— Поедем в мастерскую. — Но ведь ты сказал, что живешь где-то рядом. — Соврал, — сказал Влад и широко улыбнулся. — Моя мастерская — на Кутузовском. — Это далеко. — А ты куда-то торопишься? — Да, в общем-то, нет. — Ну, так садись в машину. Обещаю, что привезу тебя на это же место. Мастерская Делягина располагалась на верхнем этаже высотного дома и занимала несколько комнат. Самая занимательная часть помещения находилась на чердаке: большая рекреация, кабинетик и неширокий опоясывающий балкон, с которого был виден проспект. Осмотр начали с балкона, но у Дайнеки закружилась голова, и они спустились на нижний этаж. Влад расставил картины, которые хотел ей показать. — Ты смотри! А я — на кухню. Дайнека добросовестно рассмотрела картины одну за другой. Многое не поняла, но ей понравилось все. Влад вернулся с двумя кружками чая и распаковал жестяную коробку с печеньем. — Ну, как? — Талантливо, — проговорила Дайнека. — Не говори ерунды! Просто покажи, какая картина тебе понравилась. Не раздумывая, Дайнека взяла небольшую картину, на которой был изображен деревенский дом у реки, и показала ее Владу: — Вот! — Неожиданно… — выдержав паузу, тихо признался он. — Дом моей бабки под Калугой. Теперь там никто не живет. Она умерла. — Мне очень жаль… — Скажи, о чем ты думаешь, когда глядишь на эту картину? — О тихом летнем вечере… — Дайнека мечтательно помолчала. — О том, что сквозь деревья проглядывает розовое небо, и скоро зайдет солнце. Еще о том, что хорошо бы искупаться в реке, пока совсем не стемнело. Соскользнуть в воду, вынырнуть и поднять брызги! Не отрывая от нее взгляда, Влад отставил коробку с печеньем. — Хочешь, я тебя нарисую? — Он стал что-то искать. Вытащил из-за мольберта дощечку, прицепил к ней ватманский лист и взял толстый грифель. — Садись! Дайнека растерялась: — На стул? — Да хоть на пол… Определив его слова как приказ, Дайнека опустилась на кошму и замерла. — Вот так… Теперь не шевелись, — скомандовал Влад и широкими штрихами стал черкать по бумаге, как будто размечая рисунок. Он пристально смотрел на Дайнеку, потом переводил взгляд на бумагу и вновь на нее. Лицо Влада было непроницаемым. При взгляде на него могло показаться, что он рисует не Дайнеку, а гипсовый куб. Она тоже смотрела на Влада, пытаясь угадать меру его таланта и «величину» его самого. В какой-то момент он показался ей настолько красивым и одухотворенным, что впору было зажмуриться. Почувствовав холодок внизу живота, Дайнека устыдилась саму себя и спросила нарочито нетерпеливо: — Скоро закончишь? Влад подошел и протянул руку: — Готово. Поднимайся. Она встала и потянулась к рисунку, но он отшатнулся: — Э-э-э, нет! — Что это значит? — возмутилась Дайнека. — Покажи! — Сначала пообещай, что посмотришь и честно скажешь: понравилось или нет. — Обещаю. — Тогда смотри. — Влад обернул рисунок и замер в ожидании. Разглядывая свой портрет, Дайнека растерянно прошептала: — Неправда… — Что?! — Влад ненадолго развернул рисунок к себе: — Не похожа? — Не в этом дело… Ты многое приукрасил. Я не такая красивая. — Например? — Глаза… Они не такие большие. — Об этом можно поспорить. — И губы… — Дайнека склонила голову на один, потом на другой бок. — Разве они такие? — Ты и сама не знаешь, какая ты красивая. Дайнека покраснела и опустила глаза: — Боюсь, мне пора ехать… — Я тебя отвезу. Влад отвез Дайнеку к ее машине, оставленной у кафе. Они простились, ничего не обещая друг другу, и даже не обменялись телефонами. Домой Дайнека попала только вечером. Тишотка сразу потащил ее на прогулку. Она, конечно, пошла, но ей до чертиков хотелось улечься в постель, завернуться в пуховое одеяло, и чтобы оно обволокло теплом ее самое и ее мятущуюся душу. И чтобы этот лукавый, обманчивый мир остался за дверью. И чтобы ни одна кощунственная мысль или желание не проникли в ее тело и мозг. Избегая думать о Владе, она тем не менее прибила подаренный портрет на стену и только потом позвонила Вешкину. — Есть новости про папу? Он ответил: — Пока нет. — Звонил Елене Петровне? — Звонил. — Как она? — Позвони, она все расскажет. — Есть что рассказывать? — поинтересовалась Дайнека. — Думаю — нет. — Тогда зачем звонить? Сергей Вешкин спросил: