– Маргарита Симеоновна и Иван Андреевич. Вот черт! – Веригин, отвечавший Гектору, едва не упал – не поскользнулся в кровавой луже, а споткнулся обо что-то. Катя, еще не разглядев толком, решила – о бездыханное тело. Но это была бензопила. Она валялась на полу смежной комнаты, которая оказалась маленьким торговым залом магазина-павильона. Здесь, как и в холле, стоял удушливый химический запах. Пол тоже сплошь залит, потеки санитайзера имелись и на небольшой витрине-холодильнике, где лежали на эмалированных поддонах шпик и разные субпродукты – печень, почки. Колода для рубки мяса – ее опрокинули у стола с электронными весами. Кроме санитайзера на плитках пола – длинные широкие кровавые полосы. Катя такие уже видела на других местах убийств – их ни с чем не спутаешь. Следы волочения. Они вели еще к одной железной двери, располагавшейся за разделочным столом. И дверь была закрыта. В стене рядом находился пластиковый щиток, какие устанавливают в домах с климат-контролем. Но Катя поняла: в сельском мясном магазине соорудили нечто другое, более полезное для торговли. На панели мигал красный огонек. – Что за дверью? – громко спросил Гектор в гробовой тишине, воцарившейся на месте происшествия. Катя была поражена до глубины души – кашинские полицейские выглядели напуганными, как и дальнобойщики. Никто не рвался вперед, кроме подполковника Александра Веригина. – Вы здесь сами часто покупали мясо, – заявил Гектор. – Так ведь? Вы бывали здесь раньше. Что за дверью? – Холодильная камера, – ответил судмедэксперт. – Я к Мосиным, к Марго заезжал всегда перед праздниками, брал у них вырезку и на холодец ноги свиные. У них там холодильник для мяса. К двери за Веригиным подошел и эксперт-криминалист. Он надел резиновые перчатки. – Агрегат установлен на быструю заморозку. – Гектор указал ему на панель, на значки рядом с красным сигналом. У Кати от запаха химиката начала кружиться голова. Оперативники осматривали бензопилу на полу. – Находка у нас! – крикнул один из полицейских из холла. И возник на пороге магазина с каким-то металлическим предметом. Вид его при этом был устрашающим – кисти рук в перчатках окровавлены, на форме – брызги крови. – Монтировка, – объявил он. – Валялась в трех метрах от входной двери. Я ее из кровавой лужи достал. Да, это была монтировка. И с нее капали на пол капли – кровь, растворенная в санитайзере. Эксперт-криминалист обработал панель холодильной камеры порошком, попытался снять отпечатки. – Есть что-то? – спросил Веригин. – Пока не могу ничего сказать, смазано все, – криминалист сделал снимки. – Можно открывать холодильник. Веригин отключил заморозку, потянул ручку железной двери на себя и… На них дохнуло лютым холодом, как из Арктики. То, что они увидели, Катя долго потом не могла забыть. Холодильная камера мясного магазина представляла собой узкое помещение без окон. Под потолком шла металлическая балка с крюками. На ней висели три замороженные свиные туши и несколько гусей. Крюки вонзили в их длинные шеи. Это первое, что бросилось Кате в глаза. Затем она увидела топор. Он лежал на первой, самой верхней ступеньке лестницы. Лестница насчитывала всего три широких ступени. На верхней у двери – топор. На нижней у пола – отрубленная человеческая рука. Мужская кисть. Внизу на полу – два окровавленных трупа, застывшие в странных нелепых позах. Полная женщина лет за пятьдесят в цветастом халате, пропитанном кровью. Лицо ее было разбито, расплющено – сломанный нос, глубокая вдавленная рана на лбу с проломленной костью, распяленный в крике рот с выбитыми зубами. Ее крашеные черные как смоль волосы напоминали паклю. Ноги в домашних тапочках. Она лежала на спине, халат ее задрался до середины бедер. Рядом с ней на полу холодильной камеры на боку лежал мужчина, бритый наголо, невысокий, худощавый, тоже лет за пятьдесят. Вся его одежда – футболка и спортивные штаны – потеряла прежний цвет от крови. Его правая кисть была отрублена. А на животе зияла ужасная рана – виднелись кости ребер и часть внутренностей. Глаза мужчины оставались широко открытыми. Остекленевший взгляд. Снежная изморозь на лице, на бритом черепе, на обрубке руки. Снежная изморозь на халате женщины. Иней на ее черных как смоль волосах. Подполковник Веригин, стараясь не наступить на топор и отрубленную конечность, первый спустился в холодильник. Гектор просто спрыгнул с верхней ступеньки. – Что вы стоите? За работу! – хрипло приказал Веригин своим подчиненным. Катя осталась на пороге камеры. Температура