусом вы одеваетесь, — тут я немного посмущалась, — я хотела бы какое-нибудь необыкновенное свадебное платье, но боюсь промахнуться. Вы не могли бы… — О, кёрста Элен, я с огромным удовольствием помогу вам подобрать удачную модель! Вы уже выбрали ателье, где будете заказывать? Я бы рекомендовала салон трок Мель — у нее прекрасные мастерицы! Я точно знала, что делала. Ивонна Мерридж — молодая красивая женщина, увидев меня в примерочной она просто не может не заинтересоваться новинкой. И в общем, я оказалась права. Воодушевленная идей поучаствовать в создании прекрасного свадебного туалета кёрста потащила меня в ателье буквально на следующий день.