— Порой мне кажется, что они думают, будто оказывают нам великую честь, позволяя на себя работать, — процедила матушка сквозь зубы. — То-то же они так изумляются, когда мы просим еще и заплатить за наши труды! Матушка с выросшим до устрашающих размеров животом (ребенок должен был родиться уже совсем скоро) преследовала наших должников по пятам. Если они отказывались оплатить счет, принесенный ею к черному ходу, матушка подходила к ним прямо на улице или являлась к парадной двери и начинала колотить в нее, требуя тотчас же вернуть ей все до последнего пенса. После триумфального возвращения она высыпала деньги на стол, а я садилась их пересчитывать. — Видать, наша Мэри унаследовала талант к торговле от тебя, матушка! — с восхищением заметил Джозеф. — Да уж, немногие на Бландфордском рынке могли со мной потягаться, пока я отца вашего не встретила! — рассмеялась матушка. — Скажу вам по секрету, сейчас у меня новый способ. Как только эти наглые толстосумы начинают отводить взгляд, увиливать от разговора, делать вид, что не замечают принесенных мною счетов, я говорю: «Дождетесь вы у меня, я сюда свою Мэри пришлю!» О-о-о, уж как они боятся гнева моей дочурки! Стоит только назвать ее имя, и они сразу же платят как миленькие! Джозеф расхохотался и хлопнул меня по спине. — О, трепещите, Мэри уже близко! Все боялись моего гнева, мне было приятно это слышать. Порой это полезно. Отец бы мною точно гордился, но в кои-то веки меня окрылила именно матушкина похвала. Она подмигнула мне, и я подмигнула в ответ. В этой войне с долгами и угрозой переселиться в работный дом мы очень сплотились и стали верными союзниками. Пришел декабрь и подарил нам нового братика. Его назвали Ричардом в честь отца, но он, как и его предшественники, оказался очень слабым и болезненным. Этому вечно хнычущему, писклявому созданию не передались ни матушкино упорство, ни ее жизнелюбие. Прожил он совсем недолго. Не успел начаться новый год, как мы его похоронили. На сей раз матушка не горевала. Думаю, эта смерть стала облегчением для всех нас. 17. Чудовище Та зима выдалась страшной, суровой, беспощадной. Если вам не доводилось замерзать до такой степени, что и думать больше не можешь, вы не поймете, что это был за холод. Нередко мы ложились спать, даже не надеясь проснуться утром. Малыш Ричард умер именно так, во сне. Больно ли это? Или ты попросту засыпаешь, а приходишь в себя уже в загробном мире? Порой даже просто жить было больно. Болели обмороженные докрасна руки, растрескавшиеся губы без конца кровоточили, тело вечно била дрожь. Мы крепко жались друг к дружке, пытаясь согреться, но тщетно. Мы распродали почти всю мебель, а остатки сожгли. Спали мы на полу, устеленном тряпьем; на полу же съедали свой скудный обед — жидкую овсянку, — чудом не примерзая к ледяным камням. Мы не мылись. Не переодевались в чистое. Первое время от нас так воняло, что приходилось задерживать дыхание, но потом мы привыкли к зловонию и перестали его чувствовать, а вскоре и вонять перестали, правда-правда. Мы не были одиноки, горожане помогали нам как могли, но в ту зиму с запасами у всех было туго. Мы твердо решили, что погасим все отцовские долги, и потому наотрез отказывались от помощи заимодавцев, наживающихся на голодающих бедняках. Должно быть, кто-то рассказал матушке Генри о наших несчастьях, потому что вскоре я получила от него письмо, в котором он жалел меня, соболезновал нашей потере, а в самом конце добавил, что его матушка готова поделиться с нами дровами. Когда я забирала это письмо от матушки Генри, в их дом я так и не зашла. Мне было нисколечко не стыдно за свой внешний вид и грязное платье — да и что я могла с этим поделать? — но войти в чистые до блеска комнаты не решилась. Я отправилась на задний двор, наполнила корзинку щепками и бревнышками и забрала у кухарки письмо. В придачу она дала мне мешочек со сладкими булочками. Когда я шагала со своей ношей обратно по Сильвер-стрит, меня окликнули. Ко мне спешила миссис Сток, размахивая небольшим свертком. — О, Мэри! Какое счастье, что мы с тобой столкнулись! У меня для тебя сюрприз. На прошлой неделе мы были в Солсбери, я там кое-что присмотрела и сразу подумала о тебе! — Она протянула мне сверток и только потом заметила, что у меня заняты руки и я не могу принять ее подарок. — Ох, как же это я не подумала! — воскликнула она. — Давай провожу тебя до дома. Я как раз хотела увидеться с твоей матушкой. — Матушка