После этого рассчитали всю прислугу, и хрупкая кёрста Марион взвалила на себя уход за семьёй. Какие-то деньги у отца ещё оставались, но он почти беспробудно пил, шпынял жену за отсутствие нормальной еды и совсем не разговаривал с детьми. В общем-то, картина была хоть и безрадостная, но абсолютно понятная. — Скажи, Линк, а кто занимался с Эжэн? — Иногда мама, иногда я, — он по-прежнему не смотрел мне в глаза. — А я? Он нервно дёрнул плечом, как-то не по-детски ухмыльнулся и сказал: — А ты — папина любимица и всегда говорила, что благородная кёрст — это вам не нянька какая-то. Мне стало неловко, я ни в чём не была виновата перед этим чужим ребёнком и ничего ему не должна, но слушать эти откровения было неприятно. — Спасибо, Линк, проводи меня, пожалуйста, к троку Валиму. Я ещё раз глянула на себя в зеркало, поправила траурную повязку на лбу и пошла вслед за «братом». Глава 5 Линк вёл меня по длинному коридору особняка. Стены в трещинах требовали ремонта, два расположенных слева окна, которые тускло освещали холодное помещение, не мыли уже несколько лет. Думаю, у матери семейства на это просто не хватало сил. Паркетный пол не натирали давным-давно и сильный сквозняк гонял по нему пару клочков бумаги. Линк довёл меня до высоких двустворчатых дверей и сказал: — Тебе сюда. Немного подумав, я попросила: — Пожалуйста, пойдём со мной. Я думаю, будет лучше, если ты поприсутствуешь. Пожав худенькими плечами, он распахнул двери. Огромная комната с высоким расписным потолком и окнами с двух сторон была почти пустой. Вряд ли ей пользовались последние годы. Не было штор на окнах, люстр, даже нормальной мебели. В углу притаились стоящие вдоль стены пять потёртых стульев разной расцветки и формы. На среднем из них сидел тучный, чуть обрюзглый мужчина, одетый, как я понимаю, дорого и безвкусно. Увидев меня и Линка, тот вскочил и, с трудом сгибаясь в пояснице, начал кланяться. Скосив глаза на «брата», я увидела, что на каждый поклон этого самого трока Валима мальчик просто кивает головой, и аккуратно повторила его движения. Неуверенно взглянув на меня, Линк подтащил стул и поставил напротив ряда, где раньше сидел купец. Я села, а он встал слева и чуть сзади от меня, положив правую руку на спинку стула. Купец всё ещё стоял, теперь выпрямившись и безуспешно пытаясь придать своему лицу скорбное выражение. Я с интересом рассматривала нового человека. Среднего роста, с лоснящимися от жира щеками, покрытыми рыжеватой редкой бородкой, с довольно густыми волосами неопределённо-соломенного цвета, стриженными коротко и небрежно, с маленькими глазками, занавешенными кустистыми бровями. На нём было некое подобие сюртука из плотной тёмно-зелёной ткани, алая атласная рубаха и чёрные брюки, заправленные в короткие надраенные сапоги, пухлые пальцы рук, которые он сложил на животе, унизаны серебряными перстнями. Я поплотнее надвинула «маску силы» и любезно предложила: — Присаживайтесь, трок Валим. Я слушаю вас. — Очень соболезную вам, кёрста Элен, такое горе, такое горе… Этому нехитрому приёму я обучилась давным-давно — если хочешь смутить собеседника, смотри ему в лицо, но не прямо в глаза. Смотреть нужно на точку между его бровей. Тогда собеседнику кажется, что ты человек холодный и отстранённый, он не может поймать твой взгляд и начинает нервничать. Именно этим я и занималась сейчас, глядя на морщинку между рыжеватых седых бровей. Как многие рыжеволосые, купец имел светло-голубые глаза. Не знаю, чего он ждал от «бедной сиротки», но явно не такого спокойствия. Похоже, я слегка выбила его из колеи. Наконец, он собрался с духом и заговорил: — Кёрста Элен, девушка вы молодая, но надеюсь, что разумная. Поскольку уже не осталось старших родственников, способных позаботиться о вас, то я хотел бы сделать вам очень выгодное предложение. У меня есть сын, которому давно пора обзаводиться семьёй, род у нас небедный — и вас прокормим, и младшенькие ваши голодать не будут. А потом и к делу их приставим. Произнося эту речь, трок Валим с каждым словом чувствовал себя всё более уверенно. Кроме того, имея на руках долговые расписки семьи, явно понимал, что деваться мне некуда. На самом деле, я даже не знала, есть ли мне куда деваться или купец прав, но и показать ему это я не могла. Немного затянув паузу, я дала совсем не тот ответ, который он ожидал: — Мне нужно подумать, трок Валим. Купец раздражённо засопел, полез в карман и вынул перевязанную бечёвкой довольно толстую пачку бумаги. Листы отличались по цвету и качеству, некоторые из них были весьма потёрты. Потрясая у меня под носом этой пачкой, вскочивший со своего стула мужчина попробовал надавить: — Это вот, кёрста Элен, долговые расписки ваших родителей! Ежели я, допустим, отнесу их в Сообщество защиты, то вы с роднёй через пять, много — шесть дней на улице окажетесь! Я молчала до тех пор, пока раздражённый купец не уселся на своё место, теперь уже снисходительно глядя на меня. Выдержала ещё одну паузу, дождалась пока он открыл рот, желая что-то сказать, и ответила: — Трок Валим, я хотела бы знать общую сумму по этим распискам. — Двадцать две тысячи ферков, ежели со всеми процентами брать! — победительно ухмыльнулся он. Мне нужно было время, чтобы понять, сколько это — ферк, достаточно ли продать особняк, являюсь ли я сейчас совершеннолетней и кучу других вещей. Поэтому, глядя между рыжих бровей на резко обозначившуюся жирную складку, я спокойно ответила: — Я хочу подумать над вашим предложением, трок Валим. Пока были живы мои родители, они не считали нужным объяснять мне финансовое положение семьи. Поэтому сейчас мы закончим беседу, а ответ вы получите через несколько дней. Не знаю, какой он торговец, но деловые переговоры мужик совершенно не умеет вести. Возможно, он просто не счёл меня серьёзным противником, но он вскочил и покинул зал, даже не поклонившись, со словами: — Ну, посмотрим, посмотрим… Когда за купцом захлопнулась дверь, странно всхлипнув, на его место уселся Линк. Он смотрел на меня исподлобья, но с удивлением и боязнью. Даже заговорить решился не сразу. — Ты, Элен, как каменная! Я не поняла, чего больше в его голосе — восхищения или осуждения, но, поскольку этот разговор всё же меня изрядно вымотал, а в желудке было сосущее чувство пустоты, сказала: — Покажи мне, где находится кухня, Линк. Зябко передёрнув плечами, мальчик послушно кивнул и пошёл к дверям, приговаривая: — Пойдём скорее, там хоть согреться можно! Кухня находилась в полуподвальном помещении и поражала своими размерами и пустотой — только половина её была худо-бедно меблирована. Сюда, на эту половину, стащили, похоже, все остатки утвари и мебели. Зато здесь было тепло. В центре обставленной половины стояла довольно большая чугунная плита, вторая такая же осталась в пустой части кухни. Здесь был старый, поцарапанный во многих местах, но чисто вымытый стол, на котором стояла разномастная посуда — перевёрнутые кверху дном чашки, вперемешку — несколько тонких фарфоровых тарелок и глиняных мисок. В углу располагался чудом уцелевший резной буфет — вместо одной ножки был подложен кирпич. Думаю, поэтому его и не продали. К торцу буфета прислонился ещё один стол размером поменьше, возле него находились три разномастных стула с засаленной обивкой. А самым странным был отгороженный в углу, недалеко от печи, загончик, примерно два на два метра. В загончике, на усыпанном толстым слоем соломы полу, стояла маленькая девочка с льняными кудряшками, над перегородкой было видно только лицо. Рядом с ней, но по эту сторону загона, на табуретке сидела Берта и небольшой ложкой вливала кашу в широко открывающийся рот ребёнка. Я вопросительно глянула на Линка. Он кивнул, подтверждая, что это и есть наша сестра Эжен. Заметив нас, Берта сказала: — Кёрста Элен, кашу я закутала, так что она ещё тёплая. Линк отошёл от меня, покопался в большой корзине, что стояла на полу, разворошил тряпьё и поставил на стол небольшую кастрюльку. Восторга каша у меня не вызвала. Что-то похожее на гречневую размазню, без молока, сахара и масла. Однако есть хотелось так, что и это меня не напугало. Линк, надо сказать, тоже ел с отменным аппетитом. В кастрюле оставалось ещё немного каши, когда я додумалась спросить: — Берта, ты уже ела? Она отрицательно помотала головой и добавила: — Кёрсту Рангер я уже покормила. Линк, тяжело вздохнув, отодвинул пустую тарелку — похоже, парень рассчитывал на добавку. Надо сказать, что и я не чувствовала особой сытости, но у меня были ещё вопросы к Берте, потому, когда она докормила малышку, я велела ей поесть и зайти ко мне в комнату, а Линка оставила присматривать за сестрой. Не думаю, что такая еда была способна вызвать у Берты восторг. Во всяком случае, в мою комнату она пришла довольно скоро. — Садись, Берта, я хочу с тобой поговорить. Дождавшись, пока она устроится, я села напротив и спросила: — Берта, кто сейчас считается старшим в семье? — Так кёрста Рангер, разумеется! — Берта, я даже не помню, как она выглядит. Скажи мне, может ли она распоряжаться имуществом? — Так она уже несколько лет не в себе! — с некоторым изумлением проговорила Берта. Похоже, у неё в голове так и не отложилась моя «амнезия». — Тогда кто сейчас главный в семье? Берта думала долго, морщила лоб и даже заводила глаза к потолку, но потом неуверенно пожала плечами и сказала: — Вам бы, кёрста Элен, с законником поговорить. Только у вас денег нет! — несколько непоследовательно добавила она. Поняв, что больше толку я с неё не добьюсь, отправила Берту на кухню с просьбой присмотреть за малышкой, а ко мне попросила прислать Линка. Сама я всё время ожидания ходила по комнате — ситуация просто убивала. Мысль о том, что эти дети находятся у меня на попечении, абсолютно не радовала. Я умею шить, готовить, убирать, наверняка, можно придумать что-то ещё, так что с голода не пропаду, но на кой мне чёрт такая обуза?! Однако, нравится мне или нет, нужно полностью разобраться в ситуации и получить на руки какие-нибудь документы. Пришедшего Линка я усадила напротив и начала спрашивать. По его словам выходило, что прабабушка кёрста Рангер перестала узнавать людей года два назад, а последнюю неделю очень сильно кашляла и с кровати уже почти не вставала.