– Алекс, я спросила, что произошло. – Мишель попала в аварию и сейчас в больнице. – Господи, она… Это из больницы звонили? Что с ней? – Мэл попыталась отодвинуться, чтобы посмотреть на него, но Алекс не отпустил её, только сильнее прижимая к себе. – Она в тяжёлом состоянии, но всё будет хорошо. Должно быть хорошо, – он закрыл глаза, глубоко вдыхая запах её волос, успокаиваясь только от одного её присутствия. – Собирайся лиса. Я должен немедленно вернуться домой, и ты едешь со мной. – Что? – Мэл поражённо выпуталась из его объятий и отступила на шаг назад, пытаясь осознать, что он только что сказал. – Ты с ума сошёл? Я не могу вот так всё бросить и уехать. – Мы вернёмся за твоими вещами позже, – взяв себя в руки, Алекс спешно натянул брюки и снова схватил телефон, быстро нажимая на экран, ярко светящийся в темноте. Ему нужно было заказать билеты на самолёт и состыковать рейсы с минимальным временем между пересадками. – Я никуда не поеду, – шёпот Мэл прозвучал настолько тихо, что ему показалось, что он ослышался. Подняв глаза от мобильного, Алекс упёрся в неё непонимающим взглядом. – Жизель, наша дочь в больнице. Ты нужна мне там. Ты нужна ей там. Дома. – Я не могу. Прости. Мой дом здесь. И я не знаю ни тебя, ни её. – Жизель… – Алекс погибал, смотря как испуганно она отступает от него, всё сильнее кутаясь в свою простынь. Он знал, что должен немедленно вернуться домой, но так же понимал, что не сможет силой увезти жену вместе с собой, потому что никогда не заставил бы её делать что-то против её воли. – Перестань… Перестань называть меня так. Меня зовут Мелестина. – Ладно… – накинув рубашку, Алекс подошёл к ней и, приподняв пальцами её подбородок, попытался поцеловать, но Мэл тут же испуганно отскочила от него. Страх и паника в её глазах больно резанули ножом по его сердцу, и он, выдохнув, отступил назад, с поражением вскидывая руки. – Наш самолёт через три часа. Я заказал билеты на двоих и буду ждать тебя… – Я остаюсь. Мой дом здесь. Они несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом Алекс опустил голову, обречённо кивая. В глазах пекло. – Хорошо, – он вытащил из кармана фотографию, которую хотел отдать ей после сегодняшнего полёта, и бросил её на прикроватную тумбочку, где всё ещё стоял подаренный им букет подсолнухов. – Это твоё решение. И я принимаю его. Мэл ужаснулась тому, как мёртво прозвучал его голос. – И не буду из-за этого любить тебя меньше. И они тоже, – Алекс кивнул на фотографию и последний раз окинул Мэл взглядом. Он был опустошён и раздавлен, словно выпал из самолёта без парашюта и плашмя рухнул на землю. – Если ты… У Хорхе есть мой номер… Дверь за ним закрылась с тихим скрипом, а на деревянной лестнице послышались тяжёлые спешные шаги. И Мэл, расплакавшись, рухнула на пол, опираясь спиной на кровать. Видеть, как он уходит, оказалось безумно больно. Это ошарашило её, испугало ещё больше, чем его желание увезти её. Собственные непонятные эмоции буквально поглотили её, выворачивая наизнанку, и она в сердцах пнула стоящую рядом тумбочку, пытаясь избавиться от них. Небольшая ваза опасно закачалась, а к её ногам упала маленькая карточка. Мэл тут же подняла её и, дотянувшись до ночника, щелкнула выключателем, впиваясь взглядом в изображение. Вот они. Все четверо. Её семья. Она смахнула слёзы и провела дрожащими пальцами по фотографии. Даниэль, почти такой же высокий, как отец, поддерживал под ноги сидящую на его спине и хохочущую Мишель, с такими же точно, как у неё, рыжими кудряшками и вздёрнутым носом. А она сама счастливо прижималась к Алексу, целующему её в макушку, и улыбалась своим детям. И сердце скрутилось ещё одним приступом боли. Потому что она смотрела на них и не узнавала. Мэл перевернула снимок и вчиталась в уже такой привычный почерк: «Это фото было сделано за пару дней до твоего исчезновения. Последний раз, когда мы были по-настоящему счастливы. Когда мы были все вместе». Фотография выпала из рук, и Мэл взвыла, стискивая зубы, чтобы сдержать крик, рвущийся из груди. Слёзы снова потекли по щекам. Зачем? Зачем он делал это с ней? Она была не готова, совершенно не готова видеть их вместе, принять свою старую жизнь. Не готова уехать из этой тихой гавани, которой стал для неё Ла-Либертад. Не готова бросить Хорхе, который поставил её на ноги и относился к ней как к дочери. Не готова отправиться в неизвестность. Но и отпустить Алекса она уже тоже не могла. Если откинуть все эти «замужем» и думать о нём просто как о мужчине, с которым она познакомилась… Он же ей действительно нравился. Наверное, даже больше, чем просто нравился. Её тянуло к нему так, как ни к кому раньше. А если быть до конца честной, то её не тянуло ни к кому, кроме него. А теперь он уезжал, снова оставив её здесь одну. И она не знала, что делать, как забыть то, что между ними было. * * * Алекс выскочил из квартиры Жизель, пытаясь быстрее убраться как можно дальше. Ещё пара секунд, и он бы просто сорвался и, закинув её на плечо, силой увёз домой. И она возненавидела бы его. Да он и сам возненавидел бы себя за это. Его сердце разрывалось на части. Одна кричала о том, что он должен остаться здесь, с Жизель, и заставить её всё вспомнить. Уехать вот так, когда он только нашёл её, когда она начала сама тянуться к нему, было катастрофически сложно. И неправильно. Невыносимо. Другая же его часть рвалась домой к дочери, которая уже несколько часов не приходила в себя. Он не сказал жене об этом, потому что не хотел пугать. Ей и так слишком досталось за эту неделю. И он не мог позволить себе играть на её чувствах, вынуждая уехать с ним только из-за Мишель. Но у него самого внутри всё заходилось от страха, что он может потерять и дочь. Этого бы он уж точно не пережил. И как бы Алексу ни хотелось остаться, выбора у него не было. Он должен был быть сейчас там, в больнице с Мишель, чтобы она знала, что он рядом. И начистить шею Даниэлю, который не уследил за сестрой и теперь не брал трубку, заставляя его ещё сильнее волноваться. – Эй, что ты там делал? – показавшийся из темноты Карлос схватил его за руку у подножия лестницы. – Не твоё дело, – огрызнулся Алекс, вырывая руку, и зашагал дальше. Только разборок с поклонником Жизель ему сейчас и не хватало. А уж что-то объяснять ему и вовсе не было никакого желания. – Ещё как моё! Ты спускался посреди ночи из квартиры Мэл. Карлос догнал его, рывком развернул за плечо и тут же получил сильный удар в челюсть. Алекс взорвался. Слишком много эмоций за одни сутки, которые он пытался подавить в себе. Эмоций, которые душили его, бурлили внутри, находя выход во внезапной агрессии на ни в чём не повинного человека. – Ты собирался к ней? Так иди! Я больше не стою на твоём пути. И, может, у тебя получится сделать её счастливой. Поднявшись на ноги, Карлос потёр ладонью место удара. Он был так ошарашен этими грубыми словами, за которыми явно различил всю боль и отчаяние, что сейчас испытывал стоящий перед ним мужчина, что даже не подумал ударить в ответ. Только неверяще качнул головой. – Ты бросаешь её? – Нет. Но она сделала свой выбор, – Алекс отвернулся, собираясь уйти, но замер, снова услышав голос Карлоса, словно толкнувший его в спину. – Какого чёрта, мужик? Я думал, ты любишь её. – Люблю. Больше жизни люблю, – Алекс посмотрел на него через плечо, тяжело выдыхая. – Но в Америке в больнице сейчас лежит наша маленькая дочь. И прежде всего я должен позаботиться о ней. А Мэл я не нужен. Он горько усмехнулся, скользнул взглядом вверх по лестнице и широким шагом направился в гостиницу, где, быстро переодевшись, кое-как покидал вещи в сумку, расплатился за номер и вызвал такси до аэропорта Сан-Сальвадора. В машине играла та же песня, что и в маленькой кафешке, где он завтракал в первое утро в этой стране. В голове само собой всплыло название группы – Liberty X. Алекс упёрся лбом в прохладное стекло и попросил водителя выключить радио. Оказывается, дело было не только в словах. Она с самого начала давала ему подсказку о городе, в котором он найдёт и снова потеряет её. Это было невыносимо. Ему хотелось орать во всю силу лёгких и крушить всё, что попадётся под руку. Но крепко зажмурившись, Алекс запретил себе думать обо всём, что произошло за эту неделю, а особенно за последние несколько часов. Мишель. Сейчас была важна только она. А его собственные чувства не