— Я загладил свою вину перед тобой? — Ты про что? — Я приму это как «да», — усмехнулся он и схватил меня за задницу, крепко сжимая ее. — Давай, — сказал он, вставая и прижимая меня к себе, — давай приготовим тебе немного еды. — Еда? — спросила я, отодвигаясь от его шеи, чтобы посмотреть на него, когда он прошел на кухню, опустил меня на стойку и сделал шаг назад. Он улыбнулся, прижимаясь бедрами к моим коленям, пока мои ноги не раздвинулись автоматически. — Да, куколка. Еда. Я собираюсь накормить тебя, а потом буду трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь нормально ходить в течение недели. Ну что ж. Глава 11 Алекс Некоторое время он работал молча, нарезая картофель, бросая его на сковороду с чесноком и оливковым маслом и бросая стейк в жаровню. Я наблюдала за происходящим с каким-то зачарованным удивлением. Во-первых, потому что у меня не было абсолютно никаких кулинарных навыков (если только приготовление рамена не считалось. Что, я почти уверена, не так). А также потому, что было почти забавно видеть кого-то вроде Брейкера — огромную, неповоротливую массу мышц и тестостерона, делающую что-то, что не связано с массовыми убийствами и хаосом. — Расскажи мне, почему ты хочешь убить Лекса, — неожиданно сказал он, его тело было наполовину повернуто ко мне, когда он стоял у плиты, перемешивая картофель, пока тот шипел. Может быть, это была глубокая усталость, которая накапливалась. Или странное тяжелое и удовлетворенное опьянение после оргазма, но я даже не думала о том, чтобы не отвечать или уклоняться от ответа на этот вопрос. — Из-за него моя мать покончила с собой, когда мне было шестнадцать. Брейкер бросил деревянную ложку в сковородку и повернулся, чтобы посмотреть на меня. — Что? Это было такой вездесущей частью моей жизни так долго, что мне даже не приходило в голову, что это шокирующая вещь — знать это. Но тут был Брейкер, самый большой и крутой парень, которого я когда-либо встречала, выглядевший абсолютно пораженным этой новостью. Я почувствовала, как мои плечи слегка дернулись, отодвигая образ ее в той ванне в сторону. — Давай просто скажем, что когда-то давным-давно Лекс наложил лапы на мою мать. И она так и не оправилась по-настоящему. Она всегда была очень хрупкой. Физически и эмоционально. Я никогда не понимала почему, пока не нашла ее в тот день после школы. Она взяла бутылочку обезболивающего, оделась и легла в ванну. — Алекс… — его голос прервался странным скрипучим шепотом. — Именно тогда я нашла записку. Что на самом деле было больше похоже на письмо на шести страницах, исписанных с обратной и лицевой стороны, объясняющее, что с ней случилось. — Что с ней случилось? — спросил он, оставаясь на месте, как будто, возможно, чувствуя мою потребность в пространстве. Это была не та история, которой я делилась. Не полностью. Я поделилась лакомыми кусочками с Гленном, когда он предложил мне помочь, значительно отредактировав кровавые подробности. Но на этот раз я не хотела этого делать. Я хотела очистить все это. Может быть, из-за того, как жил Брейкер, я думала, что он поймет. Или из-за его спокойной силы я думала, что он сможет справиться с мрачной реальностью. Но какова бы ни была причина, я позволила этому выплеснуться наружу. — Моя мама была такой же, какой я была после ее смерти, жила в приемной семье. Но она попала туда, когда ей было восемь. Ее родители были заядлыми наркоманами, и ее забрали. Когда ей было шестнадцать, она жила в детском доме. И Лекс Кит тоже. При этих словах рука Брейкера взметнулась, чтобы выключить плиту, его бровь приподнялась. Я догадывалась, что история пребывания Лекса в системе не была широко известна. — И, хочешь верь, хочешь нет, они стали друзьями. Моя мама, — сказала я, проводя рукой по своим наполовину сухим волосам, — была действительно красивой. Она… могла бы стать моделью, если бы вела другую жизнь. Может быть, именно это и привлекло его к ней. Или, может быть, дело было в ее мягкости. Она всегда была слишком мила для своего же блага. Однако, насколько я могу судить, они были всего лишь друзьями. Он был для нее как старший брат или наставник, помогал ей пройти через систему. Кто знает… Может быть, тогда Лекс не был тем монстром, которым он оказался. Судя по ее рассказу, он был к ней только добр. — До определенного момента, — продолжил Брейкер. — Пока ей не