не любит незваных гостей! — напомнила я. На самом деле она просто стыдилась того, как мы живем, и не хотела, чтобы другие увидели, во что превратился наш дом. — Знаю, Мэри, знаю, — сказала миссис Сток и погладила меня по руке. — Так и быть, в дом заходить я не стану, хотя на улице и лютый мороз. — Внутри не теплее, так что особой разницы нет, — заметила я. Матушки дома не оказалось, поэтому миссис Сток все-таки заглянула к нам. Оглядев нашу кухню, на которой совсем не осталось мебели, она промолчала, но на ее лице отчетливо читался ужас. Я развернула подарок. Внутри оказалась книга. Тоненькое издание в темно-красном кожаном переплете. На обложке поблескивали золотые буквы: «Иллюстрации к “Теории Земли” Хаттона», Джон Плейфер. Что это значит? Миссис Сток, должно быть, заметила мое замешательство и поспешила уточнить: — Это книга о камнях, Мэри, а я ведь знаю, как ты их любишь. Твой несчастный отец рассказывал мне о твоей мечте стать ученым. Он так гордился тобой! Как только я увидела эту книжку в лавке в Солсбери, я тут же вспомнила о тебе. Я углубилась в чтение оглавления. «Предмет изучения в рамках теории Земли. Деление пород на слои­стые и неслоистые». Все это были непонятные, совершенно незнакомые слова. Но когда я прочла их, мне показалось, что мое тело вновь пронзила ослепительная молния. Толпы маленьких Мэри в моей голове восторженно запрыгали, им не терпелось поскорее сесть за книгу. Я прижала подарок к груди и повернулась к миссис Сток. — Спасибо вам! Спасибо! Другие слова на ум не шли, но миссис Сток хватило и этих. С довольным видом она снова погладила меня по руке. — Славная ты девочка, Мэри. И особенная. Твой отец отлично это видел. Видит и матушка. И я тоже. С этими словами она ушла, оставив меня наедине с новым сокровищем. Я укуталась в шаль поплотнее и стала читать. Если честно, текст оказался непонятным. Он пестрел незнакомыми словами, названиями камней и пород, которые ни о чем мне не говорили. Я пролистала несколько страниц и наконец мой взгляд зацепили два слова: «Ископаемые кости». Я жадно прочла заголовок: «О костях, которые можно найти в рыхлом грунте». По телу пробежала дрожь. Я перевернула еще несколько страниц и с восторгом прочла следующий заголовок: «Геологические теории Кирвана и де Люка». А ведь я виделась и даже общалась с мистером де Люком! Может, он и впрямь придумал слово «геология»? Впрочем, с первых страниц было ясно, что мистер де Люк и мистер Хаттон не ладили и по-разному смотрели на науку и религию. Трудно было разобраться, о чем тут шла речь, но, судя по всему, некоторые считали, что наша планета возникла благодаря воде, а некоторые — что ей дал начало огонь. Первые звались нептунистами, а вторые — плутонистами. Мистер Хаттон скорее принадлежал к плутонистам, хотя и открещивался от этого названия, потому что оно казалось ему чрезвычайно глупым. О Боге в этой книге ни разу не упоминалось, как и о том, что Он сотворил весь наш мир. В ней были лишь споры ученых о теории возникновения Земли. Они рассуждали о религии, но о Боге не говорили. Возможно, они вовсе не верили тому, что написано в Библии. Я захлопнула книгу. Надо срочно написать Генри про книгу о происхождении Земли. Рассказать, что это самая страшная, сложная и удивительная книжка на свете, а еще пообещать, что я непременно прочту ее втайне от всех и поделюсь с ним новыми знаниями. Я отыскала последние клочки бумаги, надежно спрятанные мною, чтобы матушка не пустила их на растопку, и начала строчить письмо. Я страшно торопилась, нужно было управиться до темноты и до возвращения матушки с Джозефом. Казалось, голова вот-вот лопнет от мыслей, идей и теорий, от изумления и радости. У меня теперь есть настоящая научная книжка! Закончив письмо, я вдруг поняла, что Генри едва ли сможет его прочесть. Почерк был неразборчивым, а чернила мало того что размазались по бумаге, но еще и размочили ее до дыр. Скомкав письмо, я бросила его в очаг, подложила несколько дров миссис де ла Беш и разожгла слабенький огонь, не дожидаясь матушки и брата. Пламя ярко вспыхнуло и на несколько мгновений осветило темную комнату, а потом погасло. У меня остался последний клочок бумаги. Нужно сберечь его для писем поважнее. Матушка и Джозеф вернулись. Покончив со скудным ужином, мы сидели в тишине. Я посмотрела на Джозефа — бледного, исхудавшего. Холод, голод, смерть отца — все это едва не сломило нас. Год тысяча восемьсот десятый от Рождества Христова хотелось вовсе вычеркнуть из памяти. Тысяча восемьсот одиннадцатый тоже начался печально — с очередных младенческих похорон. И все же книга, спрятанная в складках моего платья, успокаивала меня, заставляя поверить: перемены не за горами. Это чувство с каждым днем только крепло, и вскоре я поняла, что пришло время вновь заняться поисками сокровищ. Как-то вечером, когда матушка уже спала, я шепнула Джозефу: — Завтра. На рассвете. У Черной Жилы. По рукам? Он кивнул, и в лунном свете я увидела, как в его глазах заплясали озорные огоньки. Может, и он чувствовал, что нас ждут огромные чудесные перемены? Утро выдалось сумрачным и промозглым; морской туман повис над городом, словно гигантская рыболовная сеть, из которой никак не выбраться. — Может, в другой день сходим? — предложил Джозеф, когда мы вышли на крыльцо и не увидели в тумане церковный шпиль. Я покачала головой: — Нет. Идти нужно сегодня. Нутром чую. Нас ждет что-то удивительное. Я это точно знаю. Джозеф только плечами пожал. Он уже давно усвоил, что спорить со мной бесполезно. Море не знало устали. За то время, что нас не было на берегу, оно отвоевало себе добрую часть тропы, ведущей от церкви к скалам. Там, где раньше на недосягаемом расстоянии от прилива тянулась извилистая дорога на Чармут, теперь не было ничего, кроме груды земли и камней, то и дело падающих в море. Нам пришлось идти в обход по крутому высокому краю берега. Земля то и дело осыпалась у нас под ногами, башмаки без конца вязли в грязи. Из-за густого влажного тумана у нас быстро промокла одежда, а тяжелый и плотный воздух мучительно сдавил легкие. — Мэри, подожди меня! — прокричал Джозеф. — Я не вижу тебя в тумане! Ох, да это же просто безумие! Как мы тут что-то отыщем, если и друг друга-то видим с трудом! Может, моя затея и впрямь безумна, но попытаться нужно. Обязательно. — Скоро туман рассеется! Так и случилось. Бледные солнечные лучи пробились сквозь серую завесу и осветили побережье. Его было просто не узнать. За время моего отсутствия с утесов, которые тут звали Плевками, успела сползти огромная глыба размером с перевернутую лодку, и теперь она лежала совсем рядом с Черной Жилой, всего в нескольких шагах от галечного пляжа. Именно такую глыбу я и мечтала найти! Я кинулась к ней, моля Небеса, чтобы на этот раз внутри не оказалось дурацкой рыбьей чешуи. Пока я шла, один из ее пластов пришел в движение и обрушился совсем рядом с нами. Мы застыли в ожидании, затаив дыхание. Однако все было тихо. — Эта громадина не ровен час опрокинется! — предупредил Джозеф. — Давай я сперва разобью ее киркой. Так будет безопаснее. Он принялся разбивать глыбу на кусочки поменьше. Они походили на черные могильные плиты — впрочем, для древних существ, погребенных под землей, они и были могилой. По моим прикидкам, до захода солнца оставалось порядка семи часов. За это время вполне можно что-то найти. Стоя в паре ярдов друг от друга, мы с головой ушли в работу и погрузились в молчание. Вскоре рядом с нами выросла приличная кучка мелких находок. Ничего ценного в ней не было — так, существа, которые нам и без того попадались изо дня в день. Мы почти уже отморозили руки, а варежки затвердели от налипшей грязи. День быстро клонился к закату. Меня охватили страх и отчаяние. Неужели чутье меня подвело? Как же так! Но вдруг мне попался крупный камень — остатки огромной змеи в две ладони шириной! Я радостно вскрикнула и принялась очищать находку от грязи. За такую крупную диковинку толстосумы наверняка не пожалеют отдать золотую гинею! Джозеф старался не замечать моего ликования. Наверняка он нашел лишь горстку «чертовых пальцев», поэтому хвастаться ему было особо нечем. Я встала на ноги, чтобы лучше видеть, чем он занят. Он внимательно смотрел на что-то блестящее и серое. Сердце так и подскочило у меня в груди, и в ту же секунду меня кольнула зависть. Мне стало ясно, что он отыскал нечто особенное. Я знала это еще до того, как мы отмыли находку от грязи морской водой, принесенной в одеревеневших от холода ладонях. Когда мы медленно и очень осторожно счистили слой сланца и обнаружили голову гигантского чудовища, уже начало смеркаться. У чудовища были огромная круглая глазница с широкой костяной каймой, напоминавшая блюдце, и массивный череп. Длинные узкие челюсти полнились острыми, как кинжалы, зубами. Мне вспомнился череп угря. А ведь он был раз в десять меньше этой огромной головы!