имели никакого значения. * * * – Мэл, что произошло? – услышав её рыдания, Карлос ворвался в квартиру, даже не постучав, и, присев возле неё на корточки, схватил за плечи. – Он ударил тебя? Сделал больно? Что? – Нет. Нет, – Мэл помотала головой, пытаясь подавить судорожные всхлипы. – Он уезжает… понимаешь… а я… – А ты отказалась ехать с ним… – он прижал её к себе, поглаживая по волосам в попытке успокоить, и сам облегчённо выдохнул. – Да… – Мэл расплакалась ещё сильнее. – Ты же понимаешь, что если бы он мог, то остался бы здесь с тобой? – От этого не становится легче его отпустить. – Влюбилась, да? – Кажется… – Ох, красотка. Только ты могла такое учудить. Забыть собственного мужа, чтобы влюбиться в него снова, – Карлос сильнее сжал объятия, чувствуя, как постепенно она затихает. А сам сцепил зубы. Слышать, что девушка, которая тебе безумно нравится, окончательно и бесповоротно любит другого, было отвратно, хоть и честно. Теперь он уж точно мог ни на что не надеяться. Он поднял с пола фотографию, и внутри всё скрутилось. У неё был не только муж, но и дети. Самая настоящая семья. В любой другой ситуации он бы воспользовался шансом склонить её на свою сторону, но не сейчас. Сейчас он чётко осознал, что не имеет на это права. – Объясни мне тогда, какого хрена ты сидишь на полу и рыдаешь? – Что? – Мэл даже перестала плакать, удивлённо хлопая глазами. Карлос мягко отстранил её от себя и усадил на кровать: – Почему ты не поехала с ним? – Карлос, я ведь совсем не знаю его. Он приехал, свалил на меня всё это: муж, семья, и что? Думал, что я брошу здесь всё и помчусь за ним неизвестно куда? Как он вообще себе это представлял? – А теперь давай взглянем на это с другой стороны, – Карлос нежно убрал с её лица растрёпанные волосы, заправляя за ухо рыжую прядь. – Он думал, что ты погибла, три года страдал, но всё равно примчался на край света, оставив своих детей, дом, работу, чтобы найти тебя в чужой стране, только примерно зная, где бы ты могла быть, даже не будучи уверенным, что ты вообще жива. И каким-то чудом просто столкнулся с тобой здесь. Не смотри на меня так, Хорхе мне всё рассказал, – только отмахнулся он от того, как ещё сильнее расширились её глаза. – Так, дальше. Всё это время он пытался рассказать тебе, кто ты, помочь вспомнить твою жизнь, не думая о себе, о том, как ему тяжело от всего этого. И он бы и дальше продолжал это делать, я уверен, но вынужден был уехать, потому что ваша дочь попала в больницу. Твоя, Мэл, дочь попала в больницу. А ты, грубо говоря, просто послала его. Можешь ли ты представить, что он сейчас чувствует? Как ему вот так разрываться между любимым человеком и дочерью? Как сделать этот выбор? А ты даже не попыталась помочь ему. Я не узнаю тебя, Мэл. – Карлос… – Мэл в ужасе согнулась пополам, пряча лицо в ладонях. Он был прав, конечно, прав. А она, как последняя эгоистка, думала только о себе. – И ладно, если бы тебе было наплевать. Тогда бы ты не сидела здесь и не плакала навзрыд. Но ты хочешь быть с ним и всё равно остаёшься. Почему? – Карлос ласково погладил её по голове. – Испугалась? Мелестина, которую я знаю, никогда ничего не боялась. – Вся моя жизнь здесь. Как я всё это оставлю… – прошептала Мэл сквозь тихие всхлипы. – Оставишь здесь что? Эту маленькую квартирку? Старика Хорхе, который погорюет, но, я уверен, будет только счастлив, если ты наконец найдёшь свой дом и родных? Или меня – парня, который так давно влюблён в тебя, что не может смотреть ни на кого другого, и к которому ты никогда не почувствуешь того же? А если и почувствуешь, что будет с нами, когда ты всё вспомнишь? И снова он был прав. Она так мечтала найти свой дом, узнать свою семью, а теперь почему-то отказывалась от этого, цепляясь за короткий отрезок времени, длиною в три года. Да, это всё, что у неё было. А решись она уехать, могла бы получить гораздо больше. Но почему-то струсила. – Как бы я этого ни хотел, но ты не свободна, Жизель Райт. И никогда не будешь, – Карлос приподнял её голову, заставляя посмотреть себе в глаза. – Поэтому я ещё раз тебя спрашиваю: какого хрена ты всё ещё сидишь здесь в этой чёртовой простыни на этой чёртовой кровати?