Мои костяшки пальцев, попавшие ей в челюсть, были единственным худшим чувством, которое мог предложить мир. Хуже, чем если бы Шот сказал мне свои последние слова. Хуже, чем все жизни, которые испустили свой последний вздох в моих руках. Хуже, чем побои, которые я получал, когда был слишком мал, чтобы делать что-либо, кроме как плакать. Ничто и близко не могло сравниться с этим чувством. Видеть, как ее голова повернулась в другую сторону, когда ее тело упало. Видеть, как ее глаза закрываются от боли. Она тяжело повалилась на бок, подложив под себя одну руку, а другую поднеся к лицу. — Браво, — сказал Лекс, медленно хлопая в ладоши. Моя голова дернулась к нему, чувствуя, как что-то странное накапливается в моем организме. Что-то, чего я никогда раньше не знал. Горячий вид гнева. Не мой обычный холодный, расчетливый гнев. Такое ощущение, что это заменило мою кровь бензином, и кто-то просто зажег спичку. Послышалось шарканье по полу, и краем глаза я увидел, как Шотер протянул руку Алекс. Она согнулась, почему, я не понял, прежде чем потянулась, взяла его за руку, позволяя ему помочь ей подняться. — Чертовски доволен, Лекс? — выдавил я, приподняв бровь. Мой кулак все еще болел от удара, и мне потребовалось все, что было в моих силах, чтобы не броситься на него и не разбить ему лицо. — Пока, — сказал он, глядя на Алекс сверху вниз с ярким, ужасным блеском в глазах. Я не мог проследить за его взглядом. Я просто не мог этого сделать. Я не был готов к тому, как она посмотрит на меня. — Шотер, — сказал Лекс, кивая ему. Пожав плечами, Шотер смирился со своей судьбой. Он должен был вернуться с ними. Он не собирался жаловаться и стонать по этому поводу. Он повернулся к Алекс, легонько указательным пальцем поднял ее подбородок, пронесся мимо меня, врезался плечом в мою руку, а затем последовал за головорезами Лекса из вагона. — Я буду на связи, — сказал Лекс, снова посмотрев на Алекс. На этот раз больной ублюдок облизнул губы один раз, прежде чем уйти. Я стоял и смотрел, как они уходят. Прислушиваясь к их шагам по ступенькам. Дверь закрывается. На улице завелись двигатели. — Брейкер… — позвал голос Алекс. — Нет куколка, — сказал я, демонстративно отводя взгляд. — Поговори со мной, — сказала она. Моя голова поникла, слегка покачиваясь. — Ничто никогда этого не отнимет, — сказал я ей, зная в глубине души, что это правда. Она протянула руку и коснулась моей руки. — Ничего страшного. Я забуду об этом через неделю, — сказала она. — Алекс, ничто никогда не избавит тебя от воспоминаний о том, как взрослый гребаный мужик нанес тебе правый хук в челюсть. Она встала передо мной и протянула руки к моему лицу, пока у меня не осталось выбора, кроме как поднять его. Ее челюсть покраснела там, куда угодил мой кулак. К утру на ней появятся синяки. Постоянное напоминание о том, что я сделал. — Я в порядке. В шоке, но в порядке. — Ты не можешь быть чертовски серьезной прямо сейчас. — Да ладно тебе. Ты тоже это чувствуешь, — сказала она, опуская на меня глаза. — Весь этот страх и адреналин. Это как… напалм (прим.