– Но двести тысяч евро – это непомерная сумма. Даже если бы она у меня и была, я бы не стала… С порога антикварной лавки донесся нетерпеливый голос Степана: – Лизок, я жду тебя на улице! Я голоден, давай зайдем сейчас в ресторан. Не заставляй меня бесцельно ходить по улицам! Мадам усмехнулась: – Это для вашего друга я называла такую несуразную цену. Вам же я ее продам за, скажем… Восемьсот тридцать четыре евро! Да, именно за эту сумму. Лиза, вынув кредитку, сказала: – Да, хорошо. Мадам Барбара лукаво улыбнулась: – Могли бы для приличия поторговаться. В этом ваш друг весьма преуспел. Однако запла́тите потом, потому что он вас ждет. Но картина вам продана. Думаю, если вы заберете ее сейчас, то все закончится тем, что ваш друг выбросит ее в Сену. Поэтому возьмете ее в любой удобный для вас день, тогда же и заплатите. И, так и быть, я сделаю вам десятипроцентную скидку! Не веря своим ушам, Лиза стала благодарить хозяйку антикварного салона, но та прервала ее: – Это не более чем бизнес. Рада, что вы нашли свой талисман. Только вы должны знать, что не всякий приносит счастье. Мой, к примеру, только одни горести… – Лизок, я ухожу! – послышался голос Степана, сопровождаемый треньканьем колокольчика. Мадам Барбара, поставив «Мону Лизу» на прелестный сервант эпохи Третьей империи, которому так и не суждено было оказаться в Москве, в их семейном гнездышке, чем Лиза расстроена ничуть не была, проводила девушку до выхода. – Кажется, и новые клиенты подоспели, – заявила она, и Лиза тоже увидела черный «БМВ», из которого выходил коренастый бритоголовый мужчина с насупленным выражением лица, невысокая девица с явно перекачанными силиконом губами, в мехах и непомерных бриллиантах, с крошечной собачкой в сверкающем (неужели в стиле «новых русских» из анекдотов «лихих девяностых» действительно бриллиантовом?) ошейнике и с идиотскими розовыми бантиками, а также высоченная, стильно одетая блондинка в очках в оранжевой оправе, с крайне брезгливым выражением пресного лица. – Сегодня у меня «русский день»! – заявила мадам, раскрывая перед Лизой (или перед новыми клиентами, которые направлялись в ее лавку?) стеклянную дверь. – А где вы научились так говорить по-русски? – спросила ее напоследок Лиза, и мадам усмехнулась: – Воспитавшие меня тетушки были русские. В честь одной из них, Варвары, меня и назвали, правда, на французский лад. Я жду вас! Лиза, направившись к намеренно стоявшему поодаль Степану, услышала, как мадам приветствует новых клиентов опять же по-русски: – Добрый вечер, мадам и месье! Рада вновь приветствовать вас у себя в салоне… * * * – Ну, вырвалась наконец от этой старой мегеры? – спросил ее Степан несколько напряженным тоном. – Она что, пыталась тебя увещевать? Хотела, чтобы я вернулся? Еще бы, потеряла на нас такую кучу денег! Лиза ответила: – Думаю, она с лихвой компенсирует на новых клиентах, которые только что прибыли. Степан хмыкнул: – Если она будет заламывать такие идиотские цены, то тоже ничего не заработает. И, вообще, у меня создалось впечатление, что старушка того. Когда я с ней беседовал, она мне явно глазки строила. Лиза была уверена, что ничего такого и в помине не было, однако понимала: Степану надо вывалить на кого-то свое разочарование. Ну и на кого же, если не на нее! – Ладно, давай забудем об этом! И, вообще, это была твоя затея зайти к этой старой дуре. Не самая, скажем прямо, хорошая идея, Лизок. Ну ничего, давай прогуляемся до площади Бастилии, там есть один отличный ресторан. Опять Степа определял, куда им идти и в каком ресторане обедать. Но возражать Лиза не стала, потому что все еще находилась под впечатлением от посещения антикварного салона. И от того факта, что у нее появился свой талисман. Точнее, своя «Мона Лиза». Но знать об этому Степе было вовсе не обязательно. Она выберет момент, чтобы