исполнилось двадцать. Лекс исчез из ее жизни, примерно на три года. Она нашла работу в закусочной, у нее была маленькая квартирка. Она пыталась наладить свою жизнь. А потом однажды ночью к ней пришёл Лекс. Взрослый. Более уверенный в себе. И он подошел прямо к ней и вытащил ее из закусочной, сказав, что ей больше никогда не придется работать. Она собиралась пойти с ним, и он собирался позаботиться о ней. — Я покачала головой, глядя в затемненное окно. — Как ты можешь себе представить, идея Лекса заботиться о ком-то была извращенной. — Алекс, ты не должна… — Он отвез ее к себе домой, избил и изнасиловал, — продолжила я, нуждаясь в том, чтобы выговориться. — Не только в ту ночь. Каждую ночь. В течение многих лет. — Господи Иисусе. — Как я уже сказала, она была мягкой и милой. И когда он не издевался над ней, он заботился о ней. Так что она была как бы в ловушке. Потом он, знаешь… медленно поднимался, и я думаю, что стресс делал его все более и более жестоким, пока однажды ночью он не избил ее почти до потери сознания, и она отправилась в больницу за помощью. Был детектив, который действительно старался изо всех сил ради нее, увез ее, нашел ей безопасное место, помог ей попытаться вернуть ее жизнь в прежнее русло. — Лекс просто… оставил ее? — Я думаю, он просто не мог ее найти. Она исчезла из поля зрения. В конце концов, я думаю, он перешел к другим целям. Поскольку она никогда не выдвигала обвинений, я думаю, он решил, что она больше не стоит его времени. — Она продержалась шестнадцать лет? — спросил Брейкер, сдвинув брови. — Может быть, это было для меня. Эгоистичная часть меня хочет в это верить. Что она пыталась заботиться обо мне, пока я не стану достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Это могло быть частью всего этого. Потому что у нее все было хорошо. Не очень хорошо. У нее были проблемы с сохранением работы и налаживанием нормальных связей, но она улыбалась и смеялась. Может быть, не каждый день. Но она делала это, и это не было принуждением. Она пела мне. У нас ничего не было, но мы были друг у друга, и во многих отношениях этого было достаточно. Во всяком случае, я так думаю… Я думаю, что было что-то, что вызвало ее реакцию в тот день. Она была неуравновешенна в своем настроении, склоняясь больше к паранойе, чем к депрессии, всегда боялась, что со мной что-то случится… но она не была склонна к самоубийству. Я была в школе, так что не знаю, что она делала в тот день. Она не работала. Может быть, она собиралась на собеседование или что-то в этом роде. Я думаю, она увидела его. Я думаю, именно поэтому она это сделала. Она увидела его и испугалась, что он придет за ней. Придет за мной из-за нее. Она не могла пережить это снова. Я понимаю, почему она это сделала. — Ох, куколка, — сказал он, качая головой, подходя ко мне, пока снова не оказался у меня между ног и обхватил меня руками за спину и прижал к себе. Это было совсем другое, чем то, объятие раньше. То, которое я дала ему, неловко обняв за плечи. Это был полный контакт. Это были тела, соприкасающиеся повсюду. Это он одалживал мне часть своей силы. И я просто… растворилась в нем. Кто бы мог подумать, что что-то такое ручное и будничное, как объятие, может быть таким приятным? Я сделала глубокий вдох, вдыхая его, затем медленно поползла назад, чувствуя себя неловко. Что-то происходило между нами. Я не знала, что это было, но какой-то чистый, первобытный инстинкт подсказал мне сделать это. — Так ты меня кормишь или как? — спросила я, пытаясь слегка рассмеяться. Брейкер посмотрел на меня сверху вниз, его брови на мгновение сошлись вместе, прежде чем он отступил. Он снова включил картошку и посмотрел на стейк. — Так вот почему ты хочешь убрать Лекса. Из-за твоей матери. — Вот так все и началось, да. Но мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он уже давно делает это со многими разными женщинами. Некоторых он оставил в живых. Многих он убил. Он тоже в каком-то смысле убил мою мать. Просто ему потребовалось почти двадцать лет, чтобы сделать это. Они все заслуживают небольшой мести. — И как ты планировала это сделать? Через экран компьютера? Я решила проигнорировать намек на снисходительность в его тоне и пожала плечами. — Ты был бы удивлен тем, что ты можешь узнать из-за ширмы. Например, независимо от того, какая у него деловая встреча, независимо