перев.: Загущённый бензин, горючий продукт, применяемый в качестве зажигательных и огнемётных смесей) в организме. Я даже не чувствую своего лица. Сейчас это было так. Но через час, когда адреналин уступит место рациональным мыслям… — Алекс… — Давай же. Это был глупый маленький ничего не значащий удар, Брейкер. — Ты не будешь думать, что это был глупый маленький пустячный удар, как только отойдешь от шока. — Неважно. Все закончилось. Я могу ударить тебя, чтобы свести счеты, — сказала она, одарив меня странной маленькой улыбкой, — но я почти уверена, что твоя челюсть сделана из гранита. Это, вероятно, причинит мне больше боли, чем тебе. Она пыталась утешить меня. Это было нелепо. Я был тем, кто должен был утешать. Я был тем, кто пересек черту. Мне нужно было попытаться все исправить. — Ты можешь ударить меня в любое время, когда захочешь. Но до тех пор, почему бы нам не убраться отсюда к чертовой матери? — сказал я, протягивая руку к двери. И она не вздрогнула, когда я поднял руку. Я воспринял это как хороший знак. Она не боялась меня. Это было то, с чем можно было поработать. — Только если ты снова приготовишь. Я умираю с голоду, — сказала она небрежно, как будто мы только что не пережили самый странный опыт в нашей жизни. — О, — сказала она, оборачиваясь на верхней ступеньке и глядя на меня. — Да. И я дала Шотеру нож. Глава 10 Алекс Я не совсем уверена, чего я ожидала от этой встречи. Но что бы я ни имела в виду, ну, это было далеко не так странно, как то, что произошло. С Лексом, который вел себя странно и официально. С Шотом, который, казалось, больше заботился о моей жизни, чем о своей собственной, хотя он совсем меня не знал. Думаю, какая-то часть меня думала, что Лекс набросится на меня, как только я войду. Я ожидала гнева. Ненависти. Злобы. Но ничего этого не было. И в этом не было никакого смысла. Это не вписывалось в его личность. И, поверьте мне, я знала все о его личности. Я могла бы провести психологическую оценку, я так хорошо его знала. Когда он узнал, что кто-то работает против него, ну, скажем так, он никогда не воспринимал эту новость хорошо. Меня должны были избить и вытащить оттуда. К тому времени, когда оружие, наконец, будет поднято, я планировала уже быть в состоянии передозировки героина, какой бы она ни была. Что-то было не так. И сейчас я больше не могла об этом беспокоиться, потому что Шотера заставили встать на колени и произнести свои последние слова, и я просто… не могла этого допустить. Я не знала его, но он проявил ко мне, совершенно незнакомому человеку, доброту. Я не могла позволить Брейкеру потерять своего лучшего друга. Из-за меня. Ни в коем случае. Поэтому я сделала самую глупую вещь, которую женщина могла сделать с таким мужчиной, как Лекс Кит. Я закричала на него. Я унизила его. И он даже не клюнул на приманку. Да, что-то было серьезно не так. Брейкер подошел ко мне. Он замахнулся рукой. Я приготовилась к этому. Но, в конце концов, к чему-то подобному не готовятся. Раньше меня никогда не били по лицу. Пощечина? Конечно. Но удар? От огромного, гигантского мужчины? Нет. Так что, хотя я и предполагала, что это будет неприятно, реальность оказалась такой, о какой я и думать не могла. Секунда контакта вызвала взрыв боли, которая, казалось, излучалась, заставляя все мое лицо пульсировать, когда я почувствовала, что начинаю падать. У меня хватило присутствия духа подготовиться к падению как раз вовремя, едва не врезавшись при этом в Шотера. Моя рука потянулась к лицу, пока мой разум пытался думать сквозь боль. А потом Шот протянул мне руку. И я вспомнила о ноже. Он взял его с едва заметной улыбкой на губах. Просто призрак улыбки с огоньком в глазах, когда он засовывал его в ботинок, как это сделала я. А потом все исчезло. И почему-то в вагоне поезда было больше напряжения, чем с тремя плохими парнями в нем. Потому что Брейкер выглядел так, словно у него внутри что-то сломалось. Он не был таким человеком. Из тех, кто использовал свою силу против женщин. И он не мог примирить эту реальность с тем представлением, которое у него было о себе. Что ж, ему просто придется с этим смириться.