в отключенном холодильнике медленно росла. Однако до разморозки могли пройти часы. Гектор наклонился над женщиной. – Она примерзла к полу. И ее муж, – заметил он. – Их тела заморозили здесь после убийства. Но убили их не в холодильнике. – А где? – спросил Веригин. – В холле у двери, где лужи крови, и в самом магазине. Только пока неизвестно, кого из них где точно. – Вы с первого взгляда все определяете, да? – спросил подполковник Веригин. – Мы здесь уже достаточно времени, чтобы разобраться. – Пока трупы хоть немного не оттают, с ними невозможно работать, – сообщил судмедэксперт. – Осматривайте пока как есть, – распорядился подполковник Веригин. По его виду Катя поняла: он потрясен зрелищем. – Жертвы – местные жители, ваши земляки. Она ваша коллега из полиции. Их обоих так жестоко убили. – Гектор обвел кашинских сотрудников взглядом. – Надо по максимуму все сделать на месте убийства. Не время для растерянности. Подполковник Веригин кивнул. Опергруппа словно от морока очнулась, зашевелилась. – Прямо пуховики надо привезти, чтобы в холодильнике работать, – послышались голоса. – Необходимо связаться с их близкими, – сказала Катя. – Сообщить детям или родственникам. – Они жили вдвоем, детей не имели. – Веригин снизу из холодильника глянул на нее, стоявшую на пороге камеры в пиджаке Гектора, замерзшую, как сосулька, с запачканными кровью жертв, растворенной санитайзером, ногами в открытых босоножках. – В июле они отмечали серебряную свадьбу, четверть века вместе, – подал голос эксперт-криминалист, занявшийся осмотром топора. – Мы всем управлением на подарок им скинулись для нового дома. На телевизор. Маргарита Симеоновна нас благодарила. Сказала, с мужем живут счастливо, еще пошутила, что желала бы ни на минуту не пережить его. Так он ей дорог. Вот они и умерли вместе в один день. – Как Филемон и Бавкида, – заметил Гектор. – Надо же – липа и дуб из одного корня. На его античный посыл никто не отреагировал. Сотрудники Кашинского УВД были далеки от высоколобых античных метафор столичных «крутых» профи с широкими, однако пока еще неясными полномочиями и столь же широкой эрудицией. Глава 6 Колесница Накануне ночью После событий в подмосковных Жаворонках, когда Гектор во время взрыва в доме убийцы спас Катю, заслонив ее собой, и получил осколочное ранение, а она закрыла его голову руками и тоже поранилась, минуло три недели. Кисти Катиных рук, распухшие, иссеченные ссадинами, зажили. Глубокая рана ниже плеча рубцевалась. Гектор на свою осколочную рану уже практически не обращал внимания, однако продолжал принимать таблетки и туго бинтовать бедра после своей главной многочасовой операции. Во время Катиного больничного и недельного отпуска, взятого ею, они виделись каждый день. Утром Гектор заезжал за ней на Фрунзенскую набережную и забирал ее к себе в Серебряный Бор. Они гуляли по парку, коротали время на веранде местного ресторана у Москвы-реки, Гектор все порывался арендовать катер в серебряноборском яхт-клубе, но Катя ему не позволяла – после операции и нового ранения прошло еще слишком мало времени, чтобы управлять катером или моторкой. Зато они вместе «творили» – Катя из-за распухших пальцев все еще не могла печатать на ноутбуке, и Гектор рьяно брался ей помогать – вы диктуете, Катенька, я записываю. И мы с вами как братья Гримм – сестры Бронте! На заросшей травой лужайке перед домом Гектора в Серебряном Бору в тени старых лип они устраивались на садовой скамейке за дачным столом, и Катя диктовала текст статейки для интернет-канала. Пальцы Гектора так и летали над клавиатурой. Через каждые два Катиных предложения он восклицал: «Гениально! Эпохально!» И возвещал голосом булгаковского Фагота: «Я восхищен!» И так умильно-преданно глазел на Катю, что она не выдерживала – спихивала его со скамейки и сама садилась за ноутбук – кое-как исправляла собственные надиктованные стилистические ошибки. Гектор валился в траву с воплем: «Лишают соавторства! Затыкают рот!» Делал на руках стойку, затем мощное сальто и уже снова, стоя на ногах, склонялся к Кате, шепча на ухо уже совсем иным тоном: «Я восхищен!» Они обедали все вместе на большой домашней кухне-столовой с открытыми окнами. Старуха-сиделка привозила в инвалидном кресле генерал-полковника Борщова, отца Гектора – парализованного и безумного, старуха-горничная торжественно водружала на обеденный стол супницу с ухой и блюдо с рыбным пирогом. А на десерт яблочную шарлотку. Гектор сам жарил на мангале мясо и поливал его белым вином.