от того, насколько важны люди, с которыми он встречается, он сделает три перекура. Один. Ты можешь точно определить нужное место и сообщить нужным людям, где оно находится и когда у них будет четкий выстрел… На это он хмыкнул и приподнял мне подбородок, что я не совсем поняла, как истолковать. — Ты также выяснила местонахождение всех его маленьких камер пыток. Он и двое мужчин за закрытой и звуконепроницаемой дверью. Также хорошая возможность застать его врасплох. Ты также выяснила, кто у него в карманах, а кто нет. Как Маллики. Ты знала, что они не с ним. Вот почему ты положила свою коробку в шкафчик в спортзале Шейна. — Вот именно. Я имею в виду, что я могла бы пойти к Приспешникам или к тем чудакам на холме… — Хейлшторм, — сказал Брейкер, глядя на меня через плечо. — Почему ты этого не сделала? — Ну, потому что Приспешники выглядят так, как будто они были бы счастливы снести мне голову, если бы я попыталась даже договориться о встрече. И Хейлшторм, ну, я имею в виду… тебе приходилось видеть это место? — спросила я, думая о контейнерах, в которых они жили, работающих на солнечной энергии и защищенных огромным забором, вооруженной охраной и дрессированными собаками. — Я работал с Ло в прошлом году, — спокойно сказал Брейкер, произнеся имя их лидера, как будто это было пустяком. Когда Ло была известна на улицах как «обычный старый сумасшедший ублюдок»… что бы это ни значило. — Они не такие чокнутые, как кажутся. Действительно хорошо обученные наемники. Много бывших военных. — Несмотря ни на что. Они жуткие. Маллики, может, и ростовщики, но они вполне нормальные люди. — Очевидно, ты никогда не видела их за работой. Я закатила глаза. Как будто небольшое повреждение коленной чашечки напугало бы меня после всего того дерьма, которое я видела. — Я тоже никогда не видела тебя за работой. И ты вполне нормальный. — Я… нормальный? — спросил он оскорбленным тоном, поворачиваясь ко мне с перчаткой для духовки на руке, и я почувствовала, что смеюсь. — О, извини, — протянула я, все еще смеясь. — Ты действительно ужасен, стоя на своей кухне с рукавицей для духовки и деревянной ложкой. Меня трясет. — Женщина, — сказал он, его голос был жестким, когда он потянулся к духовке, схватил сковороду для жарки, затем с грохотом опустил ее на плиту, отключив ее, а также конфорку под картофелем. А затем он сделал шаг в центр комнаты, завел руку за спину и снял футболку. Теперь было много слов, чтобы описать то потрясающее совершенство мышц, которое встретило меня. Накаченный. Мускулистый. Восхитительный. Вызывающий слюноотделение. Человек-конфетка. Черт возьми! Но наиболее подходящим, по-видимому, было: срань господня. — Приступим, — требовательно сказал он, его голос был еще глубже, чем обычно. Затем он быстро расстегнул пуговицу и молнию на джинсах. — Я, эм, думала, что ты собираешься… накормить меня сначала, — пробормотала я, чувствуя одновременно прилив желания, настолько сильного, что это было чудом, что я не растаяла, превратившись в лужицу. — Еда может подождать. Снимай эту футболку и иди сюда, — сказал он, стягивая джинсы с бедер. Я наблюдала, слишком потрясенная, чтобы двигаться и выполнять инструкции, когда он вышел из штанов и стоял посреди своей кухни в черных боксерах, которые никак не скрывали его эрекцию. Я потянулась к подолу футболки, когда он двинулся, чтобы снять свой последний барьер одежды. И, ну да, мои руки онемело опустились по бокам. Потому что вид такого обнаженного мужчины, как Брейкер, требовал полной концентрации. И кроме того, если я стяну футболку через голову, он скроется из виду. Конечно, только на секунду, но секунда была слишком долгой. Потому что он был похож на ожившую греческую статую. Каждая мышца, сухожилие, вена на своем месте. На животе у него был приподнятый белый шрам, тянувшийся на три дюйма вниз. Еще один круглый у бедра. А потом, ну, там был его член. Было ли уместно пялиться? Я не знала. Мне было все равно. Я уставилась на него. Потому что он был идеален. Длинный, толстый и стоящий по стойке «смирно». И внезапно мне захотелось обхватить его рукой. Я хотела почувствовать его. Я хотела услышать, как его дыхание становится прерывистым. Я хотела показать ему хотя бы половину того, что он показал мне раньше. И почему-то я была слишком погружена в свои маленькие фантазии, чтобы заметить, что он пошевелился.