забежать к мадам Барбаре, оплатить покупку и забрать свой талисман. И увезет его с собой в Москву. Интересно, принесет ли он ей, в отличие от мадам, счастье? * * * Ресторан оказался в самом деле отличным, и уже чуть подшофе, возвращаясь в темноте обратно на рю Франсуа Мирон, Лиза выслушивала пространные речи Степы о том, как следует обустроить их семейное гнездышко. А она ведь еще не сказала ему, что не хочет этого самого гнездышка. И не знала, как сказать. И где. Наверное, все же в Москве, а не в Париже. И уверена ли она в том, что им вообще надо поговорить? Отчего-то Лиза не сомневалась, что мадам Барбара сможет дать ей дельный совет, однако решила, что примет решение самостоятельно. Тем более что она его уже приняла, оставалось дело за малым: воплотить в жизнь. – И это надо отпраздновать! – заявил Степа, когда они уже подошли к подъезду. Лиза, прослушав большую часть его монолога, а, если быть уж совсем честной, весь, имела весьма расплывчатое представление о том, что именно им следовало сейчас отпраздновать. Точнее, вообще никакого не имела. – Отпраздновать? – произнесла она, а Степа, прижав ее к себе и поцеловав, заявил: – Ну да, Лизок, я ведь так рад, что ты не стала спорить и согласилась с моим предложением. Ну, и о том, о чем я в ресторане только что говорил, а потом по дороге сюда: что мы поженимся до конца года, переедем в наше семейное гнездышко, а в следующем году я стану отцом! И он положил ей руку на живот. Лиза окаменела – ничего этого она, погруженная в собственные мысли, не слышала и, выходит, дала Степе ложные надежды, заставив его поверить в то, что она наконец-то поступит так, как, с его точки зрения, и должна была поступить. То есть выйдет за него замуж, уволится с работы и будет воспитывать его детей. – Это ведь так? – спросил Степа, точнее, не спросил, а подытожил. Лиза не нашла в себе сил воспротивиться всему тому, что обрушилось на нее, и только кивнула. – Вот и отлично, Лизок! Я же знал, что ты у меня умничка! А вот я балбес – все время думал о том, чтобы купить шампанское и отметить это по полной программе, да и забыл. Сейчас сбегаю, тут винная лавка рядом. Надо пока пользоваться моментом – скоро, в твоем положении, никакого шампанского! Ты поднимешься или со мной хочешь? Лиза отрицательно мотнула головой, потому что более всего ей хотелось снова погрузиться в вольтеровское кресло и созерцать «Мону Лизу» – теперь, вне всякого сомнения, только ее «Мону Лизу». А вместо этого Степа предлагал отпраздновать шампанским то, на что она не давала согласия. Или все же дала? Открыв ключом дверь подъезда, Лиза прошмыгнула вовнутрь. Не хотелось ни с кем встречаться, особенно с приставучим и приторным соседом месье Антуаном в красном шарфе и черном берете. В подъезде никого не было, и Лиза, запыхавшись, поднялась на четвертый этаж. И что ей теперь делать? Не могла же она оставлять Степу в неведении относительно того, что мнение свое не переменила, а просто не слушала, что он говорит, и поэтому не возражала. Но если разговор начнется с этого, то легко представить, чем он завершится. Да, наверное, идея поездки в Париж изначально была неправильной. «Мону Лизу» она так и не увидела – зато обрела свою собственную. Ну, и заодно потеряла Степу, о чем тот, как раз покупающий дорогое шампанское (у него все должно быть дорогим), не подозревал. Еще не подозревал. И все же – что ей теперь делать и, главное, как сказать Степе? И когда? Оказавшись на четвертом этаже, Лиза подошла к двери съемной квартиры, уже вставила в замочную скважину ключ и вдруг поняла – что-то не в порядке. Резко обернувшись, она уставилась на соседскую дверь, ту самую, за которой обитал месье Клод. Дверь была приоткрыта – как и прошедшей ночью, на пару сантиметров. Однако на этот раз никакого костлявого пальца, манящего ее, оттуда не высовывалось.